— Милостивые государи, — стараясь говорить спокойно, начал Пятов. — Ваше собрание состоялось для рассмотрения моего проекта. Вам следует решить, принять его или отвергнуть, не касаясь личности. Между тем я нахожусь здесь, как подсудимый, которого стараются изобличить в злом умысле, а не как человек, предлагающий своему отечеству миллионные сбережения. На меня со всех сторон сыплются насмешки. Но одних насмешек недостаточно, чтобы доказать мне мою ошибку, требуются научные и практические факты. Факты, а не голословные возражения. Все, что мною было выслушано здесь, я для пользы дела предаю забвению… Я полагаю, что вы должны серьезно отнестись к делу, как того требуют интересы нашего отечества. Или они вас нимало не волнуют?

— А каким фактом вы, милостивый государь, докажете выгодность вашего проекта? — спросил один из горных инженеров.

— Я могу вам указать завод, где мною этот проект уже давно осуществлен…

— Ну, а почему, господин изобретатель, вы не захватили показать нам хоть одну плиту? — с издевкой спросил кто-то.

— А как насчет маховика? Он получился такой большой, что не влез в чертеж? Или вы боялись, что он разлетится даже на бумаге? — спросил под общий смех другой инженер.

— Позор, господа, — воскликнул Невельской.

В этот момент зазвенел колокольчик, и Матюшкин решительным тоном произнес:

— Я, как председатель, объявляю, господа: решение вопроса откладывается до возвращения из Англии его высочества. А теперь перерыв, после чего мы договоримся о дальнейшей работе. Что же касается предложения господина Пятова по цементации брони, то нами будет направлено специальное отношение в артиллерийский департамент с просьбой изготовить такие плиты и испытать их.

Шум отодвигаемых кресел заглушил последние слова председателя.

Остаток дня и весь вечер Пятов бродил по Петербургу. «Несмотря на все моральные истязания, я не упаду духом, нет! — убеждал он сам себя. — Я арендовал завод, теперь займу денег и куплю оборудование. Вопрос открыт до приезда его высочества; великий князь, конечно, разрешит его в мою пользу, в пользу России. А эти господа — не Россия! — вслух уже, гневно заключил он.— Не все потеряно. Ведь пока одна Россия владеет секретом нового способа изготовления брони…»

Перерыв окончился, и члены комитета снова собрались в зале заседаний. Первым слово взял Русилович.

— Господа, обмен мнений показал, что проект господина Пятова вызывает самые разноречивые оценки, хотя большинство и считает его абсурдным. В связи с этим я предлагаю провести самую авторитетную и беспристрастную консультацию.

В ответ послышались одобрительные возгласы.

— Я в свою очередь категорически требую того же самого, — откликнулся Матюшкин.

— А поэтому, господа, — предложил Русилович, — необходимо немедленно через посредство наших морских агентов узнать мнение об этом проекте лучших заводчиков Англии, Бельгии и Швеции. Международные консультации, господа, — это тот воздух, без которого задохнется всякая национальная промышленность.

— Верно, — подтвердил Матюшкин, — я не могу допустить несправедливых нападок на важный проект господина Пятова. А это наиболее авторитетная консультация.

— Я не согласен с этим предложением, — решительно заявил Константинов. — Имею на этот счет слишком печальный опыт. Лет пятнадцать назад я разработал принцип и схему прибора для измерения скорости полета снаряда. Будучи в Лондоне, я заказал его некоему Чарльзу Уинстону, физику и владельцу мастерской. Но прибор оказался негодным. Такая же неудача постигла и французского мастера Бреге. В Петербурге я изменил конструкцию и, наконец, добился успеха. Каково же было мое возмущение, когда год спустя я прочел мемуары Бреге, где он все заслуги по созданию прибора приписал себе. С ним в публичный спор вступил Уинстон. Я же в обоих случаях был выставлен всего лишь как заказчик. Через год мне довелось быть за границей, и я со всей решительностью выступил в защиту русского первенства в этом деле, принудив Бреге и Уинстона к признанию. Последний, между прочим, отлично зная коммерческую сторону таких дел, своевременными заявлениями, патентами, лекциями, умением приобрести поддержку прессы и покровительство влиятельных особ упрочил свое мнимое авторство в весьма многих открытиях. Вот почему я сейчас категорически возражаю против подобной консультации, пока изобретение не опубликовано и первенство не утверждено за Россией.

— Разрешите сказать еще два слова, Федор Федорович, — вмешался Невельской. — Подумайте, господа, что мы делаем! А если проект хорош? Получится, что мы разгласили военный секрет. Этого нельзя допустить. Вопрос идет о морском могуществе России. Сейчас мы, может быть, собираемся своими руками отдать врагу победу в будущей войне.

— Вы слишком сгущаете краски, — с раздражением ответил Русилович. — И вообще вы не логичны. Вы высказываете необоснованные подозрения по адресу известных заграничных специалистов. Но по одному печальному случаю судить нельзя. С другой стороны, вы не доверяете опыту и знаниям русских инженеров, нам, то есть. Чего же вы желаете — вообще не обсуждать проекта? Но это идет в разрез с приказом его высочества. Я утверждаю, что заграничные специалисты — это прежде всего люди науки, а наука не имеет родины. Наконец, я знаю в Петербурге многих представителей иностранных фирм. Это порядочные люди и очень знающие инженеры. Не далее, как месяца три назад, я, например, познакомился…

— Я настаиваю на международной консультации! — перебил его раскрасневшийся Максутов и, сделав широкий жест рукой, с пафосом воскликнул. — Там истинный прогресс, там истинная наука! Надо иметь мужество признать это!

— Ложь! Оскорбительный поклеп на русскую науку! — загремел выведенный из терпения Константинов.— Нельзя, господа, нельзя так поступать!

— Но что же делать, господа? — с ноткой сомнения спросил Матюшкин. — Мне в принципе решительно нравится предложение Генриха Адамовича. Вы, кажется, действительно сгущаете краски, Константин Иванович. В конце концов можно проголосовать.

— Одну минуту, господа, — воскликнул Невельской, — у меня есть следующее предложение. Составим для иностранных заводчиков вопросник по проекту господина Пятова, но так, чтобы из него не была ясна ни одна техническая деталь проекта. Только принцип!

— Великолепно! — обрадовался Русилович, — так и надо сделать, Федор Федорович.

Заседание вскоре окончилось. Утомленные многочасовыми дебатами члены комитета разъехались по домам.

Прощаясь с Константиновым, Невельской грустно сказал:

— Решение плохое, Константин Иванович. Но, если бы не мы, было бы еще хуже. Утешимся хоть этим.

В ответ Константинов только махнул рукой….

…Идея Пятова отправилась в путешествие через всю Европу к Британским островам.

Рано утром за грядой невысоких свинцовых волн возникла на горизонте еле заметная, узенькая черточка. На фрегате все засуетились. Вахтенный офицер подозвал только что поднявшегося на палубу Сокольского и, передавая ему подзорную трубу, сказал:

— Смотрите, лейтенант, — Англия. Можете первым доложить об этом генерал-адмиралу.

— Его высочество еще спит, — ответил Сокольский, пристально рассматривая горизонт.

Берег приближался. Скоро стали видны церкви, небольшие домики селений, группы деревьев, очертания коттеджей, ярко-зеленые холмы и луга.

Фрегат подходил к устью Темзы. Команда уже закончила уборку, смолкли боцманские дудки, матросы надели белоснежные рубахи, у орудий встала прислуга. Офицеры в парадных мундирах нетерпеливо разглядывали живописные, но однообразные ландшафты. Генерал-адмирал, окруженный свитой, стоял на мостике рядом с командиром. Около вахтенного офицера появился молчаливый англичанин-лоцман.

Берега Темзы стали сближаться. Парусные суда и пароходы всевозможных типов и размеров поднимались и спускались по реке. То и дело мелькали небольшие белые яхты. Русский красавец-фрегат, стройный и легкий, сверкающий свежей краской и надраенной медью, привлек всеобщее внимание.