Генерал-адмирал медленно прохаживался, заложив руки за спину, по своему просторному кабинету. В окно виднелось лондонское пасмурное небо и гигантское скопище темных, блестевших от дождя крыш, разрываемое блеклыми зелеными пятнами скверов. Над Темзой тянулась дымная пелена, сквозь которую проступали черные силуэты снующих по реке пароходов. Город казался какой-то расплывшейся темной акварелью, вставленной в оконную раму.

Когда Путятин вошел в кабинет, генерал-адмирал сидел за столом и нетерпеливо барабанил пальцами по ручкам кресла.

— Ну, наконец-то граф, — воскликнул он. — Садитесь. Рассказывайте о ваших впечатлениях от поездки.

— Впечатления самые приятные, ваше высочество. Заводы «Атлас» господина Броуна колоссальны. Но он продолжает их расширять, став главным поставщиком брони для английского флота. Уже преступлено к постройке шестидесяти новых печей, двадцати паровых котлов и двадцати одного парового молота. Господин Броун проявляет себя прекрасным организатором, работа кипит, и фирма завоевывает всемирную известность.

— Итак, — решительно сказал великий князь, — дело можно считать оконченным. Весь заказ, как и последующие, передадим этой фирме. Прошу вас быстрее выполнить все формальности. Англия мне уже основательно надоела…

Все эти дни Сокольский находился в подавленном настроении. После посещения Вульвичского арсенала он получил строгий выговор от генерал-адмирала за то, что вовремя не напомнил ему об изобретении Пятова. Если бы Сокольский знал, что морской комитет пришлет Путятину этот проклятый вопросник! Но главная причина его мрачного настроения заключалась не в этом. Какой-то внутренний голос подсказывал молодому офицеру, что опыт в Вульвиче убедил всех, кроме Броуна, который его специально для этого и организовал. Сокольский заметил и ту снисходительность, которая появилась в улыбке Броуна, и возросшее высокомерие со стороны английских офицеров, приставленных к генерал-адмиралу на время его пребывания в Англии.

Последнее особенно возмущало Сокольского. Его возмущала не только наглость англичан, но и удивительная робость и уступчивость со стороны некоторых русских офицеров из свиты великого князя. Проходя однажды через приемную в кабинет генерал-адмирала, он услышал, как один из англичан заносчиво говорил Глебову:

— Сколько бы брони ни получил ваш флот, ему все равно не сравняться с британским. Россия не морская держава. Какие у вашего флота традиции? Есть ли они? А история? Одним словом, надо сначала научиться плавать и не пугаться соленой воды, а потом уже думать о броне…

Глебов слушал, смущенно улыбаясь. Сокольский подошел к англичанину и резко, сказал:

— Вам следовало бы, милостивый государь, знать хотя бы свою собственную историю. Ведь ваш флотоводец лорд Нельсон все время учился у русских флотоводцев; у адмирала Ушакова, в частности. О таком слыхали? Это он взял неприступную, по мнению Нельсона, крепость Корфу. Ну, а что касается последней войны, то почему покончил самоубийством ваш адмирал Прейс, командовавший тихоокеанской эскадрой? Почему сместили адмирала Нэпира, возглавлявшего кампанию в Балтике? Не известно ли вам также имя Нахимова, хотя бы после Синопа? Я мог бы рассказать вам многое о славных победах русского флота еще во времена Петра Первого… За последние полвека русский флот держит мировое первенство в деле географических открытий и исследований. За это время русскими было совершено около сорока кругосветных плаваний, больше, чем это сделали флоты всех остальных государств, вместе взятые. У нас есть история, традиции, подвиги, сударь!

Сокольский весь дрожал от негодования, глаза его блестели, а на щеках проступили красные пятна. Он готов был продолжать этот спор без конца, в голове мелькали все новые и новые факты, имена, названия, такие яркие, убедительные, разящие.

Теперь настала очередь англичанина смущенно улыбаться и разводить руками.

Но тут Сокольского вызвали к генерал-адмиралу и разговор сам собою прекратился.

— Лейтенант, приказываю срочно готовиться к отплытию в Россию, — сказал ему великий князь. — Наш фрегат выйдет в море через два дня. Поставьте в известность об этом, кроме адмиралтейства, еще министерство иностранных дел. Я разрешил им отправить на фрегате дипломатического курьера в Петербург со срочным пакетом для посольства.

…Под носом фрегата пенился и кипел бурун. Кругом, насколько хватал глаз, колыхались свинцовые волны Северного моря. Фрегат «Генерал-адмирал» спешил в Россию…

Как большинство его коллег и соотечественников в Петербурге, Гобс был полон самого глубокого презрения к русским, да, собственно, и к народам всех других стран, где ему довелось бывать. Любые особенности быта и нравов этих народов принимались им как свидетельство варварства и неразвитости.

Гобс пользовался репутацией одного из самых опытных и ловких представителей английских фирм в Петербурге. После окончания войны прошло всего три года, по Гобс не только сумел за это время установить крепкие связи и важные знакомства и добиться ряда очень выгодных заказов от русского ведомства, но и собрать много сведений о последних изобретениях и усовершенствованиях в металлургическом производстве, в частности, на уральских заводах. Много ценного, например, сообщил ему продажный петербургский журналист Фелюгин, которого Гобс в свое время отправил специально для этой цели на Урал. По его заданию Фелюгин побывал и на Холуницких заводах и сообщил Гобсу об опытах, которые ставил там Пятов.

Англичанин сразу оценил огромную важность последнего сообщения и с тех пор внимательно следил за управляющим Холуницкими заводами, решив пока что ничего не сообщать хозяину. «Яблоко срывают только, когда оно созреет», — сказал себе Гобс. Когда Пятов появился в Петербурге и подал докладную записку о своем изобретении в морской ученый комитет, Гобс вовремя узнал об этом от поручика Русиловича, считавшегося видным специалистом в металлургическом производстве. Гобс полагал, что он достаточно хорошо изучил заносчивого, честолюбивого и не очень умного Русиловича. Хитрый англичанин подал ему мысль заняться изобретением нового способа производства корабельной брони, заранее готовя в его лице активного соперника Пятову. И здесь его расчет оправдался. Гобс, кроме того, сумел внушить Русиловичу идею о целесообразности консультаций иностранными заводчиками различных, сделанных в России изобретений, и это также дало результаты в затеянном Гобсом деле. Но Гобс на этом не остановился. Он рассчитывал использовать Русиловича и на другом, более важном этапе, и тут его постигла жестокая неудача.

Камердинер доложил о приезде Русиловича в тот момент, когда Гобс, только что позавтракав, вошел в свой кабинет.

— Я к вам с новостями, сударь, — весело сказал Русилович, пожимая Гобсу руку и усаживаясь в кресло.

— Я весь внимание, мой друг, — ответил Гобс, закуривая.

Русилович на минуту задумался, разглядывая свои полированные ногти.

— Видите ли, милостивый государь, — медленно начал он, — в морской ученый комитет только что поступили отзывы иностранных заводчиков о проекте того самого Пятова, о котором я вам на днях рассказывал. Отзывов всего четыре, два из Швеции, от заводчиков Карлсунда и Розена, и два из Бельгии, от Даллеманя и Дюпре. Их сообщил наш морской агент в этих странах граф Лобанов- Ростовский. Отзывы прелюбопытные, позволяющие истолковать их двояко.

— Что же вы теперь думаете предпринять? — озабоченно спросил Гобс, после того как Русилович изложил ему подробно содержание отзывов. — Ведь у вас, если не ошибаюсь, готовится свой проект брони, и его судьба зависит от судьбы этого.

Русилович усмехнулся и самоуверенно возразил:

— Проект Пятова будет отвергнут. Решающую роль здесь сыграют кроме этих отзывов еще и опыты в Англии и высокая стоимость опытов по этому проекту. — Он взглянул на часы и внезапно заторопился. — Боже, я забыл, что опаздываю. Ведь я заехал к вам ровно на минуту, только выполнить вашу просьбу и рассказать о полученных отзывах.