Но он не останавливался.

В конце концов, слава Герольдам, Газ скомандовал «стоп». Каладин вздрогнул, запнулся и едва не упал.

— Поднять! — проревел Газ.

Люди подняли мост, руки Каладина свело — слишком долго они оставались в одном положении. Мостовики, находившиеся внизу, шагнули в сторону и схватили рукоятки по бокам.

— Опустить!

Очень неудобно и трудно, но у этих людей был большой опыт. Мост не перевернулся, и они поставили его на землю.

— Толкай!

Каладин растерянно отступил назад, а остальные налегли на боковые и задние рукоятки моста. Они находились на краю трещины, через которую не было постоянного моста. По краям от них другие бригады тоже толкали мосты вперед.

Каладин оглянулся. Армия, две тысячи человек в лесном зеленом и чистом белом. Двенадцать сотен темноглазых копейщиков, несколько сотен кавалеристов на редкой породы, дорогих лошадях. За ними большая группа тяжеловооруженных светлоглазых людей в сверкающей броне, с большими палицами и квадратными стальными щитами в руках.

Похоже, они специально выбрали точку, где расщелина была поуже и первое плато было выше второго. Мост оказался вдвое длиннее, чем ширина расщелины. Газ обругал Каладина, и тот присоединился к остальным, со скрипом толкавшим мост по земле. Когда мост с глухим стуком опустился на другую сторону, мостовики отступили в сторону и дали возможность кавалерии проскакать через пропасть.

Каладин настолько выбился из сил, что не хотел ничего видеть. Он рухнул на камни, перевернулся на спину и лежал, слушая топот солдат, движущихся по мосту. Другие мостовики лежали рядом. Газ, со щитом за спиной, ходил среди бригад, качал головой и называл их бездельниками.

Каладин хотел только одного — лежать, глядеть в небо и забыть обо всем на свете. Однако военная выучка подсказала, что у него может начать сводить мышцы. И тогда обратная дорога будет еще хуже. Выучка… она принадлежала другому человеку, из другого времени. Почти из сумрачных времен. Каладин больше не был им, но все еще нуждался в его опыте.

Застонав, Каладин заставил себя сесть и начал разминать мышцы. Солдаты пересекали Четвертый Мост, высоко держа копья, со щитами в руке. Газ смотрел на них с очевидной завистью, и спрен Каладина танцевала вокруг головы сержанта. Несмотря на усталость, Каладин почувствовал укол ревности. Почему она танцует вокруг этого хвастуна?

Спустя несколько минут Газ заметил Каладина и хмуро посмотрел на него.

— Он спрашивает себя, почему ты не лежишь? — сказал знакомый голос. Человек, который шел рядом с Каладином, лежал недалеко от него и глядел в небо. Старше Каладина, с тронутыми сединой волосами и длинным выдубленным лицом, дополнявшим его дружеский голос. Он выглядел таким же истощенным, как и Каладин.

Каладин продолжал растирать мышцы, не обращая внимания на взгляд Газа. Оторвав куски от своей мешковатой одежды, он перевязал руки и ноги. К счастью, он привык ходить босиком, так что ноги не очень пострадали.

Едва он закончил, как последний из пеших солдат перешел через мост. За ними последовало несколько конных светлоглазых, в блестящей броне. Посреди ехал человек в красных полированных Доспехах Осколков. Они не походили на те, которые Каладин как-то видел — каждые Доспехи были уникальным произведением искусства, — но были сделаны в том же стиле. Богато украшенные латы, соединенные без швов, великолепный шлем с открытым забралом.

В них чувствовалось что-то чужое. Их создали в другую эпоху, когда боги еще ходили по Рошару.

— Король? — спросил Каладин.

Морщинистый мостовик устало улыбнулся.

— Мы можем только гадать.

Каладин повернулся к нему.

— Если бы это был король, — объяснил мостовик, — мы были бы в армии светлорда Далинара.

Имя было смутно знакомо Каладину.

— Он кронпринц, верно? Дядя короля?

— Да. Самый лучший человек и самый достойный Носитель Осколков в королевской армии. Говорят, что он всегда держит свое слово.

Каладин презрительно хмыкнул. То же самое говорили об Амараме.

— Тебе надо было оказаться в армии кронпринца Далинара, парень, — сказал мостовик. — Он не использует людей, чтобы переносить мосты. Не любит использовать по меньшей мере.

— Эй вы, крэмлинги! — заорал Газ. — Подъем!

Мостовики заворчали, но встали. Каладин вздохнул. Короткого отдыха хватило, чтобы понять, насколько он устал.

— Я с удовольствием вернусь назад, — пробормотал он.

— Назад? — удивился морщинистый мостовик.

— Мы что, не возвращаемся?

Его друг горько хихикнул.

— Парень, мы еще не начали. И радуйся, что не начали. Худшее впереди.

И ночной кошмар вступил во вторую фазу. Они перешли по мосту, затащили его на ту сторону и опять подняли на израненные плечи. Потом пересекли плато. На той стороне опустили его на землю и перекинули через следующую пропасть. Армия прошла, и все повторилось сначала.

Не меньше дюжины раз. В промежутках они отдыхали, но Каладин был настолько истощен и утомлен, что короткого перерыва не хватало. Он едва успевал восстановить дыхание, а нужно уже было опять нести.

И от них ожидали, что они будут двигаться быстро. Мостовики отдыхали, пока армия переходила, но потом они должны были обогнать солдат и оказаться перед следующей пропастью раньше армии. Новый знакомый предупредил Каладина, что если они не будут ставить мост на место достаточно быстро, в лагере их выпорют.

Газ отдавал приказы, ругался, бил ногами мостовиков, если они двигались медленнее, и ни разу не дотронулся до моста. Очень скоро Каладин возненавидел костлявого, покрытого шрамами сержанта. Странно, но к другим сержантам он не чувствовал ненависти. В конце концов это их работа — ругать людей и заставлять их двигаться.

Вовсе не это жгло Каладина. Газ послал его на работу без жилета и сандалий. Несмотря на все свои повязки, завтра Каладин будет покрыт шрамами с ног до головы. Он будет настолько изранен и изнеможен, что не сможет ходить.

Газ — просто мелкая душонка. Он рисковал потерять носильщика и не выполнить свою задачу, и только из-за скороспелой злобы.

Проклятый штормом урод! подумал Каладин, черпая у ненависти силу, чтобы выдержать все испытания. Несколько раз, затолкнув мост на место, Каладин падал, чувствуя себя не в состоянии встать снова. Но когда Газ командовал подъем, Каладин каким-то образом заставлял себя встать на ноги. Иначе Газ победит.

Но почему они все время идут? В чем смысл? Почему так далеко? Они должны защищать этот мост, этот драгоценный груз. Они должны остановить небо и идти, они должны…

У него начался бред. Ноги, бежать, один, два, один, два, один, два…

— Стой!

Он остановился.

— Поднять!

Он поднял руки вверх.

— Опустить!

Он шагнул назад и опустил мост.

— Толкай!

Он толкнул мост.

Умирай.

Последнюю команду он отдавал себе сам, каждый раз. Он упал на камень, камнепочка поторопилась втянуть лозы, когда он коснулся их. Он закрыл глаза, больше не думая о сведенных мышцах, и впал в транс, полусон-полуявь, который, казалось, продлился один удар сердца.

— Встать!

Он встал, качаясь на кровоточащих ногах.

— Перейти!

Он перешел, не потрудившись взглянуть на смертоносный провал на другой стороне.

— Тащи!

Он схватился за рукоятку и потянул на себя мост.

— Поменяться!

Каладин молча застыл. Он не понял команды; Газ никогда не давал ее раньше. Солдаты образовывали ряды, двигаясь со смесью робости и вынужденной расслабленности, как люди часто движутся перед боем. Несколько спренов предчувствия — похожие на красные струйки пара, выросшие из земли и вьющиеся по ветру, — отделились от камней и закружились между солдатами.

Битва?

Газ схватил Каладина за плечо и толкнул в начало бригады.

— Эту часть новички проходят первыми, светлость. — Сержант зло усмехнулся.

Каладин молча поднял мост над головой, вместе с остальными. Те же самые рукоятки, но в первом ряду были отверстия, прямо перед лицом, и он мог смотреть перед собой. Все мостовики поменялись местами; те, которые шли впереди, встали назад, а задние — включая Каладина и его морщинистого друга, — вперед.