Он опять махнул молотом.

— Не будет ли Клинок более эффективным? — спросил твердый женский голос.

Далинар застыл, наконечник остался на разбитом камне. Повернувшись, он увидел Навани, стоящую позади рва в синем платье со светло-красным узором; ее сбрызнутые сединой волосы отражали лучи солнца, неожиданно заходившего. Ее сопровождали две юные женщины — не подопечные, а те, которых она «заняла» у других светлоглазых женщин лагеря.

Навани стояла сложив руки, солнечный свет образовал ореол вокруг нее. Далинар неуверенно поднял бронированную руку, защищаясь от света.

— Матхана?

— Работа с камнем, — кивнула Навани, указывая на ров. — Мне не положено судить; работа с камнем — мужское искусство. Однако разве у тебя нет меча, который может резать камень так же легко, как удары сверхшторма над Хердазианом?

Далинар поглядел на камни. Потом опять поднял молот и обрушил его на камни с приятным хрустом.

— Клинки Осколков слишком хороши для того, чтобы ими резать масло.

— Интересно, — сказала она. — Придется напрячься изо всех сил, чтобы понять смысл сего глубокого изречения. Кстати, разве ты не заметил, что большинство мужских искусств имеют дело с разрушением, а женских — с созиданием?

Далинар махнул опять. Банг. Замечательно, насколько легче разговаривать с Навани не глядя на нее.

— Я использую Клинок, чтобы прорезать стороны и середину. Но мне все равно нужно сломать камень. Ты когда-нибудь пыталась поднять каменную плиту, отрезанную Клинком?

— Не могу такого сказать.

— Это не легко. — Банг. — Клинок делает очень тонкий разрез. Камни все еще сжимают друг друга, и двигать их достаточно сложно. — Банг. — Намного сложнее, чем кажется. — Банг. — А так намного лучше.

Навани смахнула с платья несколько каменных обломков.

— И значительно больше грязи.

Банг.

— Итак, ты собираешься извиниться? — спросила она.

— За что?

— За то, что пообещал прийти и не пришел.

Далинар застыл на полувзмахе. Он совсем забыл, что на празднике у короля дал слово встретиться с Навани. Точно, это было в тот день, когда она вернулась из Алеткара. Он ничего не сказал писцам о встрече. Он повернулся к ней, огорченный донельзя. Танадал тоже отказался от встречи, но он по меньшей мере прислал гонца.

Навани стояла сложив на груди руки, безопасная рука внизу, изящное платье горело солнечным светом, губы слегка улыбались. Он почувствовал, что отдал себя в ее власть.

— Мне очень жаль, — сказал он. — В последнее время мне пришлось много о чем подумать, но это не извиняет мою забывчивость.

— Да, конечно. Я должна обдумать, как ты расплатишься за свою оплошность. Но сейчас я пришла сказать тебе, что одно из твоих самоперьев мигает.

— Что? Какое?

— Твои писцы говорят, что то, которое связано с моей дочкой.

Джаснах! В последний раз они общались несколько недель назад; на все свои сообщения он получал крайне немногословные ответы. Если Джаснах погружалась в один из своих проектов, для нее исчезал весь мир. Значит, либо она что-то обнаружила, либо решила немного отдохнуть и восстановить их общение.

Далинар повернулся и взглянул на будущую уборную. Она почти готова. Только сейчас он сообразил, что неосознанно к финалу работы собирался принять окончательное решение. Он дернулся продолжить.

Но если Джаснах хотела пообщаться…

Ему нужно поговорить с ней. Возможно, удастся убедить ее вернуться на Разрушенные Равнины. Он почувствовал бы себя намного увереннее, если бы знал, что после отречения она присмотрит за Элокаром и Адолином.

Далинар отложил молот в сторону — от ударов рукоятка согнулась на добрых тридцать градусов, головка расплющилась — и выскочил из рва. Придется ковать новое оружие — таким молотом Носители Осколков не сражаются.

— Прошу прощения, матхана, — сказал Далинар, — но, боюсь, я должен просить вас отпустить меня. Мне нужно поговорить с Джаснах.

Он поклонился и повернулся, чтобы идти.

— Это мне надо просить тебя об одолжении, — сказала Навани. — Прошло много месяцев с того времени, как я говорила с дочкой в последний раз. Я присоединюсь к тебе, если не возражаешь.

Он заколебался, но не мог отказать ей так быстро после того, как Навани простила его невольное оскорбление.

— Конечно.

Далинар подождал, пока Навани дошла до своего паланкина и уселась в него. Носильщики подняли паланкин и понесли совсем рядом с ним. «Позаимствованные» подопечные засеменили следом.

— Ты добрый человек, Далинар Холин, — сказала Навани с той же озорной улыбкой на губах, с которой сидела во время праздника у короля. — Боюсь, я вынуждена признаться, что ты просто обворожителен.

— Из-за моего чувства долга мной легко манипулировать, — сказал Далинар, глядя вперед. Вести разговоры с Навани — последнее, в чем он сейчас нуждался. — Я это знаю. Тебе не нужно играть со мной, Навани.

Она тихо засмеялась.

— Я не пытаюсь манипулировать тобой, Далинар. Я… — Она на мгновение замолчала. — Да, возможно, у меня есть маленькое преимущество перед тобой. Но я не «играю» с тобой. За последний год ты стал совсем другим человеком. Неужели ты не видишь, какую это вызвало реакцию у короля, кронпринцев, свиты?

— Я сделал все для того, чтобы не возбуждать их любопытства.

— Должна констатировать — это не сработало! — Она наклонилась к нему. — Ты знаешь, почему много лет назад я выбрала Гавилара?

Бах! Ее слова — ее присутствие — как кубок темного вина, вылитый в его кристально прозрачные мысли. Ясность, которую он обрел после тяжелой работы, быстро исчезла.

Почему она ведет себя столь дерзко?

Он не ответил. Вместо этого ускорил шаг, надеясь, что она не захочет больше ворошить прошлое.

Бесполезно.

— Я выбрала его не потому, что ему уготовано было стать королем, Далинар. Хотя именно это говорили все. Я выбрала его потому, что ты меня пугал. Твое внутреннее напряжение… оно пугало и твоего брата, знаешь ли.

Он ничего не сказал.

— И оно никуда не делось, — сказала она. — Я вижу его в твоих глазах. Но сейчас ты вложил его в оружие, и его обнимают сверкающие Доспехи Осколков. Вот что я нахожу в тебе обворожительным.

Он остановился, глядя на нее. Носильщики тоже остановились.

— Ничего не получится, Навани, — тихо произнес он.

— Не получится что?

Он покачал головой.

— Я не обесчещу память брата. — Он мрачно поглядел на нее, и она неохотно кивнула.

Дальше они шли в полном молчании, хотя она время от времени украдкой посматривала на него. Наконец они добрались до его жилого комплекса, отмеченного развевающимся синим флагом с глифпарой кох и линил: первый в форме короны, второй — башни. Рисунок сделала еще мать Далинара; та же глифпара была на кольце с печаткой, которую он носил не снимая. Элокар использовал меч и корону.

Солдаты при входе отдали честь. Далинар подождал, пока Навани не сошла с паланкина, и они вместе вошли внутрь. На стенах ярко светились заряженные сапфиры. Они дошли до гостиной, и он опять поразился, насколько роскошно все это стало за годы войны.

Три клерка и их девушки-помощницы уже ждали его. Все шестеро встали, когда он вошел в комнату. Там же находился и Адолин.

Далинар нахмурился, увидев юношу.

— Разве ты не должен был закончить инспекцию?

Адолин вздрогнул.

— Отец, я закончил ее несколько часов назад.

— Ты что?

Отец Штормов! Сколько же времени я стучал по камням?

— Отец, — сказал Адолин, подходя к нему. — Мы можем поговорить наедине?

Как обычно, белые с черными перчинками волосы Адолина лежали непокорной гривой. Он снял Доспехи Осколков, вымылся и надел модную форму — длинный синий мундир с пуговицами по сторонам и прямые коричневые брюки.

— Сын, я еще не готов поговорить с тобой, — мягко сказал Далинар. — Мне нужно еще немного времени.

Адолин посмотрел на него обеспокоенным взглядом.