После того как британская тайная служба, работавшая в 1963 году с одним немецким чиновником, вскрыла могилу «Мюллера», и после того как патологоанатомы пришли к выводу, что ни одна из найденных костей не может принадлежать Мюллеру, вспомнили о некоторых фактах, которые ранее не принимались во внимание.
Как известно, на закате Третьего рейха все споры сосредоточивались вокруг предложения немцев западным союзникам сотрудничества в отчаянной попытке создать общий фронт против Красной армии. Мюллер был ярым противником этих предложений. Трое людей, находившихся в совершенно разных отношениях с Мюллером, независимо друг от друга описали его усилия, направленные против переговоров с Западом. Об этом свидетельствовали массажист Феликс Керстен, граф Шверин фон Крозиг, министр финансов, который вскоре стал министром иностранных дел в правительстве гросс-адмирала Деница, и шеф разведки РСХА Вальтер Шелленберг. Последний подозревал, что Мюллер затягивает процесс, ожидая, пока русские захватят Берлин.
Рядом с отделом Мюллера располагался кабинет Адольфа Эйхмана, гестаповца, отвечавшего за «еврейскую проблему». Мюллер раздавал удостоверения, которые впоследствии использовали многие эсэсовцы, в течение нескольких последних лет работавших в гражданских фирмах. Он пришел в ярость, когда Эйхман начал махать своим армейским пистолетом, заявляя, что это лучший пропуск к свободе или к смерти. «Этот документ, — возразил Мюллер Эйхману, — нечто большее, чем просто пропуск. Он расскажет нам, где вы находитесь».
Являлась ли новой задачей Мюллера слежка за действиями Братства? Он был членом шайки и знал о разных планах побега. Когда генерал Ганс Кребс, последний начальник штаба Гитлера, намеревался вести переговоры с генералом Василием Чуйковым, командующим 8-й гвардейской армией, его остановили, и он отправился обратно в бункер, где находился труп фюрера. Он отказался стать беглецом, обреченным бродить по свету как преступник.
Убежище, которое Мюллер использовал в последние дни, было не гестаповским бункером, а подвалом, принадлежавшим шефу тайной полиции и расположенным рядом с партийной канцелярией Бормана. В постоянной близости Бормана и Мюллера есть что-то большее, нежели простое совпадение. Это «большее» и вызывало подозрения, которые питал по отношению к Борману адмирал Канарис, пока оставался главой военной разведки. Канарис был «технологом» и, не являясь прозападно настроенным антикоммунистом, с практической точки зрения смотрел на то, что могла сделать в военном плане могучая советская держава. Перспективы его пугали. Его подчиненный — радист из службы контрразведки Вильгельм Флике — прослушивал нелегальные переговоры между Берлином, Швейцарией и Москвой. После двух лет поисков Флике — нашел источник радиопередач на Москву! Передатчик был расположен в министерских зданиях в Берлине! Он продолжил расследование и пришел к выводу, что таким передатчиком мог обладать только Борман. Партийная канцелярия не имела собственной системы радиосвязи между партайляйтером Борманом и его подчиненными… Смерть Флике в 1957 году еще долго порождала догадки и предположения в немецких полицейских кругах. В любом случае ясно, что Флике докладывал о своих подозрениях Канарису. Помощник адмирала Рауль Леверкюн записал слова адмирала о том, что он предельно обеспокоен тем, что у «Красной капеллы» имелись связи в штабе Гитлера, «возможно, с Борманом».
Остальные люди, пришедшие к выводу, что Борман был «коричневым большевиком», строили предположения на необъяснимых событиях, в центре которых находился Борман. Но намекать на подозрения, связанные с Мюллером, было просто опасно. Гестапо повсюду держало своих агентов. Кто бы осмелился вслух произнести имя Бормана, не говоря уже о том, чтобы написать его? Когда перст подозрений указывал в сторону партийной канцелярии, верх брал страх перед тайной полицией. Бормана никто не любил, но в 1942 году Канарис и другие люди, недолюбливавшие Бормана, и представить себе не могли, насколько огромной была его реальная власть. Им пришлось отложить в сторону сомнения в верности Мюллера, — разве не он был самым ярым антикоммунистом в начале тридцатых годов? К несчастью для Канариса, его вольные высказывания против Бормана привели к его казни еще до окончания войны.
После войны к хору обвинений против Бормана присоединились многие известные немцы, но их прошлое часто заставляло относиться к ним с недоверием. Среди них был генерал-лейтенант СС Готтлоб Бергер, который искал у союзников поддержки своих антикоммунистических порывов. Его учреждение издавало военные руководства, в которых русские описывались как недочеловеки. Бергер заявил на процессе в Вильгельмштассе, состоявшемся после военного трибунала в Нюрнберге, что считает Бормана тем, кто «причинил наибольший вред», и что он еще появится в коммунистической Германии под настоящим именем как советский ставленник-комиссар. Бергер оказался одним из многих военных преступников, к которым отнеслись снисходительно — в его случае двадцать пять лет тюрьмы были заменены тремя.
Каковы были преимущества того Братства?
Пропаганда. Большинство старых нацистов не смогли приспособиться к послевоенной необходимости проявлять гибкость. Их поведение раздражало немцев, которые стремились поскорее обо всем забыть. Но Братство поддерживало их. Например, бывшие войска СС оказались неким Комитетом взаимопомощи, сражавшимся на передовой линии борьбы с большевизмом. Когда Берия в 1952 году выступил с проектом объединения Германии, он застал западные державы врасплох: они строили свою политику с позиции силы и вооружали свою зону в Германии. Молодым немцам было стыдно смотреть, как старые пособники Гитлера выступают против России, в то время как им внушали, что перевооружение — это плохо. С одной стороны, им говорили, что гитлеровский режим был злом, а с другой стороны — они видели, что крестовый поход против коммунизма продолжался, но уже в другом обличии.
Шпионаж. Братство организовало шпионскую сеть в антикоммунистически настроенных странах и в Западной Германии. Списки бывших прихвостней, полицейских начальников и прочих гитлеровских преступников оказались бесценной находкой для руководителей коммунистического лагеря, которые могли использовать их в целях шантажа. Сотрудники лагерей смерти, чтобы избежать ареста, получали сертификаты, «доказывающие», что они работали в других местах. В число жертв шантажа входили бывшие эсэсовцы, которых так много оказалось в организации Гелена. Гейнцу Фельфе, Гансу Клеменсу и Эрвину Тибелю, в течение десяти лет «сливавшим» советским службам информацию из федеральной разведки, КГБ пообещало амнистию. Правда, военное руководство запрещало профессионалам, занятым во время войны в немецкой тайной службе, работать на союзную разведку. В то же время обе стороны тайно вербовали их в качестве шпионов. Попытка Отто Йона создать официальный реестр, чтобы не дать послевоенным шпионам просто продавать информацию всем заинтересованным сторонам, быстро провалилась.
Некоторые члены Братства сотрудничали с советскими службами, используя свои каналы и американские деньги. Есть много записей о немцах, которые этим занимались. Военная каста сохранила связи собственного «братства», несмотря на разделение Германии на Восточную и Западную. Другими бывшими нацистами манипулировали и без их ведома.
Всегда оставалась перспектива объединения Германии. У Бонна были причины, как политические, так и экономические, стремиться к этому. Немцы, которые смотрели дальше «холодной войны», предвидели время, когда крупные финансовые интересы в Латинской Америке и крепкие родственные связи с находившимися там немецкими общинами явятся основой нового движения — к новому немецкому империализму. Правда, история распорядилась несколько иначе.
…Первые попытки сотрудничества начались еще при Троцком. После Первой мировой войны его другом был глава немецкой военной разведки полковник Вальтер Николаи. Они сходились во мнении, что Советский Союз должен запретить Германии иметь собственную армию в рамках Версальского мира. Взамен немецкие офицеры предоставляли свой опыт Красной армии. У Германии не было ни танков, ни тяжелой артиллерии, ни военно-воздушных сил, ни военно-морского флота. По Версальскому договору ее крошечная армия насчитывала не более ста тысяч человек. В Советском Союзе же не хватало кадровых офицеров. После того как Троцкого убили, Николаи сохранил свои связи с советскими спецслужбами.
