Генерал-лейтенант СС Шелленберг — маленький щеголеватый нацистский технократ — оказался неосведомленным о планах Бормана на выживание из-за собственных тайных связей с западной разведкой и своих попыток в самый разгар войны выторговать себе право на жизнь в нейтральной Швеции. Он работал в британской разведывательной сети и после войны провел пять лет в приюте для умалишенных в окрестностях Лондона. Приют был идеальным прикрытие для проведения долгих допросов таких людей.
Шелленберг обрел непримиримого врага в лице Гелена, возглавившего службу разведки восточных иностранных армий вермахта, специализировавшуюся на вопросах, касавшихся Советского Союза. Гелен играл на страхах Запада перед коммунизмом и вскоре стал возглавлять организацию, работавшую на американскую разведку. Шелленберг же считал, что он более подходящая кандидатура для таких постов. Сгорая от зависти, он раскрыл заговор, нацеленный на помощь в побеге военным преступникам. Многие из агентов Гелена, содержавшиеся за счет фондов западной разведки, оказались на деле бывшими убийцами из гестапо и СС. В дальнейшем мы рассмотрим эту часть головоломки подробнее.
Шелленберг описал Стивенсону личность Бормана в момент расцвета его карьеры. Этот рассказ можно дополнить некоторыми подробностями его молодых лет. В психоаналитическом докладе союзной разведки основной упор был сделан на то, что Борман потерял отца в возрасте четырех лет и впоследствии чувствовал себя в семье лишним и неприкаянным.
Борман родился 17 июня 1900 года в маленьком городке Гальберштадт в Нижней Саксонии. Его отец был трубачом в военном оркестре. Овдовев, его мать вышла замуж за банкира. В конце Первой мировой войны юношу призвали в артиллерийские войска, но он так и не увидел настоящих боевых действий.
После восьми месяцев военной службы и еще более короткого периода поисков работы он вступил в «Общество борьбы с дерзостью евреев». По его словам, он участвовал в управлении поместьем, присоединившись к семейству местных землевладельцев. Непонятно, как именно двадцатилетний юноша заразился идеями нацизма. Некоторые писатели тех лет проповедовали неотевтонические арийские теории. Монах цистерцианского ордена Ланс фон Либенфальс уже в 1900 году использовал свастику в качестве символа своего ордена новых тамплиеров. Монах издавал книги и памфлеты, повлиявшие и на Гитлера. Они точно встречались, и впоследствии Либенфальс назывался автором некоторых предложений Гитлера по «окончательному решению еврейского вопроса».
Борман был близок к крестьянам и благодаря этому соответствовал представлениям монаха о господствующей расе, растущей на доброй почве. «Эта раса может процветать только без отрыва от земли», — писал Либенфальс. Немцы «чистейшей арийской крови» очищали и укрепляли себя через прямую связь с землей. Евреи якобы испортили чистую арийскую кровь, так как им была чужда эта приверженность к крови и железу. Поэтому евреи должны были быть уничтожены. Он подробно описывал столь страшные способы ликвидации еврейского народа, что интеллигенция никогда не воспринимала его всерьез. Но Борман относился к его идеям серьезно, и позднее его действия превзошли все, что производило на свет воспаленное воображение движимого ненавистью монаха.
То, что в начале века явно являлось плодом испорченной фантазии, через тридцать лет превратилось в ужасную действительность. Прочие теоретики создавали псевдонаучные описания эволюции человечества. К ним, в частности, относился Рихард Вагнер, которого Гитлер просто обожествлял. Борман вырос в обществе, пропитанном мистицизмом, закамуфлированным под новый порядок и истинно научный подход, основанный на революционных идеях Дарвина о том, как обезьяна стала человеком. Идеи превращения немцев в господствующую нацию обладали большой привлекательностью. Борман бредил ими. Как и всякая религия, они служили для него прикрытием в достижении исключительно личных эгоистических целей.
О его любви к деньгам и жажде власти говорил в своем интервью много лет спустя Герхард Россбах.
Россбах возглавлял «Добровольческий корпус» — группу вооруженных добровольцев. Его поддерживала немецкая армия, число регулярных войск которой было ограничено согласно Версальскому мирному договору. Борман стал казначеем этой группы после того, как она сменила несколько названий, чтобы обойти закон. В задачи «Добровольческого корпуса» входило уничтожение слабых, которые, как считалось, были основной причиной всех бед Германии. Также их использовали для борьбы с большевистскими силами на восточной границе. Но молодое правительство республиканской Германии увидело в них угрозу собственному существованию. В 1920 году их объявили вне закона, но к 1923 году они развернули как никогда активную деятельность, когда французы казнили Лео Шлагетера — солдата Свободных отрядов — за промышленный шпионаж. Это произошло в сердце промышленной Германии, оккупированной французами и бельгийцами. Немецкая экономика все больше приходила в упадок. Негодование и национализм побежденного народа обострились до предела.
Внимание организации Россбаха, выдававшей себя, за Объединение профессионального обучения работников сельского хозяйства, привлек один из ее бывших членов — Вальтер Кадов. Он стал первой известной жертвой Бормана, талантливо уничтожавшего тех, в ком он видел соперников. Кадов, молодой школьный учитель, занял из групповой казны, охраняемой Борманом, 30 000 марок. Это — ничтожная сумма, в переводе на современные деньги — около трех евро, но большие деньги для семьи, которая могла в течение недели покупать на них продукты. Борман заявил, что заставит Кадова работать, покуда тот не выплатит долг, но при этом нашептал силовому звену группы, что именно Кадов выдал солдата, расстрелянного французами. Когда учитель вернулся в штаб, его отвезли ночью в лес и избивали, покуда не выбили все зубы и не переломали руки и ноги. Затем ему перерезали горло. В завершение ночной казни ему дважды выстрелили в голову.
Борман за этот наглядный урок предателям был позднее награжден орденом Крови. Нацистским орденом Крови награждались те, кто во времена Веймарской республики отсидел срок в тюрьме. Но в июле 1923 года еще сохранялась какая-то доля законности. Бормана арестовали в Лейпциге, и спустя восемь месяцев он (наряду с другими членами группы Россбаха) предстал перед судом за убийство Кадова. Как следует из судебных записей, Борман действовал в свойственной ему манере: он объявил Кадова предателем и большевиком, обеспечил убийц машиной и оружием. Между тем Кадов не был причастен к казни солдата Свободных отрядов и никогда не высказывал интереса к левым политикам.
Борману удалось избежать серьезного наказания за убийство. Он сделал это с изяществом, которое впоследствии превратилось в его фирменный стиль: «Я ничего не подписывал, вы ничего не докажете». Человек, подробнейшим образом описывавший действия других людей, был достаточно умен и в документах избегал упоминаний о себе. Он не оставил отпечатков пальцев, так как его руки не касались оружия. Даже отпечатки большого пальца, которые в свое время вызвали столько споров, были позднее удалены из записей государственного суда Лейпцигской республики…
Суд приговорил Бормана к году тюремного заключения. Его марионетка, Рудольф Франц Хесс - (не путать с Рудольфом Гессом, бежавшим в Англию), собиравшийся учиться на католического священника, был приговорен к десяти годам заключения. Хесс, принявший удар на себя, так и не смог понять, как Борману удалось это провернуть. Его тюремный срок был сокращен по всеобщей амнистии, и его стали продвигать по службе, в итоге он занял пост коменданта Освенцима. Позже он стал главным представителем СС в концентрационном лагере Дахау в то время, как еще должен был сидеть в тюрьме. Борман продолжал принимать участие в карьере этого массового убийцы.
На начальной стадии Борман вывел для себя принципы, которые впоследствии вели его по жизни: никогда не нести прямую ответственность за принятые им спорные решения, а для этого нигде не оставлять следов и не забывать об интересах тех, кто может тебе помочь либо помешать. Многих из своих жертв он поставил в положение, единственным выходом из которого была смерть. Его страх оставить за собой какие-либо следы оказался настолько сильным, что он уговорил Гитлера подписать приказ, запрещавший фотографирование Бормана.
