Один профессиональный исследователь, привыкший к тому, что приходится сталкиваться с бесконечным разнообразием версий, предупреждает — не следует попадаться на соблазн и безрассудно, отчаянно увлекаться какой-либо одной из них.

Но неужели тайна Мартина Бормана приводит увлеченных поиском от удивления к отчаянию? Неужели она — начинка случайных газетных новостей, основа для ретроспективных статей и хороший сюжет для создателей международных интриг? Да, но она является чем-то гораздо большим, чем все это, вместе взятое. Она — головоломка, которая представляет собой своеобразное отражение самых темных закоулков души современного человека.

Грей был одним из многих людей, затянутых в эту тайну не по своей воле. Стивенсон — еще одним. Мартин Борман пересек ему дорогу почти в конце Второй мировой войны и затем постоянно, год за годом, вновь и вновь появлялся на ней. Он походил на какое-то привидение, которое будет дергать Стивенсона за рукав, пока он не услышит то, что оно хотело заявить. Сказать, что уже в последние дни войны Стивенсон понимал значимость поисков Бормана, будет слишком большим преувеличением. Это не соответствует истине. Проще было охотиться на одинокого беглеца, нежели увидеть всю важность тех преступлений, которые совершил Борман, понять, какое серьезное и коварное влияние он будет оказывать на грядущие события.

Когда Мартин Борман исчез, ему исполнилось сорок пять лет. Это очевидный факт. С ним исчезли и другие виновные. Это тоже факт. Почему же им удалось исчезнуть? Не потому ли, что человечество было слишком потрясено масштабами их преступлений, и казалось, что никто не решится укрывать таких чудовищ? С течением времени стало очевидным, что им удалось бежать, потому что у них имелись тщательно подготовленные планы, блистательно разработанные для того, чтобы обеспечить их убежищем и помочь скрыться. То, что казалось таким простым тогда, когда у Рональда Грея произошла та странная встреча в Фленсбурге, сейчас стало настолько сложным и запутанным, что не поддается описанию. Головоломка распалась на части, а те разбились на мелкие кусочки. И образца, по которому можно собрать их в единое целое, нет. Очевидно, ничто, связанное с Борманом, не может быть названо простым. Каждый кусочек головоломки, независимо от того, насколько он исследован, объяснен и проанализирован, вызывает новые вопросы и погружает в новые глубины. Тень Бормана легла на те годы, что Стивенсон провел в путешествиях с британской военно-морской разведкой в качестве писателя, иностранного корреспондента и продюсера телевизионных документальных фильмов. Эти занятия давали ему возможность смотреть, слушать и задавать вопросы людям в разных частях света, в коммунистических и западных сообществах. Стивенсон не может сказать точно, когда эта возможность превратилась в обязательство…

Стивенсон пытался отделить факты от комментариев. Порой он обнаруживал, что его путь изобилует лжецами и обманами. Но встречались также и документы, и авторитетные заявления, на истинность которых можно было полагаться. К 1972 году стали доступны документы, доказывающие, насколько «планы на будущее», взращенные Борманом, пронизывали наши жизни. В Лондоне нашли папки с документами, хранившиеся в секрете в течение тридцати лет. Они были обнародованы министерством иностранных дел Великобритании, и теперь историки способны составить хотя бы приблизительное представление о периоде открытой фашистской агрессии. В Лондонском архиве ученые могли увидеть 1939–1945 годы во всей их полноте (в Вашингтоне дело обстояло иначе — там Стивенсону сообщили, что материалы разведки никогда не подвергались рассекречиванию, и вряд ли их когда-нибудь откроют).

Рассекречивание британских документов дало многим власть имущим возможность говорить. Стивенсона поразило количество американцев и европейцев, сдержавших свои обещания, данные британской службе безопасности — хранить в секрете свою осведомленность о фашистских операциях. Некоторые из них теперь стремились высказаться, ибо были уверены, что даже самые «точные» документы могут врать. Об этом свидетельствует следующий случай.

Из шести девушек, сброшенных на парашютах в оккупированную фашистами Францию, одна англичанка оказалась единственной выжившей. Остальные пять разведчиц были замучены до смерти. Оставшаяся в живых проследила их судьбы, поговорив со всеми, кто имел отношение к этому делу. Она обнаружила, что девушек преднамеренно принесли в жертву, чтобы сохранить других агентов союзников. Версия, содержавшаяся в официальных документах, оказалась более сглаженной. Из них следовало, что британское правительство не имело ничего общего с хладнокровно разработанным планом, согласно которому девушек снабдили именно той информацией, которую фашисты и должны были у них получить при помощи пыток. Возможно, ставки были столь высоки, а последствия столь серьезны, что пришлось прибегнуть к таким ужасным мерам, чтобы противостоять коварству противника. Но мучается ли от ночных кошмаров изобретатель этого плана?

Еще одна девушка, немка, помогала собирать части головоломки, связанной с Борманом. Когда Борман исчез, она была еще ребенком. Она выросла в страхе перед собственным народом и пришла к выводу, что общество довело до совершенства метод складывания факта к факту, чтобы затем полностью их исказить. Познакомившись с ней, Стивенсон убедился, что когда дело касается различения правды и лжи, женская интуиция может оказаться вполне надежным фактором. Ее звали Беата Кларсфельд. Всякий раз, когда их пути пересекались, она рассеивала мрак, сгущавшийся вокруг Стивенсона.

Но мрак был неизбежен. Все усложнялось желанием поскорее из этого выпутаться. Зачем рыться в кровавых отбросах? В этом не имелось ни малейшего смысла. Западная цивилизация все более походила на отвратительный ночной кошмар. Преследование и истребление слабых и беззащитных подробно описаны в документах, а документы хранятся долго. Из этого источника скорби и печали предстояло еще многое извлечь, но как можно продолжать пить и остаться в своем уме?

Папки с досье на СС, подготовленные международному военному трибуналу в Нюрнберге, заполнили шесть грузовых машин. Печатные отчеты, сделанные на судебных слушаниях в ходе процесса над двенадцатью главными военными преступниками, составили пять миллионов страниц. После двенадцати последовательных американских слушаний в Нюрнберге было опубликовано двадцать четыре тысячи страниц, а еще четверть миллиона осталась ненапечатанной. Те вещи, о которых в них говорилось, должны были отрезвить нас и пошатнуть нашу самодовольную веру в западную цивилизацию. В них рассказывалось о великой германской нации, сделавшей значительный вклад в развитие науки и искусства, но вернувшей в невероятных масштабах рабство и спланировавшей массовое истребление детей, стариков, слабых и немощных, евреев, цыган, славян, расчетливо разграбившей всю Европу и воспитавшей в своих школах мужчин и женщин, специализировавшихся в середине двадцатого века на истреблении миллионов людей.

Документов было в избытке, и они ошеломляли. Ганс Франк сохранил тридцать восемь томов своего дневника, который он вел, будучи генерал-губернатором Польши. Он использовал свое положение, чтобы убивать и грабить. Его дом переполняли шедевры — от пейзажей кисти Рембрандта до золоченых кубков. Солдатам его отрядов было позволено уничтожать любого не немца, проявившего враждебность. Франк вел подробные записи о событиях, которые его коллеги, правившие прочими захваченными территориями, посчитали бы просто рутиной: о детях, разбрасывавших пепел кремированных в лагерях смерти, чтобы было не так скользко; о греческих мальчиках, отправленных в Силезию, где их подвергали экспериментальной кастрации; о девочках, пришитых друг к другу, чтобы сделать из них сиамских близнецов; о том, как половые железы пленных подвергались радиоактивному облучению, что вело к ожогам и пожизненным увечьям; о военнопленных и гражданских, захваченных на «варварских» территориях — в России и Восточной Европе, которых тысячами направляли в трудовые лагеря, где врачи-эсэсовцы ставили эксперименты в так называемых «лабораторных» условиях…