Двумя днями позже Гитлер был мертв, и Борман рассчитывал на законных основаниях стать фюрером четвертого рейха. У него имелись все необходимые документы. После долгого подъема по административной лестнице он достиг верхушки власти. В то время как прочие, не менее амбициозные нацисты, боролись за престижные должности, Борман занимался сложными и незаметными делами в сердцевине нацистского механизма — в партии — и в должности министра по делам партии нес ответственность за будущее нацизма. И самое главное было надежно засвидетельствовано, что последний германский император именно Бормана оставил наследником престола. Борман мог позволить себе посмеяться над пьяным генералом, Бургдорф в истерике говорил о каком-то высоком идеале. И это тот самый Бургдорф, который дал яд Роммелю по приказу Бормана. Это случилось после провала заговора с целью убийства Гитлера в июле 1944 года. В словаре Бормана идеалы имели несколько иное значение! Пока Гитлер зацикливался на мелочах завоевательной войны и на истреблении низших народов, Борман, несмотря на все старания Геринга, превратился в самого состоятельного человека в стране. Он добился этого во имя движения, сделав первые шаги в 1933 году, когда новая правящая партия вдохновляла немцев идеями обогащения. Началась продажа прав на производство наклеек с надписями «Хайль Гитлер!», новогодних елочек в виде свастик и кусков мыла в виде бюста Гитлера. Заинтересованных в таких делах всегда встречал неулыбчивый Борман, протягивая руку, готовую получить деньги.
Теперь он копил на новый рейх. Он решил, что первая империя должна погибнуть в пламени, чтобы избавиться от вождя, оказавшегося негодным. Так, во всяком случае, он заявил капитану Больдту, молодому ветерану восточного фронта, который впоследствии воспроизвел следующие слова Бормана: «Когда эта борьба закончится победой, мы — те, что остались здесь и сохранили верность своему фюреру, получим высокие должности и огромные состояния».
Борман вывез из Берлина множество документов, отражавших историю умирающего Третьего рейха. Еще он выслал укрывшимся в Альпийской крепости жене и детям часть добычи — 2200 золотых монет, на которые в то время можно было бы купить Монако. Последние документы доставлялись в его подземный кабинет — холодный серый склеп, с цементными стенами, влажными по ночам.
За приготовлениями Бормана следил кое-кто более проницательный, нежели Больдт. Гестаповец Мюллер, тихо работавший на соседней улице, ознакомился с докладом о выходке Бургдорфа и спустя несколько часов покинул свой кабинет.
Передвижение по Берлину не представляло особого труда. Линия обороны состояла из двух неукомплектованных дивизий вермахта и остатков добровольческого подразделения СС «Нордланд». В нескольких кварталах от них сражался французский батальон. Имелись также войска под командованием Монке, который впоследствии был объявлен в розыск за истребление канадских заключенных. Мюллер направился именно к нему. После сожжения трупа Гитлера их никто больше не видел.
Изучение действий Мюллера, предшествовавших его исчезновению, показало, что он помогал Борману собирать документы и ценные вещи и вел долгие беседы с любовницей неповоротливого Кальтенбруннера, разделявшего надежды Эйхмана на будущее. Этой женщиной была графиня Гизела фон Вестроп. Она покинула Берлин, и некоторые говорили, что графиня бежала в Швейцарию или в Альпийскую крепость.
Многим наблюдателям казалось, что Борман вывозит необычно большое количество личных вещей в Берхтесгаден, к своей «возлюбленной мамочке». Но это происходило тогда, когда даже самые влиятельные лица не задавали лишних вопросов и не желали знать, какие сделки заключались, к примеру, с наступавшими союзными войсками.
Гитлер женился на своей любовнице Еве Браун, затем убил ее и себя. Борман, еще раз предугадав желание фюрера, позаботился о горючем и после самоубийства молодоженов он вынес тело Евы, чтобы сжечь его. Геббельс ужаснулся, увидев происходившее: Ева оказалась в руках человека, которого она всегда боялась и ненавидела. Вскоре Геббельс отравил своих шестерых детей и себя, затем вместе с женой Магдой дождался порученца СС, который их застрелил. «Я не собираюсь, — сказал он, — бродить по миру вечным изгнанником».
Что касается Бормана, то он и не собирался нигде бродить. Он облачился в форму генерал-майора СС и запихал особо важные бумаги в кожаное пальто. Среди них было завещание Гитлера, душеприказчиком которого он являлся. В завещании Гитлер во всем винил «мировое еврейство».
Борман покинул бункер фюрера в ночь на 1 мая 1945 года. К этому времени русские уже знали, что Гитлер находится в Берлине. Они забрасывали снарядами парк, окружавший рейхсканцелярию, но, казалось, никуда не торопились. Им оказывали сопротивление импровизированная армия моряков, члены гитлерюгенда и вооруженные охранники, усиленные эсэсовцами. Напыщенный Бургдорф не принимал в этом никакого участия, ибо этот генерал был застрелен неизвестным.
Бывший адъютант Гитлера и брат Мартина Бормана Альберт отсиживался в деревянной избушке неподалеку от изуродованного взрывами убежища Гитлера в 128 километрах к юго-востоку от Мюнхена, в Альпийской крепости. Имелись сведения, что там СС и фанатичные молодые вервольфы были готовы начать партизанскую войну. Но ничего не происходило. Информация об организации сопротивления в горах, протянувшихся от Орлиного гнезда до границ Австрии, Швейцарии и Северной Италии, оказалась ложной пропагандой, отсрочившей продвижение союзников в 450 километрах к северу от Берлина. Если все шло по плану, Борман выигрывал дополнительное время, необходимое, чтобы собрать важные документы, касавшиеся недвижимости.
Даже самые близкие друзья Гитлера не знали, что Мартин Борман уже тогда стал обладателем поместья Берхтесгаден. На его имя был зарегистрирован комплекс из восьмидесяти зданий, имевших немалую стоимость. Более того, он также являлся законным владельцем дома родителей Гитлера и прочего имущества, которое Гитлер считал подаренным Еве Браун и прочим своим фаворитам.
Но воздушный налет союзных войск, состоявшийся неделей ранее, разрушил украшенную подушками с вышитыми свастиками деревянную хижину, в которой Гитлер, бывало, укрывался, притворившись крестьянином. Та же участь постигла и особняк, который критики, отрицательно относившиеся к архитектурным созданиям Бормана, заполонившим долину, сравнивали с пароходом, пришвартованным к вершине холма.
К развалинам Орлиного гнезда спешил и Вернер Науман, нацистский пропагандист, уже строивший планы возрождения былого величия. (Спустя восемь лет он был обвинен в заговоре, нацеленном на восстановление нацистского режима.) В его задачу входило установить связь с теми, кто хотел бежать за границу, — с офицерами СС, гауляйтерами и чиновниками, разделявшими дух Братства. Он также намеревался порадовать Альберта Бормана хорошей новостью: брат Мартин уже направлялся к нему. Туда же двигался и Эрнст Кальтенбруннер, выдавая себя за врача международного Красного Креста, хотя, имея рост два с лишним метра и лицо, испещренное шрамами, вряд ли можно было замаскироваться таким образом. Он знал о планах использования маршрутов, пролегавших через Альпы, но не был уверен, поможет ему старый друг Мартин или нет. Поэтому он договорился о встрече с Адольфом Эйхманом, чиновником, известным своим убеждением, что «недочеловеков» следует уничтожать. Когда же Кальтенбруннера спросили, как поступить с проститутками, с больными сифилисом, он говорил: «Сожгите их». Приказ должен был привести в исполнение Отто Скорцени, но вместо этого он теперь сжигал документы СС.
В той же части Баварии генерал Рейнхард Гелен также жег документы. Однако он сохранил досье немецкой разведки, посвященные Советскому Союзу, которые впоследствии продал американцам за нечто большее, чем просто деньги.
Призрак Гитлера не посчитал бы сложившуюся ситуацию совершенно безнадежной. Все его мысли и идеи были сохранены в многотомных записях, хранимых Мартином Борманом, а последний вождь гитлерюгенда — Артур Аксман — мог стать вождем новой эпохи. Он также бежал из Берлина и двигался к горному убежищу. Личный помощник Гитлера, полковник СС Вильгельм Цандер, унес с собой из партийной канцелярии полный чемодан документов, который он спрятал в озере в шестидесяти километрах южнее Мюнхена, где-то поблизости от Берхтесгадена.
