В это время в контору ввели Рокубэя и следовавшего за ним Мурамори. Оба они были одеты скромно, но прилично. Поклонились почтительно, но с достоинством.
Исао спросил:
— Что вам надо?
Рокубэй ответил:
— Я доверенный приказчик торгового дома Таути в Осака. Вот письмо моего хозяина.
Исао внимательно прочел, проговорил:
— Сообщи подробности.
Рокубэй в кратких словах изложил суть задуманной сделки, однако же скрыл подробности, которые могли бы вызвать подозрение, умолчав и про лавочку, и про вдову, и про низкое положение Юдзи.
Исао посмотрел холодным глазом и сказал:
— Вы предлагаете мне обмануть моих постоянных покупателей, потерять их доверие и взять за это мошенническую цену, выше той, которая установлена объединением?
«О хитрый обманщик, настал твой черед быть обманутым», — подумал Рокубэй. Ему стало так смешно, он опустил глаза, чтобы Исао не прочел в них его мысли, и, понизив голос, ответил:
— Так, господин, но никто об этом не узнает. И мой хозяин согласен скупить весь рис, который есть на ваших складах, и впредь будет брать все, что вы сможете предложить ему.
Тень улыбки тронула губы Исао, и он сказал:
— Есть же такие безмерные богачи, пред которыми остается только преклониться! А я еще ни разу не слышал его имени! Но большие дела быстро не делают. Я попрошу вас дать мне время на размышление. Зайдите через несколько дней.
«Увидимся раньше, чем ждешь и желаешь», — подумал Рокубэй и, положив руку на плечо Мурамори, сказал:
— Это младший сынок господина Таути. Его отец хотел бы, чтобы он обучался торговле. И где же лучше узнать все тонкости этого искусства, чем в вашем знаменитом доме? Не согласились бы вы взять мальчика в ученики?
Исао окинул Мурамори взглядом и, казалось не заметив его бледности и смущения, его бегающих глаз и напряженности тела, подозвал одного из приказчиков и сказал:
— Этот мальчик — наш новый ученик. Возьмите его, позаботьтесь о нем и следите за его поведением. Он сын богатого отца и будет платить за свое содержание. Деньги получите вперед.
Рокубэй небрежно вручил приказчику кошелек убитого им ночью человека и удалился. А приказчик взял Мурамори за руку и отвел его в один из дворов за домом, где стояли огромные весы, на которых навешивали кули с рисом. Здесь он передал Мурамори другому приказчику. Тот торопливо пробормотал, так быстро, что слова сливались воедино:
— Следи-за-весом-каждого-мешка-заметив-недостачу-записывай-после-сверю-с-моими-записями, — и поскорее опять отвернулся к весам.
Пыль во дворе стояла густая и едкая, как туман. Тяжелые кули падали на весы и мгновенно исчезали. Носильщики метались как тени. Беспрерывный ивон вехгов был подобен набату во время бедствия.
Мурамори не отрываясь смотрел на весы и не видел их. Листок бумаги для записей, который ему сунули в руку, промок от пота. Пыль летела в его открытый рот, щекотала в носу, колола шею, прилипала к влажному лбу. Он ничего этого не замечал.
Всю предыдущую ночь Рокубэй не давал ему спать, заставляя еще и еще повторять новый прием каратэ — борьбы пустыми руками, — пока он научился выполнять его безупречно и молниеносно. После этого Рокубэй долго и подробно объяснял, что ему предстоит делать в доме Исао. И мысль о том, что ему предстоит сделать, и страх, что не сумеет он в нужное мгновенье правильно выполнить движение руки и ноги, так заполнили все существо Мурамори, что он очнулся, только услышав голос приказчика:
— Покажи-свои-записи-как-же-так-ничего-не-записано-почему?
Наконец день кончился, и Мурамори отвели в помещение, где ужинали приказчики.
Одни из них были сморщенные старички, желтые, как шафран, сгорбленные, как карликовые деревца. Им еду подавали первым и самые лучшие куски.
Много было здесь и молодых, здоровенных парней, видно только обучавшихся делу, и несколько подростков, бледных и тихих.
— Этот новичок не похож на мальчика из богатого дома, — шепнул один из старых приказчиков своему соседу. — Скорей, сказал бы я, сын зажиточного ремесленника. У него хорошие манеры, и ест он прилично. Но на лице у него написано какое-то странное смущение.
— Вы правы, — шепнул сосед, — я тоже заметил. Но думаю: это не смущение, а страх. Господин Сэдзи предупредил… — И совсем уже неслышно забормотал в подставленное морщинистое ухо.
Наконец и ужин кончился, и все разбрелись по углам. Мурамори постелили в одной комнате с тремя молодыми приказчиками.
Мальчик лежал, смотрел открытыми глазами в ногу, прислушиваясь к дыханию соседей. Один из них как лег, так сразу же громко захрапел:
— Харр-пию, харр-пию!..
Другие два недолго шептались и вскоре тоже заснули.
Ах, лучше бы умереть, убежать, провалиться, исчезнуть. Страшно!
Как незаметно подкралась ночь. Казалось, еще есть впереди время. Еще не скоро. Еще не сейчас.
Теперь настало это мгновенье, невыносимо страшное. Рокубэй, наверно, уже ждет. Надо подлиться, выскользнуть незаметно. Пора.
Мурамори пошевельнулся и прислушался.
— Харр-арр-пиюю!.. — Все трое спали.
Тогда он встал и на цыпочках направился к двери. Тотчас послышался стук кремня, высекавшего искры, и с одной из циновок раздался голос, удивительно бодрый:
— Мальчик, ты куда?
Мурамори замер, проглотил слюну, пробормотал:
— Прошу извинить… мне понадобилось…
— Иди, иди. Тут недалеко. За углом.
Мурамори раздвинул двери и выскочил из комнаты. Тут он остановился и оглянулся. Во всех соединенных переходами и крытыми галереями отдельных домиках, составляющих дом Исао, было темно. Только в угловом павильоне, стоявшем на невысоком холмике и заслоненном деревьями, виднелся слабый свет ночника.
«Комната Исао», — подумал Мурамори и заколебался, не посмотреть ли, спят там или еще не заснули. Но Рокубэй ждал, нельзя было терять время.
Ноги едва держали его, ступали неуклюже, задели камешек. Он, стуча, покатился по неровным плитам дорожки.
«Что я делаю, я разбужу весь дом», — подумал Мурамори, и холодный страх пробежал по его спине, всю кожу покрыл пупырышками.
Вот и ворота, и рядом с ними сторожка привратника. Мурамори остановился и начал дышать, как учил его Рокубэй. Втягивал живот и затем со свистом выдыхал воздух. Вскоре сердце забилось ровными, полными ударами. Теперь Мурамори был совсем спокоен. Каждое движение, которое ему предстояло сделать, он знал наизусть.
Дверь в сторожку была открыта, чтобы прохладный ночной воздух мог проникнуть внутрь.
Привратник сидел на циновке, наливал из чайника кипяток в чашечку.
Мурамори вошел и остановился против него на широко расставленных ногах, отвел левую ногу назад, высоко подняв ее, как делают танцовщики, и, внезапно качнувшись вперед всей тяжестью своего тела, кинулся на привратника, на лету ударив его ребром ладони под ухо, и тотчас отскочил.
Лицо привратника побагровело, он покачнулся и упал. Чайник откатился и разбился вдребезги.
Рокубэй говорил, что этот удар только лишит человека сознания, но никак не убьет его. А между тем голова привратника странно загнулась набок, и от уха к затылку шла узкая синяя полоса — след удара, нанесенного рукой Мурамори.
Не сводя с него глаз, ожидая, что сейчас привратник вскочит или, протянув руку, схватит его за щиколотку, мальчик обогнул лежащее неподвижно тело, снял со стены висящие на гвозде ключи и отпер ворота. Там уже стоял Рокубэй и гневно шептал:
— Что ты так долго?
В то же мгновение за бумажными стенами домов вспыхнули фонари, с треском раздвинулись все двери, и дюжие приказчики Исао, словно горох из прорванного мешка, высыпали из домов и, размахивая мечами, спешили к воротам. Рокубэй повернулся и бросился бежать. Мурамори бежал за ним, стараясь не отставать. На бегу он кричал:
— Господин Рокубэй, ведь я не убил его, не убил его, не убил?
Рокубэй не отвечал — не хотел или не слышал.
А может быть, Мурамори вовсе и не кричал? А слова только шепотом вырывались из широко открытого рта? Разве можно кричать, когда бежишь с такой быстротой, что дыханье режет в груди и не шатает воздуха? Может быть, его крик был совсем тихий и неслышный?
