Закончив тризну, Бестужев потушил свечи, лег на широкие нары, укрылся курмушкой. В зимовье было тепло, лишь под утро придется подтопить печурку. Глядя на догорающие уголья, Бестужев начал думать, что его ждет в ближайшем будущем. На трон взошел Александр IІ. Столько надежд всколыхнулось с его воцарением, амнистией. Поговаривают даже об освобождении крестьян. Но Бестужев не спешил разделять общие восторги. Царь есть царь — плоть от плоти романовской! Перебирая имена царей, он вдруг усмехнулся совпадению их с именами братьев Бестужевых. Но нет, это не совпадение, а противостояние его семейства династии Романовых! Во все времена Бестужевы верно служили Отечеству, но очень часто представители их фамилии оказывались в оппозиции тому или иному царю. Может, потому у Бестужева не было иллюзий по поводу Александра ІІ, хотя именно он вернул декабристам дворянское звание, разрешил возвратиться в Россию. Волконский, Трубецкой уже выехали из Иркутска, а Бестужев и хотел бы, да не может: Леле два годика, Коле — и того меньше. Куда с ними? На какие средства? И он вынужден делать тарантасы-сидейки, разводить скот, выращивать овощи, косить сено. Других средств к жизни нет и не предвидится…

Большой двор на склоне холма близ Селенги занесен снегом. Видны лишь верхушки столбов забора. Бестужев входит в мастерскую. Его помощник, старик Эрдыней, обтесывает деревянные брусья-оглобли. Бестужев берет длинную заготовку и начинает строгать острым топором. Движения размеренны, точны. Щепа аккуратно ложится правее бруса.

— Сколько сидеек сделали, — говорит Эрдыней, закуривая трубку, — и все пошли в ход! Встретил одного в Кяхте, спрашиваю, как? Шибко удобно, говорит, по горам и лесам ездить — узкие, легкие, да и пружинят, будто на рессорах…

Из-за ворот доносится звон бубенцов.

— Однако опять заказчик, — поднял трубку старик. Бестужев вонзил топор в чурку, приоткрыл дверь и, увидев офицера Клейменова, сказал, что это знакомый из Иркутска. Распахнув ворота, он пропустил лошадь с кошевкой во двор.

— Очень рад. Чем могу служить?

— Дело важное, — сказал Клейменов, заходя в дом. — Вам предложено возглавить сплав по Амуру. Он проводится подрядом с купцами, а адмиралом флотилии хотелось бы видеть вас.

— Адмиралом? — усмехнулся Бестужев. — А что за флотилия?

— Баржи, плоты, более сорока судов…

— Да, но… как я оставлю семью?

— Не беспокойтесь, часть денег дадут в задаток, а по окончательному счету — около трех тысяч.

Бестужев начал медленно выхаживать по комнате. С генерал-губернатором это явно обговорено, иначе не послали бы чиновника по особым поручениям. Но сможет ли он возглавить плавание? В это время сестра Бестужева — Елена Александровна внесла поднос с чашками, блюдцами, шанежками, а жена Мария Николаевна поставила на стол самовар.

— Продолжим разговор за чаем, — обратилась к гостю Елена Александровна, — на дворе мороз, путь не близкий, небось замерзли.

— Извините, но с кухни все слышно, — улыбнулась Мария, — и мы знаем, о чем речь.

— Так вот, Мишель, наше с Марией мнение, — наливая чай, сказала Елена, — надо ехать. Был штабс-капитаном — разжаловали. Так побудь адмиралом. Тряхни стариной…

В Иркутске Бестужев сразу же явился к генерал-губернатору. Дежурный офицер доложил о его прибытии, и Муравьев тотчас же пригласил Бестужева.

В кабинете сидели гражданский губернатор Восточной Сибири Венцель, губернатор Забайкалья Корсаков и чиновник но особым поручениям Буссе. Увидев Бестужева, Муравьев вышел навстречу.

— Очень рад вашему приезду, а так как сие означает согласие, рад вдвойне, — сказал он, пожимая Михаилу руку. Среднего роста, крепкий, подвижный, генерал-губернатор был в добром расположении духа, — Мы как раз обсуждаем предстоящую навигацию по Амуру. Вы в прошлом моряк, Михаил Александрович, многие ваши однокашники по Морскому корпусу стали адмиралами. Уверен, и вы дослужились бы до этого звания, если бы… — он не договорил фразы, и так, мол, ясно. — Поэтому мы решили назначить вас адмиралом флотилии, а по завершении сплава отправитесь в Америку для покупки кораблей. — Видя крайнее изумление Бестужева, он добавил: — С ответом на последнее можно не спешить, но хотелось бы услышать о согласии — Сибирской флотилии нужны новые корабли.

Муравьев жестом пригласил к столу, но Бестужев сначала пожал руки офицерам. Узколицый, щупленький — эполеты, казалось, еле держались на плечах — Венцель глянул на Бестужева большими совиными глазами. Корсаков и Буссе, сидевшие через стол, молоды, на вид — не более тридцати. Бестужев давно знал Михаила Семеновича, а вот Буссе видел впервые. Рукопожатия их — не то, что у Венцеля, — крепкие, жесткие.

— Спасибо за добрые слова и доверие, — волнуясь, но хорошо владея собой, сказал Бестужев. Голос у него приятен, хотя и глуховат, с хрипотцой. — Однако нам нужны не только хорошие корабли, но и морские крепости.

— Один из форпостов уже есть — Николаевск.

— Ему там не место, — возразил Бестужев.

— Отчего же? — в нарочитой мягкости Муравьева послышались нотки раздражения.

— Николаевск никогда не станет ни военным портом, ни крупным торговым центром — большим кораблям мели мешают, а зимой — льды. Какой там порт и какой флот?

— Помните, ваше превосходительство, — обратился Корсаков к Муравьеву, — Невельской тоже твердил: порт — флот, флот — порт.

— Михаил Семенович, — сказал Бестужев, — из устья Амура мы сможем только сложа руки любоваться торговой деятельностью других народов. А чтобы завести настоящий флот, надо найти незамерзающие порты южнее.

— Вы, моряки, очень прихотливы, — сухо сказал Муравьев, явно недовольный словами Бестужева, — давайте опустимся на грешную землю. Вчера Зимин и Серебренников отправили часть груза. Вам надо немедля выехать в Читу. Баржи строятся в Атамановке, Нерчинске, Бянкине. Необходимо ускорить их строительство, чтобы сразу после ледохода загрузить и отправить в путь. Иначе потеря одного дня в начале пути обернется неделями в конце…

— Строят баржи каторжные, — сказал Корсаков, — экипажи придется набрать из них же. Нужна судовая полиция…

— Не обойтись ли без нее? — заметил Бестужев.

— У вас будет более четырехсот уголовных. Как же без охраны? Груза-то на тысячи рублей…

— Не менее сложное дело — дипломатия, — продолжил Муравьев. — Простые китайцы относятся к нам корошо, но сановники чинят препятствия. Возьмите подарки, угощения. Купцы насчет этого предупреждены. При встрече с официальными лицами ссылайтесь на меня, а также на то, что для переговоров об Амуре в Пекин едет Путятин.

— Ефим Васильевич? В Пекин? — переспросил Бестужев.

— Да, министр иностранных дел Горчаков наделил его особыми полномочиями, и он должен ехать через Кяхту. И последнее — относительно плавания в Америку.

Это поручение уже государственное. Нужно закупить несколько речных и морских судов, но не парусники — только винтовые корабли. — Муравьев встал. Поняв, что беседа окончена, поднялись и остальные.

Крытая кошевка быстро мчалась по голубому льду Байкала, обгоняя обозы с грузом. Бестужев сидел рядом с Павлом Пономаревым, земляком из Селенгинска который согласился поехать в качестве помощника Солнце заливало просторы Байкала над которым ослепительными секирами сверкали гольцы Хамар-Дабана.

Заночевав в селе Посольском, они двинулись вдоль Селенги. Живописна санная дорога у Троицка, Ильинки, у скал, близ Мандрика, где зимник проложен напрямик по льду реки. После ночлега в Верхкеудинске они направились вверх по Уде, по Хоринской степи. Места эти хорошо знакомы — Бестужев прошел тут пешком, когда их переводили из Читы в Петровский Завод осенью 1830 года. Многих уж нет, а те, кто живы, почти все уехали на запад, и лишь один он отправился на восток.

А тогда, двадцать семь лет назад, шествие возглавлял Завалишин. Невысокого роста, в шляпе с широчайшими полями, в черном балахоне собственного покроя и шитья, с длинным посохом в одной руке и библией — в другой, Дмитрий, видимо, представлял себя главой Вселенского ордена спасения, о создании которого мечтал еще до восстания. Но пастырь выглядел скорее смешно, чем величественно.