– А что же, по-твоему, ты сейчас делаешь? -съязвила она, в то время как он раздевался.

При первом взгляде на его стройные бедра Грей повернулась к Гильберту спиной, однако сделала это не просто из скромности, а желая скрыть свои чувства, всколыхнувшиеся при виде мужской наготы.

Поставив сапоги у кровати, Гильберт вздохнул.

– Я собираюсь лечь в постель, – ответил он и повернулся, чтобы умыться.

– Твоя комната дальше по коридору.

– Я предоставил ее сэру Ройсу.

Сэр Ройс? Посланник короля, который передал Медланд Гильберту несколько месяцев тому назад? Бросив взгляд через плечо, она заметила голые ягодицы Гильберта и, вспыхнув, отвернулась.

– Я… я не знала, что он приехал. У тебя с ним дела?

– Нет, он проезжал мимо. Мы встретились с его отрядом сегодня после полудня.

Она комкала в руках юбку.

– Он надолго останется?

– Нет, только на эту ночь.

Тогда она сможет избежать встречи с ним. С обитателями замка и дружинниками Гильберта она смогла поладить, но мысль о встрече с представителем короля беспокоила.

– Ты мог бы лечь спать в холле, – предложила Грей.

– Да, но ты-то здесь.

Последовала тишина, хотя воздух, казалось, был накален, так напряженно искала Грей вы-ход из неловкого положения.

Храня полное равнодушие к своей наготе, Гильберт двигался по комнате, задувая свечи, прежде чем вернуться в постель, потом, нахмурившись, глянул на напряженную спину Грей и лег, натянув одеяло до пояса. Заложив руки за голову, он смотрел на скованно выпрямившуюся фигуру. Интересно, подумалось ему, со спины совсем незаметно ее беременности.

Он откинул одеяло.

– Ложись, Грей. Не стоит бояться, что я нарушу свое слово.

Грей не была в этом убеждена, не вполне доверяя своим собственным желаниям, а не намерениям Гильберта. Закусив губу, она глянула через плечо и с облегчением обнаружила, что глаза ого закрыты, а голова повернута набок. Да, он сдержит обещание не принуждать ее к объятиям. Но что будет, если он дотронется до нее, как тогда в саду?

Упрямясь до конца, несмотря на усталость, она продержалась на ногах, пока не услышала ого глубокое дыхание. Потом напряжение спало, она распустила шнуровку на платье и сняла его.

Некоторое время спустя Грей в одной рубашке подошла к той стороне кровати, где горела последняя свеча. Поколебавшись, она глянула на Гильберта и впервые заметила, какие длинные у него ресницы, когда они лежат на веках. Скользя взглядом по лицу рыцаря, она потрясенно осознала, что никогда раньше не видела его спящим. А ведь была так близка с ним, что смогла начать ребенка, который сейчас растет в ней.

Если бы только все было по-другому, пожаловалась Грей самой себе. Если бы она выросла, окруженная родительской любовью, и ей позволили выбрать самой свою судьбу. И Гильберт совсем иначе думал бы о ней, и эта всепоглощающая ненависть никогда не возникла бы в его душе. Наверное, у них была бы возможность быть вместе? Смог бы он любить ее, как она любит его?

Слезы начали щипать глаза, и Грей решительно переменила ход мыслей. Облизнув большой и указательный пальцы, она потушила фитилек свечи, потом направилась вокруг кровати, чтобы прикорнуть с той стороны, где ей было оставлено месте.

– Ох! – тихо воскликнула девушка, наткнувшись на сапог, оставленный Гильбертом у кровати, и, наморщив нос, проследовала дальше уже с большей осторожностью.

Вытянутая рука остановила Грей, когда она собиралась лечь, не задев спящего.

– Тебе полагалось спать! – воскликнула она, увертываясь от руки, старавшейся схватить ее.

– Я и спал, – ворчливо ответил Гильберт, обвивая рукой ее пополневшую талию и втаскивая на постель. – Это ты любишь притворяться спящей, а не я.

– He желая вступать в борьбу с превосходящим по силам противником, Грей позволила уложить себя на кровать. Мысли в то же время лихорадочно метались, она терялась в догадках, какие намерения мог таить в себе Гильберт.

– Ты любишь спать на спине или на боку? – спросил он, притягивая ее поближе.

Грей изумилась неожиданному вопросу.

– На… на боку, – прошептала она.

Гильберт решительно прижал ее к себе и, натянув одеяло, обнял, пристроив свою руку в узкой впадине между ее грудью и животом.

Как Грей ни пыталась, но не могла расслабиться, когда он так держал ее; она медленно возвращалась к тому, как соприкасаются их тела. Она явственно ощущала выпуклые мускулы на его широкой груди, к которой прижималась ее спина, слышала стук его сердца.

Почувствовав дрожь ее тела, Гильберт еще сильнее прижал Грей к себе, хотя, по правде говоря, между ними уже не оставалось свободного пространства.

– Не бойся, – сказал он, – я не кусаюсь.

– Я и не думаю, что ты кусаешься, – огрызнулась Грей, которой стало неловко из-за способности этого человека читать ее мысли.

– Хмм, – проворчал он, явно не веря ей. Положив руку на живот Грей, Гильберт больше не передвигал свою ладонь.

Затем последовала долгая ночь.

– Как поживает сэр Майкл? – спросил сэр Ройс барона Бальмейна за обедом. Ему пришлось повысить голос, чтобы разговаривать среди проголодавшихся шумных воинов и рыцарей. – Я не вижу его в холле. Он еще состоит у вас на службе?

Поднося очередной кусок ко рту, королевский посланник заметил, каким неожиданно холодным и суровым стал взгляд его собеседника. Тягостная тишина наступила в холле, а вопрос так и остался без ответа, что вызывало подозрения.

Нож, которым Гильберт разрезал мясо, застыл в воздухе. Барон перевел взгляд с сэра Ройса на своих людей. Они резко прекратили все разговоры, что и вызвало ту ужасную, выжидающую тишину, разрядить которую мог только он. Нахмурившись, наблюдал Гильберт, как многие взгляды скользят то по нему, то по леди рядом с ним, которую он полчаса тому назад вытащил в холл против ее воли.

В следующий момент Гильберт тоже посмотрел на Грей. У нее был такой вид, словно она полностью отрешилась от всего и от всех. Девушка спокойно сидела, отхлебывая из кубка, одной рукой поглаживала ножку сосуда, пальцы другой скользили по ручке ножа. Словно не подозревая обо всех обращенных на нее взглядах, она смотрела на деревянную доску для хлеба и мяса, которая лежала между ней и Гильбертом.

Грей не только категорически возражала против своего присутствия в холле за обедом с людьми короля, но и отказывалась вымолвить хоть слово, сидя рядом с ним за столом. Она даже глаз не подняла.

Гильберт не понял ее нежелания участвовать в общей трапезе, потому что она постоянно ела в холле вместе со всеми. Нельзя сказать, что проснулась Грей в плохом настроении, потому что, когда утром при пробуждении обнаружила Гильберта в своей постели, отнеслась к этому вполне благодушно. А когда он стал массировать больную ногу, предложила свою помощь. Гильберт, конечно, отказался.

Однако Грей заупрямилась, когда он предложил ей присоединиться к нему для того, чтобы приветствовать гостей. Она ясно дала понять, что не собирается сопровождать его в холл и он должен пойти туда без нее.

Гильберт не понял причины возражений и продолжал настаивать. Грей даже отвернулась и стала одеваться сама. И, без сомнения, ее появление в холле потребовало немало храбрости, потому что она была уверена: придется испытать определенное унижение в присутствии сэра Ройса.

Гильберт слишком поздно понял, какую ошибку совершил, настаивая на послушании. Любопытные взгляды, которые бросали украдкой на Грей люди короля, окончательно убедили его в том, что она пыталась внушить ему в спальне. К любопытству обитателей Пенфорка она уже привыкла, но это было совсем другое дело. Грей была не только невенчанной знатной женщиной, беременной незаконным ребенком, но и открыто сидела на людях с человеком, который являлся отцом этого ребенка – человеком, не имевшим никакого намерения уладить такое неловкое положение, женившись на ней.

Не раз после этого своего открытия Гильберт пожалел, что не позволил ей остаться наверху. Особенно сейчас, когда сэр Ройс затронул тот последний болезненный вопрос, который совсем не хотелось обсуждать за трапезой.