— Умирает? — с испугом, шёпотом переспросила Аня. — А кто он, дедушка?

— Учился с твоей мамой. Чуть не с детства они знакомы. Хороший товарищ. — Дедушка подумал и сказал, уже намекая на папу. — А мой Данилка — чудак.

И ушёл, унося письмо.

Аня хотела задержать дедушку, задать ему новый вопрос, выяснить всё до конца, но остановилась.

Почему-то сегодня дедушка сам разоткровенничался. И, оправдывая маму, укорял собственного сына: «А мой Данилка — чудак!» Словно заранее подготавливал внучку, как правильно нужно ей ко всему отнестись, словно это письмо могло вызвать в семье что-то такое, чего взрослым, уже при любых стараниях, не удастся утаить от Ани.

Галкин явился вскоре, но был он сегодня какой-то очень хмурый, как будто чем-то расстроенный. Он долго искал числовое значение алгебраического примера, а когда Аня спросила, как практически объяснить ответ «минус три», сердито отрезал:

— Я практически не знаю, я только теоретически!

— Думаешь, остроумно? — заметила Аня, чувствуя, что с трудом сдерживает раздражение. — Завтра контрольная, а если ты будешь так, мы далеко не уедем!

— Я и не собираюсь с тобой никуда ехать, — опять буркнул Галкин.

— Ну, знаешь! Давай поменьше разговаривай!

— А ты не указывай!

— Ты будешь сегодня заниматься?

— Вот говорю — и не указывай!

— Что у вас за шум, а драки нет? — На пороге стоял дедушка.

— Да вот он, — начала Аня. — Со своим настроением!

— Кто с настроением? — Фёдор Семёнович опустил руку на Анино плечо. — Да, настроение не должно быть помехой делу.

И Аня поняла, что дедушкины слова прежде всего касаются её самой, потому что это она, расстроившись из-за письма, не удержалась от спора с Галкиным.

А дедушка уже обратился к Лёне:

— Как дела, будущий астронавт? — И, протянув другую руку, провёл по Лёниной голове.

Так он стоял между ними, держа внучку за плечо, а Лёню трепля за вихры, и Ане казалось, будто доброе дедушкино участие связывает их и примиряет.

— Мы позанимаемся ещё, — сказала она тихо. — У нас завтра контрольная.

— Занимайтесь, занимайтесь, — закивал дедушка и ушёл к себе, а Галкин стал решать примеры.

Был он по-прежнему хмурый и рассеянный, путал знаки, два раза у него получился неправильный результат. Но Аня теперь внимательно следила за ним и терпеливо поправляла.

— Хорошо, — захлопнула она, наконец, учебник. — Контрольную ты завтра напишешь.

Он ничего не ответил, мрачно простился и с Аней и с дедушкой и ушёл.

— Какой-то он сегодня не такой, — пожала плечами Аня.

— А ты разберись, — посоветовал дедушка и пошутил: — Воспитатели должны знать всю подноготную о своих воспитанниках.

Но Ане не удалось узнать «всю подноготную» Галкина.

В школе её захватили другие дела.

К празднику Октября готовились уже вовсю. Его приближение чувствовалось на каждом шагу. По радио звучали Октябрьские призывы. В газетах, которые Аня просматривала утром, вынимая их для дедушки из почтового ящика, мелькали большие заголовки: «Навстречу сорокалетию Великого Октября!» На площади в центре города строили трибуну.

А в школе мастерили оформление для праздничной колонны, и учителя подводили итоги успеваемости, спрашивая в три раза больше. Некоторым ученикам приходилось отвечать по всем предметам. Смирнову тоже вызвали Павел Степанович по геометрии, Александра Егоровна по географии и Таисия Николаевна. Аня получила сразу три пятёрки.

На перемене к ней подлетел Эдик Зайцев, нацеливая объектив фотоаппарата:

— Давай фотографироваться!

Он теперь не расставался с аппаратом.

Несколько дней тому назад вышел, наконец, первый номер классной стенной газеты «Наша жизнь». Но мало того что он появился с опозданием почти на месяц, в нём и материал-то поместили старый: рассказывалось чуть ли не о происшествии с голубем да о прогулах Лядова с Галкиным. Заголовок Гроховский оформил красочно, но карикатур тоже было маловато. Словом, газета вызвала резкую критику.

Володя тоже остался недоволен.

— Только называется «Наша жизнь»! А похожа на «Голос прошлого»!

— Старости-новости! — подхватил кто-то. — Отстал Зайцев от жизни!

— Не один Зайцев виноват, — заступился Володя. — Всем сообща надо делать. Вон ваши соседи постарались так постарались! Перенимайте у них опыт!

Эдик ринулся к соседям. Вскоре всем стало известно, что в шестом «А» выпущена замечательная газета. Их «Шпилька» действительно производила отличное впечатление. С огромным количеством рисунков и содержательных заметок она выделялась тем, что в ней было много стихов. Даже о спутнике написали стихотворение.

— Вот наш поэт! — с гордостью сообщали соседи, ловя и хлопая по плечу увертывающегося, красного от смущения, черноголового, вроде Галкина, ученика, который был неприметен до сих пор, а сейчас внезапно обнаружил поэтический дар и строчил каждый день не меньше трёх стихотворений.

— Конечно, — с грустью отметил Эдик уже у себя в классе. — Нам бы такого стихотворца!

Кто-то посоветовал переманить этого стихотворца в шестой «Б».

— А ты собственные таланты воспитывай, — вразумительно сказал Кузеванов. — Добейся, чтобы второй номер был у нас не хуже!

— Ну ладно, — пообещал Эдик. — Добьёмся!

И он начал немедленно о чём-то шептаться с Гроховским.

А на следующий день появился в классе с фотоаппаратом «ФЭД» и принялся щёлкать затвором направо и налево, никого не предупреждая.

— Кадры с натуры, — посмеиваясь, объяснял он. — Фотолетопись отрядной жизни! Посмотрим теперь, где будет лучше — в «Шпильке» или у нас!

Вот и сейчас он подлетел к Ане, чтобы сделать её портрет.

— Круглых отличников поместим на первом месте! Ты по всем признакам выходишь в круглые, значит, становись под аппарат!

Но Аня убежала от него — ждали другие важные дела.

Во-первых, надо было найти Лялю Комарову.

Недавно на совете дружины председатели советов отрядов сообщали, как у них предполагается встретить сорокалетие Октября. Аня поняла, что соревноваться придется не только с шестым «А». Во многих классах готовятся интересные сборы: и о гражданской войне: «Этих дней не смолкнет слава!» — и о мирном строительстве: «Мы наш, мы новый мир построим!»

Правда, такого путешествия в будущее, о котором рассказал Гена Кузеванов, ни у кого не было. Все даже хотели признать план сбора шестого «Б» самым интересным. Но обнаружилось, что в седьмом классе намечается костюмированный «Международный фестиваль». Семиклассники собирались петь песни разных народов и исполнять танцы. Аня шепнула Гене:

— У них тоже очень хорошо.

Но Кузеванов возразил:

— Задумано хорошо, а как пройдёт — вопрос!

Он ответил так именно потому, что в их отряде подготовка к путешествию в будущее была в полном разгаре. Штаб путешествия выбрал десять основных остановок, в том числе в Сибири через пятьдесят лет, в институте радиотехники и на ближайшей звезде.

Кроме того, придумали такую остановку: «В нашем городе через сорок лет».

Каждое звено сделает где-нибудь предварительную остановку.

Маша Гусева объявила, что у них будет остановка «На улицах нашего города». А Таисия Николаевна посоветовала провести сбор… С кем бы вы думали? С соседкой Лёни Галкина Еленой Максимовной. Да, да, оказывается, она старая революционерка!

Аня несколько раз видела эту худенькую маленькую женщину во дворе. Обычно Елена Максимовна стремительно шагала, прижимая к груди пачку книжек или каких-то тетрадей, сосредоточенно углублённая в собственные мысли. Никто из ребят и не подозревал, что она революционерка — участница Октябрьских событий. Даже Лёня Галкин удивился.

Аня хорошо заметила его замешательство, когда Таисия Николаевна предложила третьему звену познакомиться с Еленой Максимовной. Но Лёня сразу сделал вид, будто ничего странного в этом нет, а когда к нему потом обратились с разными вопросами о Елене Максимовне, даже ответил равнодушно: