Учительница подумала.
— Что ж, это причина веская. В таком случае, сделаем иначе: с Эммой сядешь ты, а Галкина попросим на твоё место к Ане Смирновой.
— Ко мне? — Тут уж растерялась Аня. — Таисия Николаевна, мы с Машей третий год сидим…
— Здорово получается! — раздался насмешливый голос Лядова. — Никому Галкин не нужен!
— Такой, видно, хороший! — поддакнул Шереметьев.
— Прекратите неуместные шутки! — строго сказала учительница и обратилась к Ане: — Не будем спорить. Ты староста и должна понимать.
Сзади послышались стук крышки по парте и какая-то возня. Не дожидаясь дополнительных указаний, Галкин уже стоял сбоку от Маши Гусевой с сумкой в руках, молча глядя, как она собирает учебники, чтобы освободить ему место. И едва она вышла из-за парты, как он с решительным видом плюхнулся на сиденье, бросив возле себя сумку.
— Подумаешь, не хотят! — буркнул он так, чтобы Аня услышала.
Опустив голову, Аня покраснела. Ну, не обидно ли обернулось? Только из-за того, что ты староста и сама соблюдаешь дисциплину, сиди теперь с отъявленным озорником да ещё присматривай за ним, если он будет шуметь.
И в классе уже шепчутся:
— Галчонок среди девчонок!
Галкин обернулся, погрозил кому-то незаметно от учительницы кулаком, потом, шумно завозившись, делая вид, будто ему всё нипочем, широко расселся, расставив локти, и нарочно столкнул Аню.
Аня отодвинулась к самому краешку парты. А Галкин с минуту посидел тихо, но, увидев, что Таисия Николаевна в стороне выясняет какой-то вопрос с Валерием Петренко, опять заёрзал, полез под парту и ещё раз, как бы невзначай, уже в бок, толкнул Аню.
Она повернула голову и увидела, что, усаживаясь, он нагло ухмыляется. Тогда она не выдержала:
— Знаешь что? Не лезь! Сел, так сиди!
Должно быть, она выпалила это очень решительно, потому что усмешка на лице Галкина погасла. К тому же её слова прозвучали в полной тишине: Таисия Николаевна как раз кончила беседовать с Петренко и замолчала. Возможно, Галкин подумал, что ему попадёт от учительницы, и присмирел. Но Таисия Николаевна молча прошла к своему столику, словно ничего не слышала.
— Мы остановились с вами позавчера…
Лёня больше не задевал Аню. А она, не поворачивая головы, чувствовала, что он смотрит в её сторону, на учительницу, а может, и прямо на неё — разглядывает сбоку. Она невольно подняла руку и проверила: не загнулся ли воротничок? И опять покраснела: недоставало ещё из-за Галкина заботиться о своем виде!
Невольно нахмурившись, она принялась слушать учительницу, но всё время отвлекалась: Маша сидела всегда тихо, будто её и не было за плечом, а этот Галкин громко сопел и беспрерывно возился так, что скрипела парта.
Неизвестно, что он ещё выкинет на перемене.
Но на перемене Галкин ничего не «выкинул». Он вскочил с места, позвал Лядова: «Эге-ге, Андрюшка, двинули!» — и оба исчезли.
Зато неожиданный скандал учинила Эмма Жаркова.
Едва Таисия Николаевна вышла, как Эмма подлетела к Маше Гусевой, разъярённо потряхивая кудрями.
— С ней не садите! Сама разговаривает! Хуже будет! Какие нашлись хорошие!
— Ну что ты шумишь? — прервала её Маша. — Не хотела сидеть с Галкиным, вот и не посадили.
— Спасибочки, спасибочки! — закривлялась Эмма, приседая. — Без вас не справлюсь! Обвинили в чём попало и довольны! Спасибочки! — повторила она и вдруг завертела перед Аней растопыренными пальцами. — Вот и сиди теперь с ним, сиди!
Фыркнув, словно кошка, она удалилась.
— Ненормальная, — пожав плечами, спокойно проговорила Маша и добавила: — А разве я неверно сделала? С ней никак его нельзя было. Если уж всунули нам в звено, так мы не должны распускать.
Она как будто оправдывалась за то, что теперь придётся Ане сидеть с Галкиным. Но Аня и сама понимала, что это правильно: конечно, Галкина нужно не распускать, а, наоборот, втягивать в работу звена.
Втягивать? Но как?
Когда после уроков Маша сказала, что их звену надо остаться, Галкин только присвистнул и, опять подхватив Лядова, убежал.
Звенья собрались в одном классе, только в разных углах. Шум, конечно, стоял отчаянный, и Володя всё время утихомиривал. Он ходил от звена к звену, и голос его доносился то из одного конца класса, то из другого:
— Потише, ребята, потише!
В самом начале Володя заявил, что нынче пионерская работа должна кипеть в звеньях. Аня поняла, что он повторял слова Таисии Николаевны, которая однажды говорила ему об этом.
— Вот придумайте себе дела поувлекательнее, — добавил Володя. — Да встречайтесь вместе почаще, а потом совет отряда рассудит по совести, чьё звено можно назвать лучшим.
— Слышали? — обратилась Маша Гусева к третьему звену. — Придумывайте!
Каждый предлагал свое. Возник такой спор, что Володе опять пришлось призывать к порядку. Но договориться так и не смогли: решили, что подумают ещё дома, а завтра скажут Маше.
Потом бурно распределили, кто за кем должен идти по цепочке, когда отряду придется собираться срочно, будто по тревоге. В цепочку включили и Галкина, хотя его не было. Он должен идти за Эдиком Зайцевым, а за самим Галкиным — поручили Ане Смирновой:
— Тебе удобнее всего, — заключила Маша. — Живёте близко.
— Хорошо, — согласилась Аня.
На следующий день она хотела сообщить об этом Галкину, но не успела: Маша Гусева первая заговорила с ним о решениях звена — и о цепочке и о коллективном посещении кино.
Только Галкин и сейчас не стал слушать.
— Утверждаю ваше решение! — засмеялся он, перебив Машу и прихлопывая её ладонью по голове. — Ставлю печать!
— Ну и глупо! — чуть не плача, сказала Маша.
Тогда он взял её за плечи, повернул лицом от себя и хлопнул ещё раз по спине:
— Вторая печать!
— Знаешь, Галкин! — возмутилась Аня. — Перестань безобразничать!
— А ты вообще помалкивай, ябеда-беда!
— Во-первых… — начала Аня.
— Во-вторых и в-третьих, — опять засмеялся он и побежал прочь, но остановился и крикнул: — А в кино я и без вашего звена схожу, поняли?
— Ну что с ним делать? — спросила Маша в полном отчаянии.
Аня не ответила. Она и сама не знала. Ясно было одно: Галкину нет никакого дела до их звена. А в прошлом году, когда звенья работали плохо, в классе всё делалось сообща, и старосте Ане Смирновой, которой учительница давала всевозможные задания, помогал даже Лёня Галкин. Да и сейчас ведь в классной-то выставке он участвовал. Надо её поскорее кончать. А то Дима Шереметьев кричал чуть не каждый день, чтобы приносили экспонаты, а теперь и не вспоминает о них…
Аня подошла к Шереметьеву, чтобы узнать, когда он доделает выставку. Но Дима неожиданно заявил:
— Я не буду теперь!
— Как не будешь? — удивилась Аня.
— У меня другой работы по горло! Слышала, как вчера Володя сказал: чьё звено лучше? Вот я и хочу мое звено сделать лучшим! А что в классе — это уж твоё.
— Как то есть моё? — ещё больше удивилась Аня.
— Очень просто! Ты отвечаешь за класс, вот и делай! — Считая разговор законченным, Шереметьев повернулся к Петренко. — Валерка, завтра мы в зоопарк решили, пойдёшь?
— Девочки, девочки, — звонко кричала рядом Ляля Комарова. — Давайте соберёмся по цепочке — вроде прорепетируем, как у нас получится?
— А ты что придумала для нашего звена? — раздался Машин голос.
Да! Ведь и сама Аня Смирнова тоже должна сейчас думать не о классных делах, а о третьем звене!
Недаром в общем гуле, наполняющем класс перед приходом учителя, совсем потерялся призыв Эдика Зайцева — писать заметки в классную стенную газету «Наша жизнь». Эдик призывает так уже не впервые, но никто не прислушивается к его словам.
Что же выходит? Увлёкшись звеньями, ребята забыли о классе?
Недолго теперь от любого услышать: «Ты за класс отвечаешь, ты одна и делай!»
— Никак, Анютка, захмурилась? — встретил дома дедушка, приглядываясь к внучке. — Или загвоздка какая?