Если я стал привидением, значит, могу сколько угодно наведываться к моим мучителям. Ха! Уж я им устрою веселую жизнь! Сначала родителям, потом Пузырю, Рафала оставлю на десерт. Первым делом явлюсь к маме в образе основательницы феминистического движения и сообщу, что на самом деле я мужчина, а феминизм придумал для того, чтобы дурить женщинам головы. Ур-ра! А Пузырю вставлю в задницу циркуль! И не раз. Я опять прижался к моему пухлому ангелу, но вдруг он заговорил голосом Аманды Лир:

– Все хорошо, малыш. У нас отключилось электричество, и ты испугался нашего пана Чеся. Коды в порядке, ты свободен.

Что?! Возвращаться на землю? Даже на небесах во мне не нуждаются? Потрясенный, я взял свою сумку с селедками и поплелся к выходу. В этот момент снова погас свет, сзади раздался сатанинский хохот Чеся, а в дверях я столкнулся с охранниками – ласково улыбаясь, они волокли визжащего мужчину в зеленом свитере.

А теперь бегом к маме в студию! Она должна все узнать, иначе завтра будет поздно. Если меня не пустят, возьму студию штурмом!

Сижу в постели и не знаю, хватит ли у меня сил, чтобы описать мой визит к маме на работу. Случившееся потрясло бы воображение даже видавшего виды директора дурдома.

На проходной меня остановил охранник, один из тех, что бдит за Очень Важными Учреждениями. Он долго шуршал бумагами в поисках моей фамилии:

– Гонбчак, Гонбчак, есть такая фамилия в списке. Ведет ток-шоу. Эти малолетки начинают делать карьеру раньше, чем отвыкают от горшка.

Я догадался, что он принял меня за мою маму, придурок! Хотя, с другой стороны, это доказывает, что я вполне могу вести передачи на телевидении! Нет, охранник вовсе не идиот! Он сразу разглядел во мне юное дарование. Ничего, скоро я буду подъезжать к студии в длиннющем лимузине, а под ноги мне будут стелить красную ковровую дорожку! На самом деле на этом доходном месте должен быть я, а не мама, она обвела меня вокруг пальца! Но отмщение не за горами!

Приятно, однако, когда твоя фамилия открывает все двери. Думаю, недалек тот день, когда я вольюсь в ряды золотой молодежи и буду играть все роли в польских сериалах (по маминой протекции). Бедный, бедный Павел Делонг, отберу я у него лавры секс-символа польского кино.

Первая проблема возникла в лифте. Если вся эта чертова техника создана для того, чтобы облегчить людям жизнь, то почему мне она все и всегда осложняет? А ведь я умный человек! Правда, когда я проводил опрос в классе, двадцать девять человек из тридцати поставили мой интеллект под сомнение…

Я попал в какой-то кошмарный лифт – кругом сплошь зеркала и ни одной кнопки. Когда я пятый раз съехал с десятого этажа на первый, портье спросил, хорошо ли я себя чувствую. Потом цинично добавил, что лифт реагирует на голос и нужно просто громко назвать этаж. При этом вид у него был такой, будто он родился в этом лифте и провел в нем всю свою сознательную жизнь.

Я попытался прикинуться техником, проверяющим работу лифта. Портье, по всей вероятности, мне не поверил, потому что выразительно покрутил пальцем у виска. В лифте я громко сказал: «Пять», и проклятый механизм беззвучно двинулся. Пока ехал, страшно вспотел, к тому же селедки в сумке стали протекать, и вонючая жидкость залила мои новые мокасины.

Лифт высадил меня на девятом этаже. Ха! Вот вам ваши хваленые технические новшества! Я уже сильно опаздывал, поэтому решил спуститься на четыре этажа вниз по запасной лестнице. Не знаю, как вышло, но я опять столкнулся лицом к лицу с ехидным портье с первого этажа! Чтобы не выслушивать его комментариев, быстренько запрыгнул обратно в лифт. Наученный горьким опытом, я громко и отчетливо произнес: «Девять», и лифт без промедления доставил меня на пятый этаж. Общее время, проведенное в лифте, составило полчаса. Разве это нормально?

На пятом этаже я тут же угодил в лапы необычайно возбужденных людей. Они окружили меня со словами:

– Почему так поздно? Через минуту выходим в эфир!

Я зажмурился. Воспользовавшись моим минутным замешательством, чья-то рука напудрила мне нос, другая выпихнула под прожекторы, и я услышал голос родной матери:

– Значит, вы категорически отрицаете, что это был макет битвы на Песьем Поле?

Я оказался в компании преподавательницы закона Божьего, Пузыря и мамы, которая смотрела на мою сумку с протекшей селедкой и повторяла как заведенная:

– Этого же не было в сценарии.

Ситуацию спас оператор. С криком «Третий наезжает» он приблизил вплотную к моей рыбе какой-то странный аппарат. Мама успела прийти в себя и подбежала ко мне с микрофоном:

– А теперь поприветствуем ученика данного учебного заведения и, как говорится, послушаем голос с другой стороны баррикад. – Она пожала мне руку с такой силой, что чуть не раздавила пальцы, улыбаясь при этом открытой, доброжелательной улыбкой Терминатора. – Ну, расскажи, что тебя волнует, не стесняйся быть откровенным.

Прожектор приблизился ко мне вплотную, я почувствовал, как пудра стекает с моего лица.

– Ну, в общем… это…

– Смелее, – подбодрила мама с деланным радушием Шварценеггера, приготовившегося казнить очередную жертву. – Мы здесь для того, чтобы вместе найти выход из трудной ситуации.

– Ну… отец спутался с той самой кореянкой, а завтра обед, и я не хотел, чтобы ты узнала последняя, что он тебе изменяет, мама.

Уф!

И я расплакался, сил моих больше не было! А в студии начался чистый цирк Мама схватила сумку с селедкой и заехала ею прямо мне в ухо. Сумка лопнула, селедки вывалились на преподавательницу закона Божьего, а зрители в студии кинулись их собирать. На фоне селедочной битвы мама вещала в камеру:

– Нельзя копить в себе отрицательные эмоции, временами им нужно давать выход, чтобы достичь духовного пробуждения.

Тут к маме из толпы прилетела селедка, а оператор с воплем «Приближаемся!» чуть не задавил нас своей камерой.

По окончании передачи директор лично поблагодарил маму за новаторский метод работы со зрителями в студии. Мама все время повторяла, что ей очень приятно. Когда все и впрямь расслабились, она вдруг окинула меня взглядом сумасшедшего, только сейчас осознавшего тяжесть совершенного преступления, и зарычала:

– Гонбчак! Что ты сказал?!

Рано утром зазвонил телефон:

– Я по вопросу терапевтического сеанса. Дело в том, что у меня срочные дела и я не смогу встретиться с пани Гонбчак в назначенное время. Скажите, можно ли повременить с оказанием помощи?

Я оторопел:

– Пациенту лучше знать, нужна ли ему безотлагательная помощь. Ну сами подумайте!

– Вот я о том и говорю! Продержится ли пани Гонбчак без меня пару дней?

Боже! Профессия психолога требует исключительного терпения. Как мама только находит общий язык с этими чокнутыми? Попытался объяснить еще раз:

– Моя мама, то есть пани психолог, сейчас занята. Может, вам лучше сразу поехать в психиатрическую лечебницу в Творки? Там точно помогут.

Звонивший минуту молчал, потом произнес очень медленно и отчетливо, будто разговаривал с дебилом:

– Послушай, мальчик! Попробуй напрячь мозги и не перебивать. Психолог – я, а твоя мама – моя пациентка. Передай ей, что если наступит кризис – пусть звонит немедленно.

Под конец он еще что-то пробубнил – кажется, довольно нелестные для меня слова. Тоже мне профессионал! Постепенно до меня начал доходить весь ужас нашего положения. Выходит, мама посещает психотерапевта? Нам что, деньги девать некуда? А может, из-за отца она и вправду хочет покончить жизнь самоубийством? Ну, в таком случае сиротский приют мне обеспечен. А еще этот дурацкий обед сегодня! Мама сказала, что она теперь публичное лицо, поэтому отменять обед нельзя даже в случае наводнения и засухи одновременно. Естественно, все это свалилось на мои детские плечи, потому что мама сейчас лежит в ванне, пьяная как стадо диких свиней. Надо действовать. Спрятал все ножи, бритвы, бельевую веревку и слабительные таблетки бабушки. А кроме того: