— Тебе нужно пальто.

Изабо пожала плечами, заявила, что все в порядке, и стиснула зубы, чтобы они не застучали от холода.

— Хм...— сухо протянула Серизе.— Если пойдешь за той телегой к реке, то увидишь место, где сваливают трупы после казни.

Заметив, что Изабо судорожно сглотнула, Серизе похлопала ее по плечу.

— Это ведь лучше, чем замерзнуть насмерть.

Но и это не убедило Изабо, однако она была слишком хорошо воспитана, всегда старалась проявлять вежливость, а потому осторожно ответила:

— Спасибо.

— Если пойдешь прямо сейчас, можешь успеть, пока трупы не оберут дочиста.

Изабо кивнула и повыше подняла воротник, чтобы прикрыть шею.

— Еще вот что, милая! — окликнула ее Серизе.— Держись подальше от вон того кафе, в конце улицы. Там небезопасно для молодых девушек или мальчиков.

— Спасибо,— повторила Изабо, на этот раз куда более искренне.

Она вдруг заметила, что идет к реке, хотя от одной только мысли о том, чтобы ограбить обезглавленное тело, к ее горлу подступала тошнота. Но ведь у нее не было ни единой монетки, ничего такого, что можно было бы продать, кроме лоскутка шелка от любимого платья матери. Наверное, вырученных денег хватило бы на то, чтобы купить еды, но Изабо все равно не стала бы продавать его. Ведь это было все, что осталось от ее родителей, дома, настоящей жизни.

Она увидела телегу, пройдя несколько кварталов. Ее колеса скрипели, прыгая по булыжникам по дороге к Сене. Почти все лавочники даже не оторвались от дела, чтобы посмотреть на нее. Зато следом бежали собаки и дети, распевающие песенку, которой Изабо никогда прежде не слышала. Телега подпрыгнула на разбитом камне, и чья-то рука свесилась с ее края. Изабо чуть не вырвало, но она как-то удержалась на ногах и продолжала идти за телегой. Пошел дождь, больше похожий на град, чем на теплый весенний душ. Да, зима все еще никуда не ушла. Изабо дрожала с головы до ног, пытаясь убедить себя в том, что ее рубашка достаточно плотная и может удерживать тепло. Ей нужно только притерпеться к холоду. Она была изнежена, привыкла к каминам, горячим бифштексам, глинтвейну в любое время дня и ночи...

Река текла лениво, медлительно, как будто и ей тоже было слишком холодно для того, чтобы двигаться энергичнее. Изабо знала, что вниз по течению, в деревнях, Сена вращает мельничные колеса. Неподалеку от загородного дома ее родителей стояло точно такое же. Но здесь река была грязной, заточенной в потрепанные каменные стены.

Не только Изабо вышла из переулка, когда телега остановилась на берегу. Она пыталась приказать себе повернуться, уйти и отыскать какую-нибудь укромную крышу, где можно было бы согреть руки над дымом, идущим из очага. Но вместо того девушка застыла и наблюдала за тем, как двое мужчин начали бросать в реку отрубленные головы. В грязь под колесами телеги капала кровь. Потом в серую воду вывалили тела. После этого мужчины снова сели в телегу, и лошадь тронулась с места.

Изабо перепрыгнула через невысокую стенку, низко пригнулась и пошла вдоль камней, обломанных, как гнилые зубы. Головы подпрыгивали в ледяной воде, поглядывая на Изабо с гротескной злобой. Она сунула в рот кулак, чтобы не закричать. Изабо чувствовала себя так, словно ее тело ей не принадлежало. Она как будто со стороны наблюдала за тем, как подкралась к обезглавленному трупу, застрявшему на берегу у поворота реки. Когда-то это был мужчина, достаточно стройный, чтобы его пальто подошло девушке. Оно было темно-серым, шерстяным, пусть и с оборванными уже пуговицами, на плече слегка порвано и почти не испачкано кровью. Зато шарф на шее мужчины пропитался ею насквозь.

Изабо не могла ни о чем думать. Она двигалась как марионетка, ощущала лишь леденящий ветер и то, как ее пальцы синели и теряли подвижность от холода. Другие трупы уже обирала банда мальчишек, среди которых затесалась и девочка лет пяти, что-то неуверенно требовавшая. Изабо следовало поспешить. Она с силой дергала и тянула пальто, пока оно не очутилось в ее руках. На ее ресницах замерзли слезы. Девушка быстро набросила пальто на плечи и побежала назад, в переулки. Изабо лишь ненадолго остановилась в темном углу, где ее все-таки вырвало. Потом она забралась на какую-то крышу.

Солнце медленно опускалось к горизонту, заливая город алым и пурпурным светом.

К тому времени, когда весна раскрыла нежные почки всех деревьев, Изабо уже освоилась с улицами и благодаря советам Серизе не боялась выходить на них даже днем. Как-то раз она нашла глиняную банку с оливками в масле и листья шпината, которые кто-то бросил на рынке. Они были только слегка помяты и напомнили ей тот соус из шпината и чеснока, который их повар готовил по особым случаям. Изабо съела все это прямо руками, устроившись на крыше книжной лавки. Она перестала видеть перед собой трупы на берегу каждый раз, когда закрывала глаза, и была очень благодарна своему теплому пальто, когда начались дожди.

Оставив несколько оливок, Изабо сунула банку в карман, прежде чем спрыгнуть на землю. Если бы сейчас было время карнавала, она, пожалуй, сошла бы за акробата или одного их тех артистов, что ходят по канату. Изабо как можно дальше обошла кафе, известное тем, что там постоянно происходили политические скандалы, и пригнулась под вывеской аптеки. Цепочку оборвал ночной шторм, и вывеска пьяно покачивалась, со звоном ударяясь о деревянную раму. Изабо нашла Серизе стоящей под окном комнаты, которую она снимала вместе с пятью другими проститутками.

— Не хочешь прогуляться со мной, гражданин?

Тощая женщина с множеством синяков на руках улыбнулась Изабо. Та от неожиданности отступила на шаг.

— Эй, Франсина, не заигрывай с ним,— сказала Серизе.— Он ко мне пришел.

— Ты умеешь выбирать хорошеньких,— Франсина надулась и пошла прочь.

Изабо отчаянно смутилась, а Серизе громко расхохоталась.

— Я и забыла, каким юным ты иногда выглядишь.

Состроив ей рожицу, Изабо оперлась о шаткий прилавок торговца рыбой и вспрыгнула на крыльцо Серизе. Конечно, это была скорее деревянная приставная лестница снаружи разбитого окна, чем настоящее крыльцо, но она выполняла свою задачу.

— Что ты принес мне сегодня? — с пылом спросила Серизе.

Соседки громко зафыркали в глубине темной комнаты за ее спиной. Серизе выглядела уставшей, морщины у ее глаз стали глубже. Изабо иной раз забывала, что Серизе на пару лет меньше, чем было ее матери, когда та родила дочь. Амандина навсегда сохранила нечто вроде детской невинности, которую Серизе утратила, похоже, к тому времени, когда у нее выпал первый молочный зуб.

— Вот,— Изабо протянула ей оливки.

Серизе схватила банку и заявила:

— Я уж много недель не видала оливок.

— У меня есть кое-что получше,— заверила ее Изабо, доставая из внутреннего кармана еще одно сокровище, завернутое в старую газету, взятую у мясника.

Она украла его в заднем саду одного чудесного городского дома, всего в квартале от старого особняка ее родителей.

— Это?..— Серизе чуть не подавилась, когда Изабо развернула газету.

Изабо кивнула, вложила сверток в дрожащие пальцы Серизе и подтвердила:

— Клубника.

— Я прежде никогда не ела клубники.

— Вот и съешь ее побыстрее, чтобы не пришлось ни с кем делиться.

Серизе затолкала ягоды в рот раньше, чем ее товарки успели хотя бы шевельнуться и спросить, чем это так сладко пахнет. Ее глаза закрылись, как будто она впервые попробовала шоколадный мусс.

— Божественно,— заявила женщина тихим, зачарованным голосом.

Между ее зубами застряли крошечные зернышки.

— Я так и знала, что тебе понравится.

Солнце стояло высоко над их головами и в первый раз после осени по-настоящему пригревало. Изабо подняла к нему лицо.

— Не могу дождаться лета.

— Марк говорил мне, что сегодня устраивают большое собрание на площади Согласия.

Изабо с надеждой взглянула на нее и уточнила:

— Насколько большое?

— Ты сможешь работать там даже с закрытыми глазами. Он никогда не видел таких проворных пальцев, как у тебя,— Серизе слегка вскинула брови.— Могу поспорить, он подумывает о том, чтобы получше использовать эти твои изящные пальчики.