— Значит, им вообще нельзя было заводить ребенка! Она плохие родители!
Рейне заговорил громче, чем допускали приличия, и, так как Беттина ничего ему не ответила, взял себя в руки и успокоился.
— Меня это, конечно, не касается. Но очень жалко такого милого мальчишку.
— Мне кажется, он от этого не страдает, — возразила Беттина. — Он всегда очень веселый и приветливый. Иногда мне, правда, кажется, что он чересчур мил. Например, он всех обнимает. Мне кажется, что это ненормально. Все-таки дети обычно сдержанно относятся к незнакомым людям.
Тем временем родители забрали всех детей. Три воспитательницы складывали трехколесные велосипеды и другие принадлежности в красный домик. Беттина встала, чтобы пойти и помочь им.
— Мне пора идти, — сказала она и надела рюкзачок. — Я постараюсь перевести твое письмо. Но не обещаю, что сделаю это к завтрашнему утру. Наверное, мне понадобится пара дней. Я бываю здесь каждый день, если нет дождя.
Глава 2
Ангела сидела в гостиной, держа на коленях Бьярне. В последние дни малышу стало лучше, и врачи разрешили ему пару дней побыть дома. Ручка была туго перебинтована. Под бинтом в вене был оставлен катетер для вливания питательных растворов — чтобы не пришлось лишний раз колоть вену.
С тех пор как Бьярне появился дома — а это произошло вчера, — Ангела не взяла в рот ни крошки сладкого. Собственно, она вообще ничего не ела — просто сидела на диване и смотрела на Бьярне.
Ребенку было уже два года, но он не выглядел на этот возраст. Кожа да кости, большая голова и глубоко запавшие глаза. Именно так выглядел на фотографии тот мальчик до лечения. После того же, как побывал у доктора Перейры, он стал пухлым, розовощеким здоровым карапузом.
Рейне сидел на кухне и рассеянно перелистывал ежедневную газету. С кухни была видна прихожая и щель для почты. Он постоянно смотрел на эту прорезь, с тех пор как отослал в Бразилию переведенное Беттиной письмо. Ангеле он не стал ничего говорить, чтобы заранее не будить в ней надежду, возможно напрасную.
Рейне скользил глазами по заголовкам: «Продолжается автоматизация банков», «Новые наводнения в Великобритании», «Филиппинские террористы потребовали выкуп за похищенных туристов». Сегодня он наугад схватил вторую часть газеты, посвященную экономике и внешней политике, хотя обычно читал только первые страницы. Но он не хотел упускать из виду почтовую щель только ради того, чтобы пойти за газетой.
Он услышал скрежет старого лифта, остановившегося на верхнем этаже. Потом раздались торопливые шаги и хлопанье крышек почтовых прорезей в дверях. Почтальон, спускаясь с этажа на этаж, разносил почту.
Рейне отложил газету. В полном отчаянии он замер на месте, не отрывая глаз от поблескивавшего в темноте латунного квадрата на двери. Правильно ли он написал адрес? Дошло ли его письмо? Получает ли известный врач письма лично, или их сначала просматривает секретарь? Не выбросила ли она его письмо в корзину? Знает ли доктор английский? Готов ли он взяться за лечение Бьярне и сколько это будет стоить?
Шаги почтальона слышались уже на их этаже. Прорезь открылась и снова закрылась с металлическим щелчком. Что-то упало на ковер в прихожей.
Рейне соскочил со стула и бросился к двери.
Это было письмо с иностранными марками. Рейне поднял письмо и пошел с ним на кухню.
— Снова реклама? — крикнула из гостиной Ангела.
Они никогда не получали ничего, кроме проспектов и рекламы.
— Да, — ответил Рейне, осторожно вскрыв конверт ножом. — Опять реклама.
Письмо было написано по-английски. Внизу стояла подпись: «Доктор Жозе Перейра». Значит, врач ответил сам.
В конверте находилась также брошюра с фотографиями, на которых была изображена современная больница, окруженная пальмами и цветочными клумбами. Были здесь и фотографии интерьера одноместной палаты с балконом, больше похожей на номер в дорогой гостинице, а также групповой портрет улыбающихся врачей и медсестер в старомодных белых наколках.
В пять часов Рейне уже сидел на сырой скамье в парке, подстелив пластиковый пакет.
Дети обычно появлялись на площадке между пятью и шестью. Это был последний час. Родители, забиравшие детей после пяти, знали, что приходить надо на площадку, а не в сад, находившийся через улицу отсюда. Если, конечно, не было дождя.
Дождя уже не было, но днем был настоящий ливень, и между качелями и домиками блестели большие лужи. Небо было затянуто тяжелыми, свинцовыми тучами.
Но дети все же пришли. На площадке находилась маленькая группа детишек в резиновых плащах, поверх которых были надеты неизменные красные курточки, словно красные фонарики, освещавшие серую мглу ненастного дня. Беттина пришла позже всех, неся на плечах маленькую девочку. На девушке был желтый дождевик, рыжие волосы она стянула в тугой узел. Иногда же у нее были совершенно фантастические прически — видно, она сама получала от них большое удовольствие.
Рейне не хотелось сразу лезть к Беттине с письмом. У нее и так хватает работы. Он подождет, когда она сделает перекур.
Но Беттина сама, едва сняв с плеч девочку, помахала Рейне рукой и подошла к скамейке.
— Ты получил ответ?
Во взгляде девушки сквозило любопытство.
Рейне кивнул и вытащил из кармана письмо. Беттина, потирая руки, села рядом.
— Я волнуюсь!
Он протянул ей письмо, и она молча прочитала его. Он заметил, что рыжие волосы, собранные в пучок, были переплетены разноцветными нитками. Наверное, забава какого-нибудь ребенка.
— Хочешь знать, что здесь написано? — насмешливо спросила Беттина.
Рейне с трудом проглотил слюну и кивнул.
— Ладно. Ты готов?
Он снова кивнул.
«Дорогой господин Ольссон. Я очень сочувствую Вам и Вашему сыну. Как Вы совершенно справедливо пишете, эту болезнь пока не лечат в обычных больницах. Единственное место, где ее лечат, — это больница Святой Агнессы в Сан-Паулу. Лечение предусматривает введение РЦГ, концентрированного экстракта из корня оцетового кустарника (вот как это, оказывается, по-шведски) сначала внутривенно, а потом перорально (значит, через рот, то есть сначала в капельницах и уколах, а потом в порошках). Срок пребывания пациента в клинике составляет от 3 до 6 месяцев. После этого лечение продолжается амбулаторно. Лечение концентратом стоит 8 тысяч долларов США. Пребывание в больнице — 400 долларов в сутки (боже мой!). К услугам Вас и Вашей жены предоставляется номер в комфортабельном отеле рядом с клиникой».
— Сколько стоит один доллар США? — спросил Рейне.
— Около девяти крон.
Громкий плач отвлек ее от письма. Какая-то девчушка упала в лужу. Беттина торопливо протянула письмо Рейне.
— Одну минуту. Я вернусь и прочту остальное, — сказала она и побежала к девочке.
Рейне прикинул: 3600 крон в день в течение трех месяцев. Это 335 тысяч крон, если хватит трех месяцев. Доктор-то написал, что от трех до шести. 72 тысячи за лечение экстрактом. Да еще стоимость проживания в отеле для него и Ангелы. Расходы на перелет. Да, надо быть миллионером, чтобы платить за такое лечение.
Ветер стряхивал с листвы крупные капли, и Рейне спрятал письмо в карман.
У площадки притормозил автомобиль. Собственно, ему следовало бы припарковаться немного дальше, у тротуара, а не здесь, возле детей. Это был шикарный автомобиль. Рейне не знал его марки, но видел, что машина очень дорогая. Такие авто только по телевизору показывают.
Из машины вышла коротко остриженная темноволосая женщина и торопливо пошла к горке, возле которой играло несколько детей. Несмотря на холод, женщина была без пальто, в рубашке в узкую сине-белую полоску, элегантных дорогих джинсах и туфлях с золотыми пряжками. Женщина была очень стройной и двигалась по-спортивному пружинисто.
К женщине подошла Беттина. Рядом с шикарной дамой она выглядела забавно и немного нелепо. Узел на голове растрепался и стал похож на разоренное птичье гнездо из волос и пестрых ниток.
