— Я хочу еще ловить рыбу!
Такими же неторопливыми движениями Рейне размотал леску и дал удочку Себастьяну.
— Ужасно несправедлива, — снова пробормотал он и, наклонившись к мальчику, потянул вверх застежку «молнии» на его курточке.
Взяв Себастьяна за плечо, он ощутил под пальцами маленькие мышцы, вздрагивающие от нетерпения и переполнявшей их энергии. Рейне оставил свою попытку и на несколько секунд представил себе, что Себастьян — его сын. Они вместе пошли на рыбалку, стало холодать, и он застегнул сыну куртку. «Мой мальчик», — подумал он.
Картина эта растаяла, и Рейне стало стыдно.
За весь день они не увидели ни одного человека. Правда, один раз на противоположном берегу озера появился лось, пришедший на водопой. Видимо, животное страшно удивилось, обнаружив на озере людей, и поспешило скрыться между елями. Рейне был удивлен не меньше лося. Он считал, что лося можно встретить только в сумерках, а не ясным днем, под синим небом и ярким солнцем.
На Себастьяна лось произвел неизгладимое впечатление, и за обедом он только и говорил, что об этой встрече.
Обед состоял из гамбургера с печеными яблоками и шоколадного пудинга со взбитыми сливками — как было предусмотрено в меню третьего дня.
После еды Рейне поехал в больницу навестить Бьярне.
Малыш полулежал в кроватке, положив на одеяло тоненькие ручки. То и дело он слегка вздрагивал, словно хотел что-то с себя стряхнуть.
— Как дела, мой маленький? — спросил Рейне.
Бьярне ответил своим обычным лепетом, давая понять, что чувствует себя не так уж плохо. Он еще не умел говорить, хотя ему уже минуло два года. Врачи пока не могли определить, страдает ли он задержкой психического развития или нет. Некоторые, но не все дети с такой болезнью ею страдают. Но не может же нормально развиваться ребенок, который целыми днями прикован к больничной койке шлангами и катетерами. К тому же бывают и здоровые двухлетние дети, не умеющие говорить.
Тот мальчик в газете выглядел до лечения точно так же. Но после лечения в клинике доктора Перейры стал говорить и двигаться, как и его здоровые сверстники.
Но действительно ли он выглядел до лечения как Бьярне? Фотография была очень нечеткой.
Рейне вспомнил все симптомы, какие были у Бьярне. Помимо расстройств пищеварения и поражения кишечника, он страдал также почечной недостаточностью, размягчением костей, отставанием психического и интеллектуального развития и нарушениями слуха. Все это были типичные признаки его заболевания. Неужели все это можно вылечить одним-единственным лекарством? Впервые Рейне засомневался в успехе.
Но, подумал он в следующий момент, если правда, что, как говорят врачи, все это заболевание возникло из-за поломки единственного крошечного гена в крошечном плече какой-то хромосомы, то логично было бы предположить, что такую единственную поломку можно устранить одним-единственным лекарством. Если причина болезни фантастически и смехотворно проста, то и лечение должно быть фантастически и смехотворно простым.
Логика такого рассуждения убедила Рейне.
Он взялся за сухонькую ручку сына и погладил ее. Малыш ответил довольным лепетом, изо рта его обильно потекла слюна.
— Выглядит он довольно бодро, — сказал Рейне старшей медсестре.
— Да, в последние дни ему и в самом деле стало лучше, — согласилась она.
— Мы бы хотели взять его домой. Ну, если позволит его состояние.
— Несомненно, но сначала поговорите с врачами.
— Мы хотим взять его в небольшое путешествие. Можно будет воспользоваться коляской, которую вы дали нам в прошлый раз?
— Конечно, но помните, что в любой момент ему может стать хуже, так что не увозите его слишком далеко.
— Нет, нет, — заверил ее Рейне.
Глава 8
Рейне смотрел на помещенную в газете цветную фотографию смеющегося Себастьяна. Заголовок гласил: «Кто видел Себастьяна?»
Рейне пробежал статью глазами. Газету он купил на заправке, а потом припарковался возле автобусной остановки, чтобы внимательно ее прочесть.
Речь шла о неизвестной женщине — грузной, в зеленом пальто и пестром платке, — забравшей мальчика с детской площадки. Воспитательницы подумали, что это какая-то родственница мальчика, так как он охотно обнял ее и пошел с ней без всякого принуждения и сопротивления. С тех пор мальчик бесследно исчез. Статья заканчивалась призывом сообщить в полицию о мальчике и о подозрительных женщинах.
Значит, к этому делу подключилась полиция. Ну что ж, это вполне нормально. Когда кто-нибудь исчезает, родственники первым делом идут в полицию. Но в газете не было ни слова о письме. Это могло означать одно из трех: полиция знает о письме, но не сообщает о нем журналистам; родители, по неизвестной причине, не получили письма; родители последовали его инструкции и сохранили получение письма в тайне. Учитывать надо все три возможности.
Рейне вышел из машины, бросил газету в урну и поехал домой. Там он помог Ангеле развести в камине огонь, на котором они вместе принялись жарить колбаски.
На следующий день Рейне поехал в ближайший супермаркет, так как не хотел каждый день покупать газету в одном и том же месте.
Никаких особых новостей по этому делу не было, но статья занимала целых две страницы. За недостатком свежих фактов репортеры обрушили свой гнев на безответственных родителей. Разве можно доверять ребенка случайным людям?
Директор детского сада, женщина с большими спиралевидными серьгами, которую Рейне ни разу не видел в парке, оправдывалась. Да, в саду поступали не по правилам. Правила предписывают, чтобы воспитатели заранее знали, кто будет забирать ребенка. Если за ним приходит незнакомый человек, то родители должны загодя поставить в известность персонал.
Случай Себастьяна, однако, был особенным. Его всегда забирали разные люди. Сначала воспитатели каждый раз звонили родителям, и, когда до них удавалось дозвониться, они говорили, что ребенка можно отдавать. Постепенно воспитательницы привыкли отдавать Себастьяну всякому, кто за ним приходил. Родители были согласны с такой практикой.
«Нам это никогда не нравилось. Но что нам оставалось делать — каждый раз брать ребенка домой?» — цитировала газета директора сада.
Репортеры взяли интервью и у Беттины (в газете ее назвали по фамилии — Линдског). Она сказала: «Та женщина выглядела очень прилично и не вызвала у нас недоверия».
Газета всерьез занялась проблематикой. Были опрошены директора других детских садов: как они ведут себя в подобных ситуациях. Все директора, как один, пытались выставить себя в наилучшем свете, утверждая, что в их учреждении такое было бы попросту невозможно.
Читателям задали вопрос: «Не боитесь ли вы, что вашего ребенка может забрать из сада совершенно незнакомый человек?» Родители, которые прежде, вероятно, вообще не задумывались над этой проблемой, вдруг проявили единодушную обеспокоенность. Во всех ответах повторялись слова: «служебная халатность» и «скандал». Газета явно нагнетала напряжение.
К своему удивлению, Рейне обнаружил, что в газете не было ни единого слова порицания беспечных родителей и нянек с их нацистскими дружками. Досталось только милой Беттине и ее коллегам.
Рейне выбросил газету и поехал домой, к Ангеле и Себастьяну.
Наступил вечер. На первом этаже никого не было, а со второго доносилось пение Ангелы — она убаюкивала Себастьяна. Рейне остановился на лестнице и прислушался. Ангела пела «Мой чудный хрусталик», пела без слов, но звонко и чисто.
Стоя на лестнице и не видя Ангелы, он вдруг усомнился в том, что это поет Ангела, — настолько это чистое божественное пение не вязалось с ее бесформенным телом и угрюмой молчаливостью. Правда, в последнее время она перестала быть молчаливой, а с Себастьяном вообще была очень разговорчивой.
Он не стал подниматься наверх. Мальчик, наверное, заснул, и Рейне не хотел разбудить его скрипом лестницы.