– И что же это была за фаза?

Он застенчиво пожал плечами.

– В основном «Эхо и люди-кролики».

– Еще раз: эхо и люди… кто?

– Кролики. Ты не знаешь про людей-кроликов?

– Лично я таких особей в глаза не видела.

– А об Эриксе что-нибудь слышала?

– Нет.

– Был такой клуб, – пояснил он. – Все это в Ливерпуле. Элвис Костелло… Я на него, кстати, туда ходил. Потом еще «Клэш», «Джой Дивижн», «Баншиз», «Баззкокс». Ты слышала когда-нибудь «Баззкокс»?

Зои покачала головой. Он набубнил ей мотив из песни «Влюбился не в того, кого надо». Поняв, что для нее это пустой звук, осекся. Нависла неловкая пауза.

– В общем, классная песня, – заключил он.

Внести Зои лепту в оплату счета Марк не дал, и, закутавшись в пальто, они шагнули в осень.

– Знаешь, а мне пока не хочется возвращаться, – первым сказал он.

– И мне тоже, – призналась она.

Тогда они пошли гулять в парк, нашли там скамейку и сели. Зои притулилась на краешке, выпрямив спину, а Марк расселся вольготно, достал из кармана плоскую жестянку с табаком и начал сворачивать самокрутку.

– Ты не возражаешь?

– Нисколько. Даже хорошо, если дым пойдет в мою сторону.

– А ты покуриваешь?

– Иногда, очень редко.

– Хочешь, я тебе тоже сверну?

Они оба молчали, пока Марк не свернул и не передал самокрутку Зои. Она сжала ее губами, чувствуя легкую жгучесть табака. Марк вынул зажигалку, и Зои склонилась к нему, вдохнув его запах. Затем отстранилась, пыхнув своей первой со времен студенчества сигареткой. Ей понравились и вкус ее, и аромат. Мелькнула любопытная мысль: как сочетается эта самокрутка с ее одеждой, туфлями, волосами…

– И как долго все это у вас продлилось? – спросила она, снимая с кончика языка табачную крошку и чувствуя на себе взгляд Марка.

– Ты про нас с Лиз? Одиннадцать лет на все про все.

– Наверное, и детки есть?

– Стивен, ему сейчас шестнадцать. Хлое девять. Оба живут с мамой. А у тебя?

– У нас с Джоном? Бог миловал.

– То есть как это понимать?

– Что именно?

– Ну, эта интонация…

– Не знаю. А что, я говорю с какой-то особой интонацией?

– Определенно. С особой такой подчеркнутостью.

Она фыркнула и смущенно прикрыла нос ладонью. Марк отреагировал широкой улыбкой.

– Мне даже сама мысль об этом странна: у нас с Джоном – да вдруг дети.

– А что в этом такого неслыханного?

– Мы сошлись на том, что нам не надо этого. Еще когда сами были школярами.

– В самом деле? Так вы давно уже знакомы?

– С начала времен.

Должно было выйти смешно, а получилось как-то грустно. Зои какое-то время смотрела на голубей, а потом сказала:

– Познакомились в университете.

– Однокурсники?

– Да нет. Я училась на юридическом, а он – в аспирантуре на кафедре английского.

Она уткнулась подбородком в теплое пальто, задумчиво улыбаясь своим мыслям, как при просмотре старых фотографий.

– Случай свел нас только потому, что мы оба выбрали один и тот же факультатив по сравнительной религии. Я сидела рядом с ним в той тесной аудитории. Там все друг друга знали, кроме нас с Джоном. Правда, мне уже была известна его репутация.

– И какая же у него была репутация?

– Ну, говорили, что он такой высоченный, – сказала она застенчиво, как школьница, – очень сильный. Очень красивый. И очень настойчивый, прямо-таки неотступный.

От этого своего рассказа Зои пробрал радостный непринужденный смех.

– У нас все девушки были от него без ума, а он даже ухом не вел. И чем больше он их не замечал, тем сильнее они по нему сохли. Ради него они шли на любые самые дурацкие поступки. Причем, заметь, не просто какие-нибудь там тихони, а яркие, умнейшие молодые женщины, которые ради того только, чтобы привлечь его внимание, попадали, как дурехи, в глупейшие ситуации. А он так ничего и не замечал.

– Ну как же, ведь все замечают?

– Клянусь Богом. Это была даже не спесь. А что-то вроде… близорукости, что ли.

– И тебе это нравилось?

– Мне казалось, это распаляет.

– Что-то похожее на вызов?

– Да боже упаси!

На этот раз они рассмеялись оба.

– А как вы, – Марк сделал неловкую паузу, – ну… сблизились?

Зои выкурила самокрутку едва ли не до самого кончика, зажав ее дымящиеся останки ногтями двух пальцев, большого и указательного.

– Никакого такого момента не было, – припомнила она. – Просто закончилась лекция, и мы вроде как потянулись выпить кофе. Никто никаких зацепок не делал, всяких там вопросиков не задавал. По крайней мере, мне так помнится. Просто сели в кафетерии и разговорились. Я рассказала ему о себе все, что могла, – а уж чего там за мной в ту пору было: мизер.

– Сколько же тебе было лет?

– Лет? Двадцать, кажется. В общем, школа для девочек, выпускной класс, потом годовой перерыв, университет. В то время это казалось недюжинным опытом. И вот я ему все это о себе выкладываю. А затем говорю: «Ну а теперь ты мне расскажи о себе», и он начинает мне рассказывать о книгах, как будто бы он сам весь из них состоит, – из тех, что прочел, и из тех, что для себя наметил. А когда он предложил проводить меня домой, я ни секунды не раздумывала.

О Джоне можно сказать одно: когда тебе двадцать и ты еще не так хорошо знаешь жизнь, да еще и живешь в паршивом районе, чувствовать, что этот парень провожает тебя, идет рядом, – ну просто упоение. Дошли. И вот он останавливается у моей двери и говорит: «Так вот, значит, ты какая?» А я ему: «Да, вот такая я».

А сама думаю: «Ну что ты стоишь? Ну поцелуй же меня, дурак, иначе я вот тут же, не сходя с места, умру».

– А он?

– А он – нет. Он лишь так немного сгибается и грациозно кивает – знаешь, как какой-нибудь верблюд в зоопарке. А затем сует руки в карманы и уходит.

– Ай да молодец! Хорошо разыграно.

– Если бы, – насупленно отмахивается она. – Никакого расчета здесь не было, уверяю тебя. Просто в этом он весь. Вот такой он и был. В смысле, есть. Ну да ладно.

И тут ею овладела пустая тоска, как всегда при мысли о том парне и о той девчонке. Мысли о Джоне Лютере – двадцатидвухлетнем, который откланялся, даже не поцеловав ее. И о призрачной легкости в сердце той ночью, когда она лежала без сна и все не могла поверить: это ты-то, серьезная, уравновешенная, работящая Зои, которая за всю свою жизнь переспала всего лишь с двумя – с одним давним школьным товарищем (что-то вроде подарка перед расставанием) и с мужчиной постарше, с которым познакомилась сразу после школы.

Не в ее натуре было вот так лежать, разметавшись на постели, и думать-гадать, что какой-то там парень может делать прямо сейчас, в эту вот секунду. И тем не менее ночь у нее прошла именно так.

Следующие несколько дней она старательно делала вид, что не пытается изобрести способ, как бы случайно столкнуться с ним, скажем, в коридоре, или на кафедре английского, или в столовой.

Раскинувшись на скамейке, Марк отвлек ее от созерцания голубей:

– Ты в порядке?

– А? – вскинулась Зои. – Извини, унесло.

– Ну что, – он плавно потянулся, – пора обратно?

– На работу? Ой, не хочу-у! – простонала она, лебединым движением вытягивая шею. – Мне вообще выходной полагается. Я знаешь как устала.

– А что, давай устроим прогул, – с энтузиазмом поддержал Марк. – Сходим в кино или еще что-нибудь. Я там уже год не был. Особенно днем.

– И я.

– Вот и давай, – соблазнял он. – Давай-давай! Скажем, что у нас рабочая встреча. А сами в кино. А потом в китайский ресторан заскочим.

– Ой, как хочется, – вздохнула она жалостливо. – Но нет.

Марк сунул в карман свою табакерку, и они побрели обратно на работу. Ей кажется, что они шли, держась за руки, хотя, конечно, этого просто не могло быть. Во всяком случае, тогда. До конца дня она была до ужаса рассеянна. Вся какая-то угловатая, и кофе расплескала по столу.

Сидя тогда с Марком и посмеиваясь над прошлым, своего Джона – тогдашнего парня – она воспринимала не более чем воспоминание. Иногда Джон ее подлавливал, преимущественно после бокала вина. Просматривая в очередной раз старые фотографии, Зои могла растрогаться до слез.