Черный юмор — это не смех сквозь слезы.

Это смех вместо слез.

Одни надежды оправдались, другие не оправдались… Почему-то надежды наши — как преступники перед судом: им постоянно нужно оправдываться.

Когда-то наука избавила человека от страха перед действительностью… А сегодня — как нам нужна действительность, которая избавит нас от страха перед наукой!

Только тот, кто недоволен собой, имеет право на все прочие недовольства.

Одни смехом уничтожают страх, другие страхом уничтожают смех, поэтому в мире не убывает ни смеха, ни страха.

Почему у нас в мозгу извилины?

Видно, слишком много преград встречается на пути мысли.

Когда разум пытается заменить чувство, ему требуется вся его сила, вся эрудиция, — там, где чувству достаточно одного вздоха.

Из него вышел Моцарт — и ушел в неизвестном направлении.

Из него вышел Пушкин — и ушел в неизвестном направлении.

Сколько из него вышло великих людей!

И все ушли в неизвестном направлении…

Когда человека исключали из обезьян, он и сам не знал, за что его исключают. То ли за нежелание шагать в четыре ноги, то ли за нежелание хватать в четыре руки, то ли за аморальное размножение, которое он почему-то называл любовью.

В общем, исключили человека. Перестали здороваться, узнавать. Заставили зарабатывать на жизнь своим трудом, да еще насмехались, что труд создал человека.

А разве трудом на семью заработаешь? Тем более, что работать спокойно не дают, каждые пять минут требуют документы.

Жена говорит: неужели так трудно шагать в четыре ноги? Дети говорят: неужели так трудно хватать в четыре руки? И ушли от него жена и дети.

Остался человек один. Только иногда кто-нибудь забежит, занесет работу, чтоб другие не видели. А потом, конечно, выдаст ее за свою.

Великий изобретатель топора получил премию за топор, сделанный руками человека. Еще одну премию получил изобретатель молотка.

А как они добыли огонь? Ведь они у него добыли огонь, а потом его же заставили тушить пожары.

И не выдержал человек такой жизни. Как-то пришли проверять документы, а человека нет.

И сразу вся работа остановилась. Великий изобретатель топора не знал, как насадить топор на топорище, великий изобретатель молотка отбил себе все пальцы на четырех руках, но так и не освоил этой невероятной техники.

И тогда возникло сомнение: а что если мы не туда шагали в четыре ноги? А что если не то делали в четыре руки? Точнее, шагали в четыре руки, а делали в четыре ноги, потому что шагали мы руками, а работали ногами.

И вообще: возможно, не человек должен происходить от обезьяны, как утверждает основополагающее учение, а мы, обезьяны, должны научиться жить по-человечески, произойти от человека. Ведь мы же его помним, он жил среди нас!

Но как произойти от человека? Наверно, надо, чтоб сначала исключили из обезьян, как исключили — помните? — нашего человека.

Тут все заходили по инстанциям, стали требовать, чтоб исключили из обезьян. Но инстанции говорят: из обезьян пусть вас исключают обезьяны.

Оказывается, они уже не обезьяны. Кинулись искать обезьян, но все обезьяны как сквозь землю провалились.

То были одни обезьяны, а теперь — ни одной. Удивительный факт: в стране обезьян не водятся обезьяны.

Так возникло человеческое общество без обезьян.

Насадить топор на топорище, правда, еще не удалось, но воткнуть топорище в топор уже делаются попытки.

Что характерно для обезьян: они всегда были некрасивыми. Ну сами посудите: руки вместо ног — разве это красиво? Ноги вместо рук — это другая крайность, всего должно быть в меру, а главное — поровну: две ноги, две руки.

А осанка? Разве то, что у обезьяны, можно назвать осанкой? Обезьяна сутулится, горбится, не поймешь, когда она в вертикальном, а когда в горизонтальном положении (для лентяев — идеальный вариант).

Теперь посмотрите на ее лицо: оно же все в морщинах! Когда морщины в старости, это нормально и даже иногда вызывает симпатию, но у обезьяны морщины всю жизнь. Всю жизнь! Как будто у нее никогда не бывает молодости.

И еще эти губы, вытянутые вперед, как будто обезьяна хочет вас расцеловать, но кто же захочет с ней целоваться? Поэтому количество обезьян на земле катастрофически уменьшается.

Когда обезьяны это заметили, самые умные из них сказали: мир спасет красота. Мир обезьян спасет красота, поэтому хочешь не хочешь, а надо становиться красивыми.

Не все с этим согласились. Многие махнули на свою внешность рукой и навсегда остались обезьянами. Вытягивают губы, но никто их не хочет целовать, и количество их от этого уменьшается.

Но самые умные и настойчивые упорно вырабатывали осанку, старались ходить на двух, а не на четырех руках, удаляли с лица морщины, а волосы на теле выщипывали, оставляя их лишь в самых укромных местах.

Это был великий труд, который, как известно, и создал человека. И постепенно люди все меньше походили на обезьян, и их всем хотелось целовать, все время целовать и целовать, отчего количество их постоянно увеличивалось.

Первым спохватился Мальтус.

— Люди! — воскликнул он. — Опомнитесь! Что вы делаете? Перестаньте целоваться, вы же скоро не сможете себя прокормить!

Но люди уже не могли остановиться — такими они стали красивыми. Как посмотрят друг на друга, так сразу и начинают целоваться. И не могут себя прокормить, и не могут детей прокормить, а все равно целуются, целуются, целуются…

Австралопитек жил в Африке. Место хорошее, никто не говорит, но австралопитек как-то не чувствовал себя дома. То и дело кто-нибудь да спросит:

— А почему, собственно, вы живете в Африке?

И нечего ответить. Действительно — почему?

Как-то так сложилось, что он родился в Африке. Хотя и австралопитек. Африка его родина, понимаете?

Нет, никто этого не понимает.

И стал австралопитек замечать: не любят в Африке австралопитеков. Почему не любят? А просто так. Просто потому, что они австралопитеки. Дети домой приходят в слезах: с ними не хотят играть, обзывают австралопитеками. Жена пойдет за продуктами и вернется ни с чем: ее опять не пустили без очереди, они пускают только своих, а у нее во всей очереди нет ни одного своего человека.

И все чаще австралопитек стал подумывать: а не уехать ли отсюда куда подальше, на историческую родину? С женой посоветовался, с детьми. И стали они все вместе готовиться к переезду.

Но с переездами в то время было трудно. Из Африки в Австралию по морю не переплывешь, а по суше пешком не дотопаешь.

Собирались, собирались… И так в сборах прошла вся их жизнь. И кончилось тем, чем обычно кончается жизнь: они умерли.

Вот и весь анекдот. Нет, не весь, это очень длинный анекдот. Потому что прошло три миллиона лет — и вдруг австралопитека находят в раскопках.

Тут, конечно, сразу возникает старый вопрос: а почему в Африке? Австралопитек — и в Африке.

Один случайный прохожий говорит:

— Вы же знаете этих австралопитеков. Они всюду пролезут.

Сказал — и прошел. А разговор остался. Нехороший, обидный разговор.