Лишь короткие волны пробиваются в космос, а длинные не в состоянии оторвать себя от Земли.

Поэтому будем кратки — чтоб нас услышали.

Главный закон движения: палок не должно быть больше, чем колес.

Каждая низменность норовит стать возвышенностью, и это настоящее стихийное бедствие.

Для того, чтобы быть полезным, необязательно стать ископаемым.

Там, где каждый считает, что лично он не делает погоды, погода бывает самая отвратительная.

Для того, чтобы не пройти мимо цели, иногда необходимо пойти ко дну.

Запасы времени в природе неограничены, но как мало приходится на каждого человека.

Это только так говорится, что годы берут свое. На самом деле они берут не свое, а чужое.

Поразить потомков своей наследственностью, а предков своей изменчивостью — в этом суть приспособления к окружающей среде.

Иногда опасно уходить от достигнутого. Даже вперед.

Вавилоняне раскапывали культуру шумеров, при этом закапывая свою.

Битвы за свои убеждения никогда не бывают столь жестоки, как битвы за свои заблуждения.

Факты — солдаты истории: они всегда подчиняются генералам.

Когда перед тобой возникнет стена, вбей в нее гвоздь, повесь на него шляпу и чувствуй себя, как дома: одна стена у тебя уже есть.

Мы вырубим все оазисы, чтобы они не заслоняли от нас пустынь, которые нам еще предстоит засадить деревьями.

Уходя из театра, каждый зритель уносит с собой по лавровому листку.

При естественном движении от начала к концу — вечное стремление к началу.

…а старые обезьяны все еще вспоминают о том, как они жили до эволюции…

Мужья, не спорьте с женами! Не может быть хорошим мужем тот, кто любит истину больше, чем женщину.

От судьбы не уйдешь, а если уйдешь, то тебя будут разбирать на общем собрании.

Свободное место — это место, занятое только собой.

Быть без царя в голове — еще не значит быть демократом.

Там, где чужие жизни идут по дешевке, на собственную возрастает цена.

Люди не раз отдавали жизнь за убеждения, но убеждения они отдавали только за хорошую жизнь.

Редко встретишь мыслителя, играющего в дурака. И намного чаще дурака, играющего в мыслителя.

Не зря врачи советуют ограничивать себя и в том, и в другом. Все ограниченные обладают завидным здоровьем.

Если больной и протянет до утра, то только ноги.

Только в тюрьме чувствуешь себя как за каменной стеной.

Современность — это то, что понимается только со временем

Сегодня и завтра, в любой сезон — билеты на сегодняшнюю трагедию действительны на завтрашнюю комедию.

Жила у нас в лесу молоденькая Листоблошка. Молоденькая и сладенькая. К ней наведывался некто Муравей, когда ее Листоблох был в командировке.

Не подумайте плохого. Все муравьи любят сладенькое, а Листоблошка это сладенькое как раз выделяла. Поест, допустим, солененькое, а выделит сладенькое. Ну, а Муравей уже тут как тут. Разумеется, если Листоблох в командировке.

Время у нас было интересное. Мы как раз сняли с работы Медведя, а на его место выдвинули муравья. Не Листоблошкиного, а другого. Выбирали всеобщим тайным голосованием. Муравьев в лесу много, есть кому голосовать. Это мы только с виду молчаливые, но если тайно голосовать, тут мы перекричим любого медведя.

Для Медведя это было большой неожиданностью. Он очень сердился. Вы, говорит, у меня еще будете лапу сосать.

А муравей, которого выбрали, стал теперь Мэравей, это у него должность такая. Бегает по берлоге и не знает, куда бежать. И все вокруг него бегают и не знают, куда бежать. Только один Муравей знает, куда бежать: он уже опять у Листоблошки.

Листоблошка сидит на одном листе, другим обмахивается и говорит как бы между прочим:

— Я слышала, одному из ваших дали берлогу. Такому же, как ты, муравью.

— Не муравью, а Мэравью.

— А мне все равно. Я вашего брата не различаю.

Некто Муравей даже опешил. Такое услышать в интимный момент. Но Листоблошка такая. Ей нужно очень много втолковать умных мыслей, чтобы она наконец выделила какую-нибудь глупую. Глупенькая она, Листоблошка. Глупенькая и сладенькая.

В последний свой приезд из командировки Листоблох ей втолковывал:

— Сейчас такое время, надо с умом выделять. Что-то выделить, а что-то прижать, чтоб потом из этого побольше выжать.

Некто Муравей ничего об этой политэкономии не знал, и он от души тянулся к Листоблошке:

— Сладенькая моя!

Но Листоблошка жмется, отворачивается, прячет от него свою сладость. Говорит, что ей муж запретил выделять что-либо на сторону. В том смысле, что нужно сегодня побольше прижать, чтобы завтра побольше выжать.

Ну и стерва, подумал Муравей. Нашла где вводить рыночные отношения. Ему, Муравью, все эти листоблошьи проблемы ни к чему, ему главное — принять сладенькое и отвалить, пусть без него строят свою экономику.

И отправился некто Муравей по своим делам. Оказывается, и у него были дела. Не только мэравьям в берлогах заседать да листоблохам мотаться по командировкам.

Кошка жила в зоопарке, но не в клетке, а между клетками. Это было обидно, потому что в клетке кормят, а между клетками нет. Что сам ухватишь, тем и бываешь сыт. Но зато живешь на свободе.

Таков закон жизни: либо сытая, либо свободная жизнь. Этот закон никому не нравится, потому что в любом случае чего-то не хватает.

Кошке не нравилось, что сама она на свободе, а еда от нее отделена клетками. И она бегала между клетками и кричала: «Долой клетки!» — наполняя атмосферу вольнолюбивыми мотивами. И когда вольнолюбивые мотивы дошли до администрации, клетки убрали и зоопарк переоборудовали в заповедник, где все на природе, все на свободе…

И сразу все завопили: «Давайте жрать!»

Громче всех вопила кошка. Раньше еду можно было стащить из клетки, хотя это и было сопряжено с определенными трудностями. А теперь что получилось? Ни клеток, ни еды?