— Такая маленькая, серенькая… — Мы вам десяток наберем, — отвечали ей те, для кого все кошки серы. Кошкой больше, кошкой меньше — что от этого изменится на земле? Для аборигенов ничто не изменится, у них свои прочно насиженные места. Плацкартные, купейные, мягкие места. Даже в троллейбусе абориген устраивается так, словно собирается провести в нем остаток жизни. И где бы он ни находился, в какой бы должности ни служил, для него главное — не потерять это место. Плацкартное, купейное, мягкое. Потому что на всех необъятных просторах земли для него важно лишь это насиженное, належенное место. Он не считает себя на этом месте пришельцем, он уверен, что он этого места абориген. Я хотел бы навсегда остаться пришельцем… Но время проходит, и пришельцы становятся аборигенами. Они перестают мотаться по всем пространствам и временам, Усваивают закон сохранения энергии, они узнают, что означает слово «нельзя», привыкают к нему и уважают больше, чем слово «можно». Они любят вспоминать о том, как были пришельцами, но к той поре относятся снисходительно, с добродушной усмешкой: — По ночам мы искали в траве падающие звезды. Представляете: звезды в траве! Но не все пришельцы становятся аборигенами, некоторые из них остаются пришельцами — навсегда. Смешные, нескладные, хотя внешне мало отличающиеся от аборигенов, они живут пришельцами на земле, как живут все земные пришельцы. И они шагают по этой земле, подставляя ветру свои поредевшие волосы, и не могут найти себе постоянного места, и всюду им достается за то, что они нарушают законы аборигенов, — у пришельцев нет своих законов, и им приходится жить по законам аборигенов, и они нарушают их, не умея понять, потому что до конца жизни остаются пришельцами… Все говорят о пришельцах, все ждут пришельцев, а они давным-давно живут на земле. В каждом доме, в каждой семье есть хотя бы один пришелец… ДИСТРОФИКИ * * * Я звезда. Я горю, как свеча, Вырывая из мрака Вселенную. И работаю я по ночам, Тратя время особенно ценное. Но кому это нужно, друзья, Чтобы в небе трудились, как негры, мы, Если девять десятых энергии Все мы, звезды, расходуем зря? * * * Краснеет солнце на закате, Краснеет солнце на рассвете. Онокраснеет, на ночь глядя, Расставшись с ней и снова встретясь. И день немало озабочен, Гадает, но спросить не смеет: Что делало светило ночью, Что утром так оно краснеет? * * * Деревья-исполины И гнутся, и трещат, Лежат в пыли вершины, А корни — вверх торчат. А в небе — хмари, хмури, И молния, и гром… Женился бор на буре, Привел хозяйку в дом. * * * Однажды заспорили солнце с бореем, Кто снимет с прохожего шубу скорее. Борей попытался сорвать ее грубо — Прохожий плотнее закутался в шубу. А солнце пригрело — и сразу прохожий Снял шубу и шапку, и валенки тоже. Поистине ласка — великое дело: Кого она только из нас не раздела! * * * У апельсина не доля, а долька, Но апельсин не в обиде нисколько. Сладкая долька ему суждена, Да и к тому же еще не одна. Прячутся дольки под толстою кожей, Здесь их не сушит ничто, не тревожит. Доля ж открыта, у всех на виду, Всем на потеху, себе на беду. * * * Ходит в золоте луна, в серебре — вода. Ходит в мягком тишина, в зябком — холода. Ходит в пышном торжество, в пестром — суета. И совсем без ничего ходит доброта. Ей бы серебро воды, золото луны, — В мире не было б нужды, не было б войны. Это не ее вина, а ее печаль… Ходит в мягком тишина, голубеет даль. * * * Дерево. Ну что, казалось, в нем? Листья, ветки, шелест и прохлада. Отчего же знойным летним днем Каждому приятно быть с ним рядом? Даже лесоруба с топором Дерево в тени готово спрятать. И каким же нужно быть богатым, Чтоб за все, за все платить добром! * * * Вбивают в осину осиновый клин. Не клин виноват, а его господин. Однако и он, господин молоток, Легко и резонно отводит упрек. За ним ведь рука, за рукою плечо, А там еще что-то и что-то еще… Не сыщешь виновных, не сыщешь причин. Вбивают в осину осиновый клин. * * * Осуждали путники осину, Что на ней не зреют апельсины. Под осиной сидя в жаркий день, На осину наводили тень. А осина молча все выносит, Критиков суровых не винит, Понимая: тень-то каждый бросит, Но не в каждой спрячешься тени. * * * Что ни вечер воет ветер: «Всем пора на боковую! Не беда, что солнце светит, Я сейчас его задую!» Воет ветер на рассвете, Заступая в караул: «Эй, вставайте, солнце светит! Это я его раздул!» |
