Помошник отца В. Аморандо — дядя Валя в нашей мастерской.

К приемному, точнее, старшему сыну Толе отец относился — как бы это сказать? — удовлетворительно. За "хулиганство" ему, конечно, влетало, но не так чтобы уж очень; убедить же мать, чтобы ему справить хоть сносную одежонку, отец, несмотря на все свое всевластие, не

сумел, отчего злился на нее еще более. А потом, видать, махнул рукой.

По своим изобретательским делам отец неоднократно бывал в Москве, Ижевске, Серпухове, Подольске, Миассе, откуда следовали написанные его аккуратным почерком открытки, начинавшиеся, как правило, "Здравствуйте, уважаемая Ольга Викторовна" (странно, не правда ли?), и кончавшиеся, тоже как правило, неизменным "Витюшу целую". А о Толе — ни слова. Привозимые из столицы гостинцы предназначались, разумеется, главным образом, Витюше…

Зато для занятий всеми школьными и "внешкольными" предметами у нас дома были сверхидеальные условия — от чертежных принадлежностей (у каждого — своя персональная чертежная доска, рейсшина, готовальня и прочее) до богатейшей библиотеки, в которой одних лишь энциклопедий было пять: Брокгауз и Ефрон в "обычном" виде и еще одно издание — в очень толстых томах, "Народная энциклопедия", на переплетах которой была изображена женская фигура, высоко воздевшая яркий факел, озарявший справа достижения науки и техники, а слева — загнавший в угол перепуганных чертей и прочих "представителей" мракобесия; была еще какая-то французская многотомная энциклопедия, видимо, очень старинная, с полуфантастическими картинками-гравюрами; наилучшей из энциклопедий я считал "Новый энциклопедический словарь" из множества томов в черно-синих переплетах — к сожалению, это полезнейшее, но ныне малоизвестное (наверное, из-за малого тиража) издание прервалось из-за революции на букве "О". Я уже не говорю о разнообразных "Полных собраниях сочинений" и еще более многочисленных "Бесплатных приложений" к журналам (да, да, совершенно бесплатных, отличавшихся от "нормальных" разве что тонкой обложкой), из которых состояли толстенные кипы запомнившихся мне многотомников Альфреда Брема, Фенимора Купера, Луи Буссенара, не говоря уже о Шерлоке Холмсе, Джеймсе Бонде, Месс-Менд и прочих. Толя их "заглатывал взахлеб", что было "неприлично", и от матери ему приходилось забираться с книгой в крону высокого зеленого вяза с непрозрачно плотной листвой: этот вяз рос у наших сараев.

А вот отец Толю за книги не ругал. И на том, как говорится, спасибо…

Кто меня научил читать — отец или мать — не помню. Может даже и никто, а просто книги. А скорее всего пишущая машинка: их у нас было несколько, отец немало изобретательствовал и по этой части. Наиболее ходовой в доме была портативная машинка "Ампир" с двумя регистрами — это значит, что на клавишу приходилось не две, как сейчас, а три литеры (знака), и пальцы левой руки почти всегда лежали на регистровой педали. Зато хорошо помню: печатать я научился гораздо раньше, чем писать. Даже на двухрегистровом "Ампире" тарахтел куда быстрее, чем любая ручная "скоропись", притом без опечаток. "Ампир" честью и правдой служил нам с отцом аж до моего уральского ареста.

Как бы то ни было, "технической" стороной своей ранней грамотности я обязан своему отцу.

Ну и напоследок даю тебе список изобретений, на которые отцу удалось "выбить" официальные признания в виде авторских свидетельств, внесенных в Государственный реестр изобретений СССР (номер, дата приоритета, название): 28415, 2.Х.1931 — арбалет; 39730, 5.05.1933 — станок для изготовления скрепок для бумаг; 31895, 17.11.1932 — пишущая машина; 40676, 28.04.1934 — токарный станок для нарезания резьбы; 14450, 16.01.1926; 21634, 1.02.1930; 35534, 5.05.1933; 37082, 15.04.1934; 37966, 14.05.1933; 44108, 5.12.1934; 49739, 25.11.1934; 49740, 4.05.1936; 56368, 20.07.1937 — его станки для насечки напильников и приспособления к ним.

Экстравагантно название изобретения № 62081 с приоритетом 31.07.1938 года — "Гидросепаратор для добычи золота". Но о нем — когда-нибудь в следующий раз. А закончу это письмо об отце его словами, обращенными к Н. С. Хрущеву:

"…Это было в те годы, когда тресты Главзолота украшали золотые бюсты начальника Главзолота тов. Серебровского, "автора" толстейшей книги в щедро позолоченном переплете "На золотом фронте" (А.П. Серебровский был крупным партийно-"золотым" деятелем, он восславлен даже в Большой Советской Энциклопедии — но прадед твой Степан Иванович Гребенников "шишек" даже такого масштаба не боялся. — В. Г.).

Это небольшое письмо — о наших уличных играх — может показаться тебе, да и другим читателям, более уместным для какой-нибудь детской книжки. Но, во-первых, инструкций по тем играм здесь не будет (забыл, а многие толком и не знал), во-вторых я убежден, что именно игры закладывают и развивают в растущем человеке очень многое: не зря теперь в моду вошли компьютерные, логические, экономические и прочие "игры для взрослых", являющиеся, по сути дела, не играми, а важным упражнением для ума.

Игр же "для тела", да и "для души", становится с десятилетиями все меньше и меньше, и в этом я вижу одну из причин физического вырождения поколений…

Так чем же занимались мои сверстники и ребята постарше на симферопольских улицах и в переулках в тридцатые годы? Пацаны лет восьми-двенадцати усердно дулись "в ножичек": в маленькую, но тщательно подготовленную земляную площадочку втыкался лезвием нужное количество раз обычный перочинный ножичек, бросаемый или соскальзываемый из множества нужных положений, каждое из которых имело название, и они следовали в определенной очередности.

Другие подкидывали внутренней частью ноги под лодыжкой "жоску" — самодельный воланчик из пятака, завязанного в тряпочку так, чтобы у нее оставался "хвост". Подлетев на метр, жоска поворачивалась грузом вниз и падала на бок башмака играющего, с которого мгновенно взлетала вверх. Рекордсменом считался тот, кто, не наступив "рабочей" ногой на землю, подкинет ногой жоску в воздух большее число раз; другой вариант — переступать ногами можно сколько угодно, но жоска летает в воздухе наибольшее количество минут (говаривали, некоторые "держали" ее так часа по полтора-два).

Хорошей тренировкой для всего организма было катание всякого рода обручей — от бочек, бричек, ободьев крупных подшипников, других больших колец, с помощью "руля" — толстой метровой проволоки, изогнутой так, что с одной стороны получалась как бы рукоятка, а с другой, что к колесу — глубокая четырехугольная выемка, которая подводилась под задне-нижнюю часть ведомого колеса. Искусство вождения его "рулем" давалось не сразу, зато как слушается обруч малейшего движения "руля" в умелых руках! Повороты, виражи, восьмерки, стрелки — чего только не выделывали юные "водители", подчас вызывая недовольство прохожих, впритирку к которым, громыхая стальным тяжелым ободом и визжа "рулем", проносился под горку такой вот "механизированный" пацан!

Ребята помастеровитей делали "самокаты": два шарикоподшипника на осях — это колеса; остальное — подножка, рулевая колонка, шарниры — из дерева и проволоки. Особенно здорово было лететь на таком "транспортном средстве" под гору…

Если в центральной России в моде были городки, то у нас, на юге России, преобладала другая уличная игра. Заостренная с двух сторон деревяшка клалась на землю, по одному из ее концов били палкой, и она подлетала в воздух; не давая ей упасть, следовало вторично стукнуть по ней, но с размаху и с силой, чтобы послать ее как можно дальше. Название этой игры я забыл, а вариантов ее было несколько; в ряде из них летающая деревяшка клалась концом над специально вырытой ямкой, и, ударенная палкой, сразу летела очень далеко.