— Когда мы получили свои подарки, Венди у себя в кабинете впала в неистовство, и мы с Франческой зашли к ней, чтобы узнать, в чем дело. Венди сказала, что спит с Гартом и он в знак признательности мог бы потихоньку подарить ей хоть какую-то малость.
Я едва удержалась от замечания, что какую-то малость она и так потихоньку от него получала, и сказала:
— И тогда вы поняли, что вы у него не единственная?
Она кивнула.
— А когда разрыдалась Франческа, я поняла, что все гораздо хуже.
— Что произошло дальше?
— Венди пошла по кабинетам и заставила признаться остальных. Да, денек был не из лучших. Даже для Линдси, которой, я думаю, тоже было не по себе.
— А остальным?
— Все реагировали по-разному, но кажется, в основном испытывали гнев и злобу.
— Что вы решили предпринять?
— Сначала нас это так потрясло, что некоторые даже хотели… — Она успела проглотить страшные слова. — Я совсем не то имела в виду. Никто по-настоящему этого не хотел. Никто этого не делал. Мы этого не делали.
— Все вместе нет, а по отдельности — да. Кто-то из вас все-таки на это пошел.
— Нет. Ни за что на свете. Никто не хотел даже отказываться от него, не говоря уж о том, чтобы как-то ему навредить. Я решила сказать ему, что между нами все кончено. Венди говорила, нам всем следует с ним порвать, а Хелен заметила, что сама Венди этого не сделает, и она не позволит ей получить такое преимущество. И мы выработали что-то вроде соглашения.
— Его убить.
— Да прекратите же вы! Нет, сделать вид, что ничего не произошло.
Я представила, как они соперничают за его любовь — если в этом случае вообще можно говорить о любви. Каждая знала о его отношениях со всеми остальными и изо всех сил старалась вытеснить соперниц из гонки. Но потом у кого-то из них лопнуло терпение.
— Кто-нибудь добился преимущества? — Я постаралась, чтобы в голосе не звучало осуждение.
Тесса покачала головой, но намек поняла. Одна из женщин решила, что сможет стать для него любимой, если не единственной. А когда этого не произошло, она сорвалась. Так кто же из них совершил непоправимое?
— Тогда-то я и убрала свой браслет с глаз долой. Сказала им, что он сломался, но на самом деле больше не могла его носить. Я не сказала об этом Гарту, потому что…
— Его убили.
— Прекратите. Вы пытаетесь меня спровоцировать, но мне не в чем сознаваться, кроме как в своей наивности и глупости и в том, что я любила человека, которого не должна была любить.
А она проницательна — надо отдать ей должное. И у нее на все есть ответ. Но снимает ли это с нее подозрение или просто доказывает, как хорошо она подготовилась?
Тесса прервала мои размышления, вернувшись к одной из тем нашего разговора:
— Нельзя говорить об этом в статье. Вне контекста все выглядит еще ужаснее.
— Но это и есть контекст. Та самая причина, по которой одна из вас его убила.
Паника в ее глазах уступила место холодному расчету.
— Подумайте, как все это скажется на Гвен.
— Она окажется вашей и его жертвой.
— Она окажется женщиной, закрывавшей глаза на серьезнейшие проблемы в работе и любви — тех двух областях, которые больше всего волнуют ваших читательниц. Они вас не поймут, и это повредит и вашей статье, и журналу, и нашему агентству, и нашим общим интересам в продвижении «Успеха».
Я была готова ей аплодировать, но не стала, чтобы ее не поощрять.
— Тесса, я надеюсь, вы не пытаетесь разыграть передо мной рекламную акцию?
— Любое упоминание в СМИ — это реклама. — Холодный блеск в ее глазах сменился почти дьявольским пламенем. — Я призвана защищать бренд и готова сделать для этого все, что угодно.
— Даже убить?
— Пожалуй, я все-таки предъявлю вам иск. Может, даже уничтожу ваш журнал. Вас же нисколько не волнует, кто его убил. Вы просто используете его смерть, чтобы заставить нас сделать сенсационное заявление о Гвен, как будто эта жалкая дура может быть кому-нибудь интересна.
— Вы позволите мне сослаться на ваши последние слова? — Чтобы не заставлять ее выставлять меня из кабинета, я поднялась и направилась к двери. — Или вы бы предпочли, чтобы я написала что-то вроде: «Источник, пожелавший остаться неизвестным, называет ее жалкой дурой»?
— Я попрошу наших клиентов больше не помещать рекламные объявления в вашем журнале.
— А я попрошу своих читателей больше не пользоваться услугами ваших клиентов.
Она смерила меня свирепым взглядом, я отплатила ей той же монетой. Самое время выхватывать пистолет, но вместо этого я повернула дверную ручку. Тесса меня не удерживала, поэтому я открыла дверь и вышла в коридор.
Я хотела пройтись, надеясь, что свежий воздух, время и привычный шум проезжающих по Манхэттену машин освежат мою несчастную голову. Впервые я расследовала преступление, не испытывая к жертве ни капли уважения и сострадания, и я не знала, как мне быть. На душе было гадко, и я не знала, что меня больше тревожит: поведение Гарта или мысль, что я готова понять, почему его убили.
Конечно, его сотрудницы разделяют с ним ответственность. После истории с браслетами они знали, что происходит, и, каковы бы ни были их мотивы: любовь, продвижение по службе или что-то еще, — они не положили этому конец. Пока этого не сделала одна из них. Оставалось понять почему. Если их не остановило известие, что они связались с кобелем, то с чего бы им хвататься за пистолет? Чего же еще я не знаю?
У меня не было определенного плана, куда идти. Правда, я хотела позвонить Трисии или Кэссиди, но поскольку и сама еще толком не разобралась в этой истории, то подумала, что лучше поговорю с ними позже. После работы мы собирались пробежаться по магазинам, чтобы подготовиться к гала-представлению, и я надеялась к этому времени представить на их суд уже готовую новую версию. Погрузившись в свои мысли, я и не заметила, как ноги сами привели меня к зданию, где работает Кайл.
Даже когда он спускался ко мне по ступенькам, я все еще точно не знала, почему я здесь. Но когда он подошел и я схватила его за лацканы пиджака и начала неистово целовать, не обращая внимания на то, что на нас смотрят, я поняла, что оказалась здесь именно ради этого. Чтобы убедиться, что на свете еще есть настоящие мужчины, настоящие чувства и искренние отношения, без подтекстов и скрытых смыслов.
Кайл высвободился из моих объятий и вгляделся в мое лицо.
— В чем дело? Что-то произошло?
— Мне просто нужно было тебя увидеть.
— Что-нибудь стряслось?
— Что-нибудь непременно должно стрястись?
— Да.
Не имело смысла делать вид, что он ошибается.
— Все это время я заблуждалась.
— Хреново, — сказал он сочувственно.
— А ведь мне казалось, я понимаю, каким человеком был Гарт Хендерсон.
— Выяснила нечто такое, что тебе не понравилось?
— Да.
— Скверно.
Он произнес это бесстрастно, но все равно меня это задело.
— Что ты хочешь сказать?
— Если играешь в такие игры, Молли, значит, будешь сталкиваться с тем, что тебе не понравится. Когда все хорошо, люди друг друга не убивают. Чем гнуснее преступление, тем скорее так оно и есть. Может оказаться, что именно в этом состоит мотив.
Конечно, он прав. Мне все представлялось головоломкой, фрагменты которой рано или поздно непременно сложатся в единое целое, но все оказалось далеко не так просто.
— Раз я так заблуждалась на его счет, в чем еще я могу ошибаться?
— Возможно, и ни в чем. — Он ущипнул себя за губу и замолчал. Пауза так затянулась, что у меня мурашки побежали по коже. Что он скажет дальше?
— Зайди, пообщайся с Донованом.
— Ты же сказал, чтобы я этого не делала, пока у меня не появится что-то конкретное.
— Потому что злился на вас обоих.
Знаете, как бывает в комнате смеха с крутящимся полом: кажется, ты уже у выхода, но это обман. Мне хотелось ухватиться за Кайла, чтобы удержать равновесие, а вместо этого я сложила руки на груди.
— Спасибо, что предупредил.