— Не забуду.

— На все про все даю тебе две недели.

— Ясно.

— Только будь осторожна.

Интересное замечание. Меньше всего можно заподозрить Эйлин в том, что она печется о моей безопасности.

— Спасибо, Эйлин, за беспокойство, — сказала я, стараясь выразить благодарность, а не удивление.

— Видит бог, мне совсем не хочется, чтобы из-за твоих изысканий сюда ворвался какой-нибудь отморозок и устроил пальбу. Могут пострадать люди, могу пострадать я. Расследование — штука опасная.

Понятно, обо мне она думает только в той степени, в какой это связано с ее собственным благополучием. Зато оправдалось мое предположение, что в аду никогда не бывает прохладно. Учту.

— Что-то ты разулыбалась. Мне это не нравится. Иди работай, — сказала Эйлин и небрежно махнула рукой в мою сторону.

Я вернулась за свой стол, но не могла усидеть на месте. Я так долго этого ждала и уж теперь постараюсь изо всех сил, чтобы на этот раз статья помогла мне достичь цели. В конце концов, бог троицу любит.

Я начала составлять списки и делать пометки. Из чисто профессионального интереса я и раньше следила, что пишут газеты о расследовании, но сейчас необходимо собрать и свести все сведения воедино. Нужно покопаться в прошлом Гвен Линкольн, чтобы как следует подготовиться к интервью. Возможно, Гвен ждет корреспондентку белую и пушистую, но я-то собираюсь землю рыть.

А еще предстоит выяснить, какими сведениями со мной готова поделиться полиция. На многое рассчитывать не приходится, потому что расследование не завершено. Я попыталась вспомнить фамилию следователя, которому, по словам Кайла, поручено дело.

Кайл. Нужно рассказать ему. У Трисии и Кэссиди мой рассказ, без сомнения, вызовет бурю эмоций, особенно в свете нашего разговора во время обеденного перерыва. Но я не уверена, что Кайл встретит мою новость с таким же энтузиазмом. Он очень переживает за мою безопасность, и мне это безумно приятно, но помощи от него ждать не стоит. Впрочем, он все равно за меня порадуется.

Я позвонила Кэссиди и Трисии, их обеих моя новость привела в полный восторг. Трисия взяла с меня слово вечером отметить мою удачу, выпив где-нибудь по коктейлю. Я передала ее слова Кэссиди, которая пообещала поскорее избавиться от своего спутника, так что мы можем на нее рассчитывать.

Потом я не спеша дошла до конторы Кайла и позвонила ему с улицы. Я вообще уважаю чужую работу и уж совсем не хочу, чтобы его коллеги считали меня легкомысленной девицей, которая вечно некстати появляется на пороге и всем мешает. Особенно сейчас, когда придется общаться с кем-то из них на совершенно другом уровне.

— Ты где? — обрадовался Кайл.

— Перед главным входом. Не хочу тебе мешать, но я оказалась поблизости, вот и решила позвонить.

— Что-то случилось?

— Да, у меня потрясающая новость.

— Я сейчас спущусь, тогда и расскажешь.

Какое же это счастье — наблюдать, как к тебе шагает человек, которого ты обожаешь. Он приближается, а ты предчувствуешь его радость, его запах, вкус его губ. Пока он слишком далеко, чтобы с ним заговорить, любуешься его пружинистой походкой, рыжими искрами, которые солнце зажигает у него в волосах, сиянием его голубых глаз, тем, как он склоняет голову набок, потому что продолжает думать о своем; наконец подходит близко-близко и выдыхает:

— Привет.

Он быстро и нежно коснулся меня губами. На людях, особенно перед своей конторой, он проявляет сдержанность. Я заметила, как, выпрямляясь, он скользнул взглядом вокруг, чтобы убедиться, что за нами никто не наблюдает.

— Давай вечером куда-нибудь сходим, — предложила я.

— Если хочешь чего-то существенного, закажи столик, только на попозже. Я сегодня не скоро освобожусь.

— Какая жалость. У нас есть повод кое-что отметить.

— Что за повод?

— Мне надо поговорить с одним из твоих сослуживцев.

— Давай по порядку. Начни с повода кое-что отметить.

— В этом все дело. Эйлин наконец дала мне настоящее задание. Я пишу статью о Гвен Линкольн.

— Что за статья?

— Журналистское расследование.

— И что ты называешь расследованием?

— Это будет очерк о ее новом предприятии, но я намерена написать и об убийстве Гарта Хендерсона.

— С какой стати?

— Она ведь все еще под подозрением, верно?

Он начал задумчиво пощипывать себя за нижнюю губу.

— Извини, я не слежу за ходом этого расследования.

— Вот я и выясню.

— Что еще ты хочешь выяснить?

— Все, что сумею раскопать.

Кайл улыбнулся доброй и одновременно немного печальной улыбкой. Я решила, что он, вероятно, подумал, как много времени отнимает его нынешнее дело, а теперь из-за моей статьи у нас совсем не останется времени друг для друга.

— Почему ты полагаешь, что Гвен Линкольн будет с тобой разговаривать?

— Об этом с нами договаривался ее деловой партнер.

— Тогда понятно.

— А Эйлин поручила интервью мне. Знаешь, какой это для нее огромный шаг вперед в плане признания моих возможностей!

— Что ж, отлично.

Он отпустил губу, но я напрасно ожидала от него улыбки и поздравлений. Вместо этого мужчина моей жизни произнес три слова, от которых у меня сначала екнуло сердце, потом закружилась голова. Три слова, которые могли навсегда испортить наши отношения. Три коротеньких слова:

— Не делай этого.

Дорогая Молли!

Мы без ума друг от друга, вот только он не в восторге от того, что я делаю. Я имею в виду свою работу, а не какую-то там глупую привычку или странное поведение в постели. Его собственная работа связана с опасностью и риском, но ведь я его поддерживаю. Почему же он не поступает так же? Моя работа далеко не так опасна: в него, между прочим, стреляют постоянно, а в меня — лишь изредка. Разве не естественно с моей стороны ждать и от него уважительного отношения к моему делу?

Бедняжка, которую не поддерживает любимый

Одна из интереснейших особенностей работы автора колонки советов заключается в том, что чужие проблемы разрешаются легко, куда легче собственных. Во многом это происходит потому, что имеешь дело только с частичкой жизни других людей. К тому же, садясь за письмо в редакцию, читатели обычно изливают на бумаге самую суть проблемы, даже если пока эту проблему не осознают. Скажем, письмо, в котором подружка невесты сокрушается о том, что на мерзкое платье пришлось потратить кучу денег, и между делом называет невесту «этой самовлюбленной потаскушкой, которая уводит чужих мужиков», свидетельствует о том, что с их нежной женской дружбой не все в порядке.

Поэтому, когда на меня наваливаются беды, а я не вижу выхода, я сочиняю письма себе самой. Это позволяет взглянуть на себя со стороны, после чего в голове проясняется и я в состоянии понять, как умудрилась попасть в такой переплет.

Я растерялась, когда Кайл сказал, что мне не надо работать над статьей. Это, конечно, не значит, что, знай я его реакцию заранее, я бы тут же нашлась, что сказать; но все равно оказалась совершенно не готова к его словам и только сказала:

— Почему нет?

Кайл так долго обдумывал ответ, что я потеряла надежду его услышать. Наконец он произнес:

— Это неприятное дело.

— Почему?

— Мне так кажется. Кроме того, расследование пока не закончено.

— Значит, ты думаешь, что убийца — Гвен Линкольн?

— Что думаю я, значения не имеет. Не я веду дело. — Он сжал зубы, и я поняла, что загвоздка именно в этом! Я не просто оказываюсь в запретной зоне — на территории полиции, это еще и территория другого следователя.

— Я не буду тебя вмешивать, — пообещала я. — Просто хочу понять, что происходит, прежде чем встречусь с ней.

— К тому же это дело не для тебя.

Его замечание сильно меня обидело. Конечно, он не ставил перед собой такой цели — он всего лишь объяснял, что его беспокоит. Я все это понимала, и все-таки его слова меня задели.