— А Ронни Уиллис утверждает совсем другое.

Понятное дело. Ронни прикрывает любовницу, а Джек — подходящий козел отпущения.

— Когда ты с ним говорила?

— Ронни мне позвонил. Он вне себя от злости. Гвен рассказала ему, что произошло, и он боится оказаться следующим в каком-то там корпоративном списке жертв.

Ну мне-то все их поступки вполне понятны.

— Это многое говорит об отношениях Гвен и Ронни и очень важно для статьи, но к нам не имеет никакого отношения.

— Как раз наоборот. Ронни хочет, чтобы Эмиль отменил гала-представление, а это не в наших интересах.

Так можно и вовсе сбиться с курса и оказаться за пределами обитаемого мира — там, где в средние века рисовали драконов. А сейчас я бы поместила там Эйлин, извергающую огонь.

— Ну и пусть. Отмена гала-представления — интересный поворот в развитии событий. Об этом можно написать в статье о Гвен: как это отразится на рекламной компании, на будущем Гвен в мире бизнеса и на ее отношениях с Эмилем. Чем не интрига? Да и что нам от этого представления — разве что придется отложить рекламу «Успеха» до следующего номера.

— Говори за себя, эгоистка.

По мнению Эйлин, я не вправе забывать о ее грядущем дебюте на подиуме. Мне когда-то рассказывали об актере, игравшем в «Трамвае «Желание» эпизодическую роль врача, который в конце пьесы сопровождает Бланш Дюбуа в санаторий. Актер говорил друзьям, что эта пьеса о преданном делу враче, который спасает несчастную молодую женщину, пережившую нервный срыв. Да, смысл происходящего напрямую зависит от места действующего лица на сцене. А где же еще может находиться Эйлин, как не в центре внимания!

Но Эйлин в приступе солипсизма совершенно упустила из виду, чего на самом деле добивается Ронни, настаивая на отмене гала-представления. Очевидно, он полагает, что, появившись на публике, станет желанной мишенью для Джека Дагласса или какого-то другого участника всемирного заговора. Отказ от представления плохо скажется на репутации Гвен и Ронни и повредит рекламной компании Эмиля.

— А зачем отменять статью?

— Ронни говорит: от греха подальше.

— А убийца, значит, пусть разгуливает на свободе! Разве это не худший грех? — Неужели Гвен с Ронни не понимают, что отказ от гала-представления только привлечет к ним внимание? Скорее это свидетельствует об угрызениях совести, чем о мудром управлении компанией. — Между прочим, ими интересуюсь не только я. Питер Малкахи тоже работает над статьей, которая станет гвоздем первого номера в новом журнале Квина Гарримана.

Теперь я точно знаю, какое лицо было у Екатерины Великой, когда под ней споткнулась лошадь.

— Квин?! — взвизгнула Эйлин. — Эта крыса полагает, что может примазаться к моему материалу!

Последнее замечание вызвало у меня множество вопросов: кому, собственно, принадлежит материал, почему Квин не может к нему примазаться и, главное, почему он крыса? Но я не рискнула дотрагиваться до весов, когда чаша едва заметно склонилась в мою сторону.

— Конечно, тебе решать. Если хочешь отменить статью и отдать все на откуп Питеру и Квину…

— Ты думаешь, я достигла бы своего положения, если бы пасовала перед всякими выскочками, воображающими о себе невесть что!

Героическим усилием воли я заставила себя воздержаться от комментариев по поводу ее карьерного взлета.

— Я только хочу сказать, что понимаю, как важна личная безопасность. Мне понятна твоя тревога из-за выходки Джека Дагласса, так что можно и отказаться от статьи. Что ж, пусть ее пишут Питер и Квин. Думаю, у них неплохо получится. Им и достанутся все лавры.

— Я не позволю им присвоить то, что по праву принадлежит мне.

— Мы сейчас говорим о лаврах или о статье?

— О статье, естественно. Ты меня не слушаешь? Кстати, ты по-прежнему подозреваешь Гвен Линкольн?

— Как пишут на машинах, «больше, чем когда-либо раньше».

— Ах да, ты ведь у нас, кажется, дитя пригорода. Так сказать, средний класс.

— Думаю, Гвен Линкольн убила Гарта Хендерсона, чтобы унаследовать половину агентства, которым она будет руководить вместе со своим любовником Ронни Уиллисом.

— Быть того не может.

— Почему?

— Да потому что я слыхом не слыхивала, чтобы их видели вместе, и никто на Манхэттене об этом не слышал. В таких случаях всегда найдется швейцар, стилист или официант, чтоб распускать слухи.

— Тем лучше — мы будем первыми.

— Сможешь доказать?

— Не смогу, если ты отменишь статью и прикуешь меня к столу.

— Тогда за работу. — Она щелкнула пальцами в сторону двери, и я радостно потрусила к выходу, но в спину мне тут же полетело: — Заодно подумай, кого посадить за наш стол на показе.

— То есть? — Я затормозила у двери.

— Не переживай, тебе не придется покупать билеты, просто позаботься о том, чтобы в списке приглашенных оказались только достойные. Понятно?

Очевидно, она имеет в виду публику, которой предстоит рукоплескать ее появлению на подиуме.

— На такие мероприятия помощники обычно не ходят…

— И правильно. Кому захочется весь вечер общаться с ними? Итак, ты подберешь гостей для нашего столика. У тебя ведь есть парочка влиятельных друзей. Кажется, я даже кое-кого из них видела. Вот и пригласи их. У нас восемь мест.

Не имело смысла протестовать и говорить, что я и не собиралась идти на гала-представление, а Кайл терпеть не может подобные сборища. Оставалось радоваться, что она не запретила мне писать статью, и бежать отсюда со всех ног.

Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что тогда-то, наверное, мне и следовало бросить журнал, но, как говорится, никогда не оглядывайся назад: то, что ты увидишь, вряд ли тебе понравится. Кроме того, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь.

Кровь большинства американцев в наши дни процентов на пятьдесят состоит из кофеина, поэтому сети «Старбакс», пожалуй, стоит объединиться с Красным Крестом и оборудовать свои многочисленные кофейни креслами для переливания крови, где, удобно развалившись, посетитель может выбрать, какой кофе закачать прямо в вены при помощи капельницы. Одновременно можно поболтать с друзьями, сделать пару ни к чему не обязывающих звонков или набрать в ноутбуке сердитые вирши.

Но таких достижений технической мысли пока не существует, и мне ничего не оставалось, как побыстрее проглотить обжигающий кофе, надеясь, что мне удастся насытить кровь кофеином. Трисия с тревогой наблюдала за мной, понемногу отхлебывая латте, — ей, в отличие от меня, удалось сохранить душевное равновесие. Она показывала клиенту образцы тканей и таким образом оказалась неподалеку от моей редакции, вот ей и пришло в голову, как всегда удивительно кстати, вытащить меня выпить кофе. Сочувственно выслушав мой рассказ об этом безумном дне, она запретила девушке за стойкой бара готовить мне капучино покрепче, чтобы я не дошла до точки кипения.

— Почему за все, чего больше всего хочешь, приходится дорого платить? — спросила я.

— Наверно, все дело в первородном грехе, — предположила Трисия. — Ну, вся эта история с древом познания. Как говорится, «запретный плод сладок».

— А тебе не кажется, что змий выразился как-то иначе?

— Издержки перевода.

— Я хочу разобраться во всем до конца, Трисия.

— Знаю. А еще я знаю, что ты непременно докопаешься до сути, нужно просто проявить терпение. В этом замешано много людей, у каждого из них свои интересы, но в конце концов ты поймешь, что к чему.

— Скажи, из-за чего бы ты скорее совершила убийство — из-за любви или из-за денег?

— Непременно надо выбирать? — спросила моя подруга, которую вообще невозможно представить убийцей.

— Мне кажется, что если Гвен убила Гарта ради наследства, Ронни не мог об этом не знать. А если она это сделала из-за любви, он, возможно, и ни при чем. Тогда это больше похоже на убийство в состоянии аффекта.

— По-твоему, визит к без пяти минут бывшему мужу с пистолетом в сумочке тянет на состояние аффекта?