О ходе операции по обезвреживанию монгольской «пятой колонны» Фриновский регулярно докладывал руководству в Москве. Вот, например, что он сообщал Ежову в послании, датированном 13 сентября 1937 г.:
«7 сентября с.г. Чойбалсаном был согласован с Амором вопрос об аресте Энзона и Дамдина[84]. Амор согласие дал быстро, даже по телефону.
После ареста в тот же день оба были допрошены и сознались. Энзон показал, что, будучи в Тибете[85] в 1923 г., был завербован там английским резидентом… и послан в Монголию для шпионской, диверсионной и антиправительственной деятельности, которой и занимался до дня ареста. Назвал 26 человек, привлеченных им на эту работу — преимущественно влиятельные ламы, из них 14 тибетцев. Он же показал, что по заданию из Тибета являлся организатором и руководителем вооруженного восстания в Монголии в 1932 году. Также подтвердил ранее имевшиеся в МВД данные о существовании в МНР всемонгольской контрреволюционной ламской организации, руководителем которой является лично он. Помимо этого, сознался в том, что был перевербован японцами и работал в их пользу…
Дамдин сознался, что являлся помощником Энзона во всей его контрреволюционной, шпионской работе.
Распоряжение об аресте 26 указанных Энзоном и Дамдином лам сделано.
Даю указания:
1) В процессе следствия выяснить связь ламской контрреволюционной организации Энзона и Дамдина с организацией Гендуна и других.
2) Выяснить все связи и членов организации по Бурят-Монголии[86], а также по бурятским и монгольским колониям в разных местах Союза.
3) Наиболее полно выявить участников ламской организации на территории МНР.
4) Выявить практическую линию связи с Тибетом, англичанами и японцами…
По делу Энзона и Дамдина следствие закончим в 10 дней и за это время подготовим все политически и общественно для проведения показательного процесса. Всех дополнительно выявляемых будем арестовывать и судить, не связывая с этим делом…»{363}
Процесс, о котором упоминает Фриновский, состоялся 4–7 октября 1937 года. 23 отобранных представителя высшего духовенства были обвинены в подготовке по заданию японцев вооруженного восстания, вредительстве, шпионаже, а также в связях с другой контрреволюционной организацией, которую возглавляли бывший премьер-министр П. Гендун и маршал Г. Демид. По приговору суда 19 из 23 обвиняемых были приговорены к расстрелу.
Вслед за этим, полторы недели спустя, начался еще один процесс, на этот раз над представителями «организации Гендуна — Демида». Сам Гендун оставался в Москве (его без всякой огласки расстреляют по приговору Военной коллегии Верховного Суда СССР в конце ноября 1937 г.), Г. Демид, как уже говорилось, скончался за два месяца до этого по дороге в Москву, так что на скамье подсудимых оказались только их «сообщники»: заместитель премьер-министра, заместитель главкома Монгольской народно-революционной армии, начальник Генерального штаба, прокурор республики, министр просвещения и другие уважаемые в прошлом люди. Наряду со ставшими уже стандартными обвинениями в подготовке вооруженного восстания, шпионаже и вредительстве, подсудимым было предъявлено также обвинение в подготовке убийства руководителей партии и правительства. Из 14 человек, представших перед судом, один был приговорен к десяти годам заключения, а остальные расстреляны.
Нельзя сказать, что премьер-министр Монголии А. Амор не понимал, что происходит в его стране на самом деле. Однако никаких реальных возможностей помешать воцарившемуся произволу у него не было. Вот характерная ситуация того времени, описанная в телеграмме, которую полномочный представитель СССР в Монголии С. Н. Миронов направил 18 октября 1937 г. возвратившемуся в Москву М. П. Фриновскому:
«9 октября Борху[87] пошел к Амору и заявил, что МВД арестовало много невинных людей, что там применяют насильственные методы при допросах и что он сам боится ареста. Амор испугался этого заявления и сказал Борху, чтобы он никому об этом больше не говорил, т. к. русские его посадят и расстреляют. Борху после Амора пошел к Лупсан-Шарапу[88] и сказал ему то же самое. После ухода Борху к Лупсан-Шарапу пришел Амор и спросил его, был ли у него Борху. После подтверждения Амор просил Лупсан-Шарапа не говорить об этом Чойбалсану и «на востоке» (т. е. в советском полпредстве. — А.П.), так как погибнет человек «с чистой монгольской душой».
Лупсан-Шарап пришел ко мне и передал весь разговор Борху и Амора. Я предложил ему ориентировать Чойбалсана, но не принимать никаких мер без моего ведома.
Вечером ко мне заехали Чойбалсан и Лупсан-Шарап. Я объяснил, что это обычное явление: видимо, Борху является членом какой-то организации, связанной с делом заговора, и боится разоблачения. Предложил немедленно передопросить группу арестованных, с которой он работал.
На следующий день, 10 октября, Чойбалсан пришел и сообщил мне о косвенных показаниях [на Борху] Намсарая[89], а 14 октября дал развернутые показания Аюши[90]. Я предложил Чойбалсану пока воздержаться от ареста Борху и не показывать вида Амору о том, что ему (т. е. Чойбалсану. — А.П.) известно о заявлении Борху. Когда будут записаны показания на Борху, послать их Амору для ознакомления и поставить вопрос о его аресте. Он согласится»{364}.
В конце октября 1937 года состоялся III пленум ЦК Монгольской народно-революционной партии (аналог февральско-мартовского пленума ЦК ВКП(б)), который подвел теоретическую базу под начавшиеся в стране репрессии, после чего маховик террора заработал на полные обороты. В апреле 1938 г. первые итоги продолжающейся уже полгода чистки подвел в своем очередном послании в Москву полпред СССР в Монголии С. Н. Миронов. Он сообщил, что по состоянию на 30 марта арестовано 10 728 человек, в том числе 7814 лам, 322 бывших феодала, 300 ответственных чиновников различных министерств, 180 человек высшего и старшего начсостава монгольской армии, а также 1555 бурят и 408 китайцев[91]. Дела на 7171 человека были к этому времени уже рассмотрены, и по результатам этого рассмотрения 6311 человек приговорены к расстрелу. Кроме того, сообщил далее Миронов, в соответствии с агентурными и следственными материалами аресту подлежат еще около шести тысяч лам, 86 чиновников, а также примерно 900 бурят и 200 китайцев{365}.
«Большой террор» по-монгольски продолжался до апреля 1939 года. За это время Чрезвычайная комиссия («специальная тройка») во главе с Чойбалсаном, созданная 20 октября 1937 года в соответствии с указаниями из Москвы, согласно официальным данным, осудила по обвинению в измене Родине и контрреволюционной деятельности 25 588 человек, из которых 20 099 человек были приговорены к расстрелу{366}. Репрессиям в тот же период подверглись две трети членов ЦК и 8 из 10 членов Президиума ЦК Монгольской народно-революционной партии. После смещения в марте 1939 года премьер-министра А. Амора новым руководителем страны стал Х. Чойбалсан, остававшийся на этом посту вплоть до своей смерти в 1952 году. Что касается ламского вопроса, то за 1937–1939 годы он, как и предполагалось, был решен окончательно. Оставшиеся в живых ламы были разогнаны, монастыри закрыты, а их имущество и богатства перешли в собственность государства.
