У Сталина имелись свои соображения на этот счет, и Литвин был, конечно, не тем человеком, которого он хотел бы видеть в качестве преемника Ежова.
В одной из бесед с заведующим Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленковым, состоявшейся, по-видимому, в конце июля 1938 г., Сталин дал ему поручение подобрать кандидата на пост первого заместителя наркома внутренних дел, который имел бы опыт работы в партийных органах и органах госбезопасности и которому он, Сталин, мог бы лично доверять{409}.
К тому времени в составе высшей номенклатуры выдвинутым условиям соответствовали только два человека: первый секретарь ЦК компартии Грузии Л. П. Берия и первый секретарь ЦК компартии Азербайджана М. Д. Багиров, и, чтобы выбрать из них более достойного, Сталину совершенно не требовалось прибегать к помощи Отдела руководящих партийных органов. Однако использованная технология позволяла сделать вид, что речь идет об обычном кадровом решении, не преследующем каких-то далеко идущих целей. Ежову еще предстояло завершать начатую работу, и расхолаживать его раньше времени не было никакого смысла. Расчет строился, вероятно, на том, что через свои связи в Отделе руководящих партийных органов, который он возглавлял в 1935–1936 гг., Ежов наверняка узнает о полученном отделом задании, и это, с одной стороны, подготовит его к предстоящему событию, а с другой — ослабит возможные подозрения, поскольку, если бы речь шла о подборе будущего руководителя НКВД, Сталин вполне мог обойтись без чьих-либо подсказок, ввиду крайне узкого круга возможных кандидатов.
Маленков и его сотрудники остановили свой выбор на Л. П. Берии. Чекистский стаж у него был весьма солидный: с 1921-го по 1931 г. Берия работал в органах ЧК — ГПУ Закавказья, при этом с 1926-го по 1931 г. являлся председателем ГПУ Грузии, а с апреля по ноябрь 1931 г. возглавлял ГПУ всей Закавказской федерации. В конце 1931 г. он становится первым секретарем ЦК компартии Грузии, а в 1932 г. по инициативе Сталина, высоко оценивавшего его деловые и все прочие качества, Берия, не являвшийся тогда не только членом, но даже и кандидатом в члены ЦК ВКП(б), был назначен по совместительству еще и первым секретарем Закавказского крайкома, объединявшего компартии трех закавказских республик — Армении, Грузии и Азербайджана, и на этом посту он оставался вплоть до упразднения Закавказской федерации в 1937 году. Так что опыт партийной работы у него тоже был немалый.
Пользовался Берия и доверием вождя, о чем свидетельствовало хотя бы то, что он до сих пор оставался на свободе — среди первых секретарей обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий, занимавших соответствующие должности к началу «большого террора», это удалось очень немногим. Несомненным преимуществом Берии была также его относительная молодость (39 лет) и то, что, как и Сталин, он был грузином.
Правда, в 1937 г. одно время казалось, что Берия может пополнить собой ряды региональных руководителей, утративших доверие вождя. Сталину не нравилось, как в Грузии и в целом в Закавказской федерации возвеличивают Берию, приписывая ему все мыслимые и немыслимые заслуги в деле социалистического строительства. Однако Берия сделал правильные выводы, пригасил, насколько это было возможно, славословие в свой адрес, и вес обошлось.
На всякий случай Маленков поручил своему заместителю В. А. Донскому подобрать еще несколько кандидатур, чтобы у Сталина была возможность выбора. Шесть дополнительных претендентов не соответствовали условиям, выдвинутым вождем, но в Отделе руководящих партийных органов они считались перспективными кадрами, и, видимо, не исключалось, что кто-то из них может Сталина заинтересовать. Это были третий секретарь Свердловского обкома партии Н. И. Гусаров, ответственные организаторы ОРПО С. Н. Круглов и Н. М. Пегов и еще трое функционеров из номенклатуры Отдела руководящих партийных органов.
По-видимому, Ежову действительно стало известно о той неожиданной кадровой проблеме, с которой он мог столкнуться в самое ближайшее время. Возможно, его бурная деятельность в конце июля 1938 г. (о чем пойдет речь ниже) как раз и имела целью доказать, что со своими служебными обязанностями он справляется не хуже, чем раньше, и что никакие помощники со стороны ему совершенно не требуются.
26 июля 1938 года Ежов направил Сталину список из 139 человек, подлежащих суду Военной коллегии по первой категории. Вычеркнув одну фамилию — маршала А. И. Егорова, которому тем самым были дарованы еще семь месяцев следственных застенков, — Сталин и Молотов наложили резолюцию: «За расстрел всех 138 человек»{410}, после чего список был передан в Военную коллегию Верховного Суда.
Последний раз санкцию на уничтожение стольких представителей верхнего эшелона власти Ежов запрашивал в ноябре 1937 года. В списке значились 17 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), среди них — бывший кандидат в члены Политбюро, заместитель председателя Совнаркома СССР Я. Э. Рудзутак, заведующие Политико-административным и Сельскохозяйственным отделами ЦК И. А. Пятницкий и Я. А. Яковлев, заведующий Отделом агитации и пропаганды ЦК А. И. Стецкий. Расстрелять предстояло также известных военных деятелей — заместителя наркома обороны СССР, начальника ВВС РККА Я. И. Алксниса, командующего войсками Белорусского военного округа И. П. Белова, начальника Разведуправления РККА Я. К. Берзина, видных чекистов — заместителя наркома внутренних дел Я. С. Агранова, начальников дальневосточного и орджоникидзевского управлений НКВД Т. Д. Дерибаса и П. Ф. Булаха, наркома внутренних дел Украины И. М. Леплевского и многих других функционеров высокого ранга, еще недавно составлявших цвет советской партийно-государственной элиты.
В связи с важностью и срочностью данной акции, призванной подтвердить неослабевающую работоспособность чекистского ведомства, Ежову пришлось поломать весь отлаженный механизм такого рода процедур. По заведенному порядку законченные центральным аппаратом следственные дела сначала докладывались специальной комиссии, куда входили первый заместитель наркома внутренних дел, заместитель Прокурора СССР и председатель Военной коллегии Верховного Суда СССР. После того, как комиссия определяла, где должно рассматриваться то или иное дело, список лиц, подлежащих суду Военной коллегии, отправлялся Ежовым на подпись Сталину, а затем санкционированный вождем приговор утверждался Военной коллегией в ходе ее псевдосудебных заседаний.
На этот раз Ежов решил все взять в свои руки. Запросив в Тюремном отделе НКВД списки арестованных руководящих работников, он пометил тех, чьи дела, по его мнению, следовало передать Военной коллегии, и составленный на основе этих пометок список отправил на утверждение Сталину. Как уже говорилось, Сталин и Молотов все кандидатуры, кроме маршала А. И. Егорова, одобрили, и теперь дело было за Военной коллегией. Тут-то и выяснилось, что в составленный по указанию Ежова и одобренный высшим руководством страны перечень кандидатов на уничтожение попало множество людей, по которым следствие не было к тому времени завершено, а по некоторым из них фактически еще и не начиналось.
Вспоминает бывший начальник Секретариата НКВД И. И. Шапиро:
«Военная коллегия требовала передать ей следственные дела для рассмотрения на судебном заседании, Ежов в свою очередь требовал быстрейшего окончания следствия. Буквально в течение 2–3 дней заканчивали следствием отдельные дела, лишь бы как-нибудь оформить дело и сплавить его. Передавались дела, арестованные по которым крайне нужны были для следствия по другим сложным делам. А ряд дел вообще нельзя было передавать в Военную коллегию, так как они, по существу, не были ей подсудны и в лучшем случае должны были быть рассмотрены Особым совещанием»{411}. (Последнее, как известно, не имело полномочий выносить расстрельные приговоры.)
