— Это ужасно, — сказала Миранда.

— Брак всего лишь бизнес, — уныло сказал он, пытаясь добиться ее понимания.

— Как вы можете говорить так? Вы писали… — Она глубоко вздохнула. — Вы, кто так много говорит об обольщении?

— Я не возражаю ни против брака, ни против любви, — продолжал Макс, стараясь убедить ее. — Я только против любви в браке.

Она помолчала немного.

— Мне очень жаль вашу матушку. И вашего отца, что они по-своему любят друг друга, — добавила она мягко. — Даже если не очень счастливы порой. Солнце снова взойдет. Придет и новая любовь. Эта временная боль, возможно, никогда не забудется, но наступающий день обрадует вас новыми ощущениями, которые могут возникать только у человека, пережившего потрясения.

— Это похоже на взгляды моего отца. У него всегда наступал новый день. И появлялась новая подруга.

— Я не имею в виду подобные отношения. Они носят сиюминутный характер. Я говорю о большом, настоящем чувстве.

Виконт покачал головой:

— Не очень-то я в него верю. Сентиментальность делает нас слабыми.

Она наклонила голову, прислонившись к нему, и ее пальцы гладили его колено.

— А вот я, к примеру, сентиментальная. Но не слабая.

Он зажал между пальцев ее руку в шелковой перчатке. Да, Миранда удивляла его снова и снова. Девушка, которую он встретил в книжной лавке, не могла купить такой предмет роскоши. И даже не потому, что у нее не было средств. Просто они были ей не нужны тогда.

— Сентиментальность — это прерогатива женщины.

— Шекспир сочинял прекрасные сонеты. Только человек, способный на глубокие чувства, мог создать такое, — добавила она.

Эти слова проникли ему в душу. Его пальцы барабанили по сиденью.

— И посмотрите, куда это его завело? — спросил он, не глядя на нее. — Все иллюзии гениального драматурга закончились браком. Уверяю вас, великие чувства находятся где-то в свободном полете. Они выше уз брака.

— Творения Шекспира прекрасны, какие бы слухи ни сопровождали его личную жизнь.

«Но каково было самому гению?» — хотел спросить виконт. Теперь его пальцы барабанили еще более агрессивно. Глупо с его стороны оценивать Миранду по тем стандартам, которые Он установил для себя. Кроме того, он не мог бы справиться с эмоциями. И ненавидел ту слабость, которую они непременно порождают в человеке.

— Те вещи, которые случаются помимо вашей воли, составляют исключение. Они поддерживают интерес во взаимоотношениях, рождают жажду чего-то нового. Полная свобода — это способность жить и дышать. То, чего не могла бы разрушить повседневная рутина.

Миранда отняла руку и отклонилась на спинку сиденья. Ее ладонь больше не опиралась на его колено.

— Значит, вы опасаетесь поддаться сильному чувству. Поскольку за ним неизбежно последует утрата чего-то важного для вас? Я правильно поняла?

— Да.

Его глаза были плотно закрыты, а внутри он ощущал разлад, дискомфорт, а может, просто раздражение неожиданным поворотом беседы.

— Вы такой упрямец. Но согласитесь: сиюминутные страсти позволяют разглядеть их объект только снаружи, тогда как истинное чувство позволяет заглянуть в глубину души.

— И это говорите вы, кто делает первые шаги за пределы вашего пыльного книжного магазина. — Прищурившись, он посмотрел на нее: — Вы, которая совсем не знает жизни. Удивительно!

Она подняла подбородок.

— Почему бы и нет?

— Видите ли, Миранда, разница между нами в том, что я пытаюсь игнорировать препятствия и преодолеть их, а вы предпочитаете витать в облаках и стоять в стороне от реальной жизни, предпочитая книжную иллюзию.

— Возможно, в этом кроется причина, объясняющая, почему меня все время влечет к вам. — Она сказала это мягко, отрешенно, ее лицо все еще было повернуто к окну. — Но как я уже говорила, я стараюсь меняться. Становиться ближе к реальным вещам. И сокращаю таким образом наши разногласия.

Он еще больше сощурился. А внутри все закипело.

— Не знаю, что вам на это ответить. Ваши слова пробивают брешь в моих понятиях о жизни.

— Что делать, все мы со временем меняемся.

Каждый мускул его тела напрягся. Он истолковал ее слова в том смысле, что ее чувство к нему — проявление слабости, от которой ей хотелось бы избавиться.

И это ему очень не понравилось.

Получается, что она использовала его аргументы против него самого.

Попал в собственную ловушку!

Он взглянул в другое окно. Неясные очертания окрестностей мелькали перед его взором. Как же он мог не заметить, что сам становится заложником ситуации? Какое неприятное ощущение — собственная уязвимость!

А в чем выход?

Добиться того, чтобы он почувствовал пресыщение этой женщиной? Он, напротив, желал ее все больше каждый раз, как только видел ее. Когда говорил с ней…

Карета накренилась на повороте. Они въехали на подъездную аллею, где кроны деревьев, соединяясь, создавали туннель. Пятна теней чередовались с пятнами света.

Перед ними открылся огромный каменный особняк, со всех сторон окруженный лесом. Ни парков, ни лабиринтов, ни фонтанов. Просто уютный дом, так радующий своим покоем после городской сутолоки. В нем наверняка присутствует свой особый внутренний мир, располагающий к неспешному отдыху.

Место, где он мог сбросить все маски.

— Все выглядит совсем не так, как я себе представляла.

Ее голос был мягким, робким, немного усталым. Он изначально ничего не скрывал, откровенно признался, что им предстоит посетить интересное место. Поместье было настолько гротесковое по своим масштабам, что могло показаться ей несуразным.

— Мой отец иногда бывает здесь, но по большей части дом пустует.

Как раз это и привлекало его сына.

— Здесь очень мило, — улыбнулась она.

— И слава Богу, что это поместье находится далековато от города для других.

Миранда удивленно посмотрела на него. Разве? А как же общение с родными?

Он усмехнулся, как будто прочитал ее мысли.

— Братья и сестры не могут оставить свои повседневные дела. И потом, здесь по их меркам негде развернуться. Если они хотят развлечься, то едут в Бервю или Ретчинг-Плейс.

— А вы?

— О, это зависит от моих дел.

Он не мог прочесть по ее глазам, что она думает. Миранда долго смотрела на него, а потом отвернулась к окну.

— Сначала я часто думала о ваших занятиях, — сказала она. — На что вы тратите свое время? Но теперь я знаю.

Он почувствовал давление в груди.

— И к какому же выводу вы пришли?

— Вы обольщаете молодых женщин с синими глазами и затем везете их в дорогие и скандальные места для того, чтобы приручить окончательно.

Макс расслабился и смог улыбнуться, снова почувствовав твердую почву под ногами. Флирт и легкое пикирование. Нет, ему нужно отойти от этих обыденных, надоевших стандартов, чтобы насладиться глотком свежего воздуха.

— Вы для меня испытуемый объект, и я должен провести исследование без помех.

— Мужчины пребывают всегда в вечном поиске. Даже Элиотериос пишет об этом…

Черт бы побрал этого писаку!

Его жизненные установки стали меняться буквально на глазах. Раньше он чувствовал себя удачливым охотником, был счастлив, когда объект его притязаний находился рядом, только руку протяни.

В том, как она упомянула автора скандальных секретов обольщения, было такое восхищение. Его пальцы впились в обшивку сиденья, словно хотели разорвать ее. Боже, он сам оказался испытуемым. Макс задумался: может, она в чем-то права, когда говорила, что жизнь без настоящей любви, погоня за удовольствиями выхолащивает душу, обедняет личность.

И чтобы забыть обо всем, он притянул ее к себе, грубо и резко. Пока карета подъезжала к стоянке, он целовал ее со всем смятением, яростью и надеждой, которые кипели в нем. Миранда сжалась, потом ответила на поцелуй, и ее губы открылись ему навстречу.

Он мягко отстранился, когда услышал шаги Бенджамина, зная, что сейчас откроется дверца. Тот, конечно, сначала постучит. Но даже в этом случае Макс должен успеть привести себя в порядок. По крайней мере сменить выражение лица. Убрать это чересчур взволнованное выражение, которое читалось в его глазах, когда он вглядывался в эти так тревожащие его воображение и одновременно не по годам мудрые глаза напротив него.