Рис прислушивался к словам Ньюлина не слишком внимательно.

– Лайнус и Гэнди многое испытали на своем веку, жизнь у них была несладкая, так что сейчас они по праву наслаждаются покоем и сытой жизнью. И они преданы мне, – вдруг возвысил он голос, как бы подчеркивая, что непоколебимо верит в преданность своих товарищей.

– Конечно, конечно. В этом нет никаких сомнений, однако речь идет о Тилло.

– Тилло? – Рис вскинул глаза на Ньюлина. – Неужели ты хочешь сказать, что старик мне не верен?

Услышав нотки негодования, Ньюлин мягко улыбнулся, как бы прогоняя нелепые подозрения, которые могли возникнуть в голове у Риса.

– Я прекрасно понимаю, какой глубокий смысл скрывает в себе слово «верность». Однако у человека порой бывают личные желания, прихоти. Известное дело, у каждого своя воля. Хотя порой меня удивляет, куда она заводит человека.

Ньюлин зябко поежился. Рис что-то буркнул, не отрываясь от дела. Бард медленно повернулся, намереваясь идти по своим делам, но Рис, опомнившись, задал волновавший его вопрос:

– Скоро ли сюда пожалует Фицхью?

Ньюлин задумчиво уставился в полумрак конюшни.

– Очень скоро.

– Значит, ему уже известно о том, что здесь произошло?

Бард лишь молча кивнул и принялся по привычке раскачиваться из стороны в сторону. Рис терпеть не мог этой привычки Ньюлина, она его почему-то выводила из себя.

– Будь осторожен, молодой человек. У тебя благие намерения, но так может получиться, что цели ты не достигнешь.

– Посмотрим, – отрезал Рис, сердито глядя на барда.

Кого-нибудь другого такой взгляд испугал бы. Но только не Ньюлина.

– Конечно, ты вырос, возмужал. Теперь ты сильный и доблестный воин. Однако будь осторожен. Не забывай, что ты сын ап Овейна.

– И всегда им останусь! – сердито сказал Рис, взмахнув наточенным мечом.

– Что верно, то верно, – ничуть не испугавшись, ответил Ньюлин. – Я молюсь лишь об одном: чтобы твоя воля прислушивалась к голосу разума.

Увидев посланца, подходящего к мужу, Джослин слегка поморщилась. Неужели очередное приглашение на званый обед? Или просьба о денежной помощи? Или очередное собрание политических единомышленников? Хотя они были в Лондоне всего три дня, но столичная суета ей начинала надоедать. Разговоры, собрания, совещания, казалось, всему этому никогда не будет конца.

Придворная жизнь только издали выглядела заманчивой и привлекательной. На самом деле она оказалась скучной и бессодержательной. Но как ей объяснил муж, все со временем должно было утрястись. Молодая королева Элеонора внимательно следила за порядком, целиком и полностью разделяя властные устремления мужа, и всеми силами стремилась подчеркнуть достоинство королевской власти.

– Далеко ли вы собрались? – спросила Ронуэн, шутливо толкая Джослин в бок.

– Будто не знаешь? Сегодня вечером нас пригласили на прием к королеве. Наверное, посланец хочет сообщить, какое место за столом нам отведено, чтобы никого не обидеть.

Ее сарказм угас, как только она увидела помрачневшее лицо мужа. Неожиданно Рэнд вскочил и схватил посланца за грудь.

– Как это произошло? Ведь Роузклифф неприступен!

– Да, милорд. Но он всех обхитрил.

– Осборн не так глуп, чтобы дать себя провести.

– Рэнд! Что случилось? – испугалась Джослин.

Он повернул к ней свое покрасневшее от гнева лицо:

– Роузклифф захвачен. Изольда в плену.

– Но она жива и здорова, – торопливо вставил гонец. – Кроме того, почти не было пролито крови, никто не погиб при захвате замка.

– Моя дочь! – Джослин схватила мужа за руку. – Скажи мне, что с ней?

– Этот сукин сын Рис ап Овейн захватил Роузклифф. – Рэнд не говорил, а словно выплевывал слова. Отведя глаза от съежившегося от страха гонца, он обернулся к брату: – Зачем я только послушался тебя? Мне следовало убить этого щенка десять лет тому назад.

Его брат Джаспер стиснул кулаки, желваки заходили у него на лице. Ронуэн сразу поняла, что ее муж сердится не на него, а на Риса.

– Если хоть один волосок упадет с головы Изольды, я собственными руками задушу этого негодяя, – решительно произнес Джаспер. – Ну-ка доложи поподробнее, что же произошло в Роузклиффе.

Рассказ гонца был краток, впрочем, и рассказывать было почти нечего. Джослин слушала внимательно, пытаясь нарисовать в воображении картину происходящего в ее родных краях. Ее напугала мысль, что могло произойти с ее любимым Роузклиффом, а также с его обитателями, которых почти всех куда-то выслали. Хотя за Изольду она волновалась намного меньше, чем Рэнд.

– Не бойся, ведь он держал ее на руках, когда та была малышкой, – попыталась успокоить она мужа. – Он не причинит ей зла.

– Когда это было, нашла что вспоминать, – хмуро бросил Рэнд, шагая в сторону конюшни.

– Да, он тогда был мальчишкой, злым и своенравным. Но вспомни, как он был ласков и нежен с ней.

– Ты забываешь о таком пустяке, как ненависть. А Рис ненавидит меня и еще больше Джаспера. Он презирает всех англичан. Боже, какого я свалял дурака, воспитав его как рыцаря! Это лишь увеличило его заносчивость и гордость. А теперь у него в руках Изольда.

Рэнд выругался от души. Подойдя к конюшне, он тут же начал отдавать многочисленные приказания, не оставлявшие сомнений в том, что он собирается уезжать.

– Когда мы отправимся в путь? – спросила Джослин.

Рэнд бросил на нее мрачный взгляд:

– Джаспер и я – немедленно. Ты, Ронуэн и дети поедете в Бэлвинн. Вас будет охранять Гэвин, он уже достаточно взрослый.

– Я еду в Роузклифф вместе с тобой.

Мышца судорожно дернулась на щеке Рэнда. Он тяжело вздохнул. А затем сказал:

– Мы помчимся очень быстро, Джослин, такая скачка будет не по силам тебе, тем более детям.

Она обвила его шею руками и, глядя прямо в глаза, прошептала:

– Обещаю тебе, Рэнд, я не буду помехой в пути. Кроме того, ни я, ни Ронуэн ни за что не оставим своих мужей один на один с бедой. Решено, мы едем вместе с вами.

Довольная улыбка на мгновение стерла мрачную озабоченность на лице Рэнда.

– Ну что ж, раз ты так твердо решила… Твое валлийское упрямство порой бывает очень кстати.

Он с чувством поцеловал жену в щеку.

– Однако упрямство Риса, напротив, оказалось весьма некстати.

Рэнд внезапно отстранился от жены:

– Только не вздумай защищать этого неблагодарного мерзавца. Если ты едешь с нами лишь по этой причине, тогда лучше оставайся в Лондоне.

Джослин тут же вспылила:

– Я еду с тобой. Надо спасать мой дом и мою дочь.

Рэнд окинул ее долгим сомневающимся взглядом.

– Ладно, не будем тратить время попусту. Надо собираться в дорогу и отправляться как можно быстрее.

«Да, надо ехать, – горько подумала Джослин. – Кто знает, что нас там ждет? Наша дочь в руках дикого и свирепого валлийца, не знающего, судя по рассказам о нем, что такое жалость».

Изольде была ненавистна ее картина. Несмотря на то что работа была закончена, она все равно пробиралась в спальню и подолгу стояла там, рассматривая дракона с раскрытой пастью и поверженного и тем не менее сражающегося, не сломленного духом волка.

Ей было радостно и в то же время горько сознавать, что это ее самая лучшая картина. Скоро она уничтожит ее и нарисует другую, возможно, даже еще лучше. Она поежилась от мысли, что еще раньше начнется не придуманная, а самая настоящая борьба между волком и драконом, когда отец и ее дядя прибудут под стены замка. Кто знает, может быть, потом она не раз пожалеет о прошедшей неделе, проведенной за таким мирным занятием, как живопись. Роузклифф с его неприступными стенами будет сопротивляться не врагам, а своему хозяину, который выстроил его собственноручно и с такой любовью.

Изольда стояла, задумавшись, обхватив себя скрещенными руками. Одна безумная ночь страсти – и вот она уже не знает, как ей быть. Сложившееся положение дел казалось ей очень опасным, как для ее отца, так и для… Риса. Девушка горько рассмеялась: она волнуется за него, за врага, которого должна ненавидеть всем сердцем. Однако за последние дни она сумела разглядеть за маской чудовища и предателя немало положительных качеств. Подчиненные любили его, он был справедлив и честен, не мстил разбитым англичанам, а лишь выслал их прочь. Он не грабил захваченный замок, напротив, старался поддерживать в нем прежний порядок и даже, пусть только на словах, хотел сделать его еще лучше, богаче и красивее.