– Ну и что? О наших мужьях тоже не услышишь слишком много ласковых эпитетов. Но ведь без этих качеств на войне никак не обойтись. Зато сама знаешь, какие они нежные и внимательные с нами… до тех пор пока мы не выводим их из себя.

Язвительная ухмылка искривила губы Ронуэн.

– Ты попала прямо в точку! – возбужденно воскликнула Джослин. – Но Изольда – мой первенец. Моя любимица. Я хочу быть уверенной в том, что этот брак будет удачным. Тем более когда речь идет о потомке Овейна ап Мэдока.

– Женившись, он вряд ли станет походить на отца. Клянусь, – горячо произнесла Ронуэн.

Отряд пересек глубокую лощину и выбрался на высокий склон, на валлийскую территорию.

– Ну что ж, в таком случае, думаю, все решено, – негромко заметила Джослин.

– Да, такой брак – единственное средство установить мир на этой земле, – согласилась Ронуэн и рассмеялась. – Враги становятся мужем и женой. Впрочем, тут нет ничего удивительного. Разве мы с тобой не служим примером подобных счастливых союзов? Почему такое же не может случиться с Изольдой и Рисом?

Снова начался снегопад. С моря дул холодный, сырой, пронизывающий до костей ветер. В каменном замке не было ни одного помещения, где было бы по-настоящему тепло, что уж тут говорить о небольшой спаленке в обдуваемой всеми ветрами башне.

Несмотря на отвратительную погоду, Изольда выбралась наружу и примостилась на смотровой площадке, кое-как укрывшись от ветра. Пребывать в одиночестве между четырех стен у нее больше не было ни сил, ни терпения. Напялив на себе все теплые вещи, которые нашлись в спальне, а также прихватив толстое одеяло, она выбралась наружу, но смотреть было не на что: с того места, где она сидела, можно было увидеть только внутренний двор замка, обледенелый и усыпанный снегом.

Сейчас она многое бы отдала за тепло общения, дружескую компанию, она была согласна поговорить даже со стражником, но вокруг не оказалось ни души. Все попрятались от непогоды. Единственным живым «существом» был падающий и вертящийся в круговерти снег. Согнувшись, она дышала на озябшие ладони, сложив их ковшиком. Она сильно озябла и почти не чувствовала пальцев на руках и на ногах.

Виной всему было ее упрямство! Надо было идти в главный зал, но она ни за что туда не пойдет!

Изольда набросила одеяло на голову, пытаясь хоть немного согреться. Она понимала, что ведет себя как непослушный ребенок. Но таков уж у нее характер! Рис несколько раз присылал к ней слуг, но Изольда была непреклонна и ни за что не соглашалась спуститься вниз. Одного за другим – Гэнди, Лайнуса, Тилло – она отсылала прочь. Одна только Тилли понимала, в чем секрет ее упорства. Уходя, старуха все же проворчала:

– На какие только глупости не идут люди, лишь бы показать, что они упрямее. И ради этого мерзнуть здесь от холода, а может, даже простудиться и заболеть лихорадкой?

Однако Изольда наотрез отказывалась от просьб спуститься вниз, где в зале горел большой очаг, излучавший блаженное тепло. Вне всякого сомнения, кроме слуг, там был и Рис, а видеть его она боялась, и поэтому уклонялась от встреч с ним. Она его ненавидела и одновременно желала. Она хотела защитить его и вместе с тем убежать от него. Изольда разрывалась на части от противоречивых чувств. После долгих раздумий она пришла к неутешительному выводу: она влюблена в Риса. Нет, это не любовь, а, скорее, какое-то сумасшедшее наваждение. Она напоминала пытку, проклятие, и никуда нельзя было от нее деться.

Изольда подвернула под себя ноги, чтобы они окончательно не окоченели. От жалости к себе или от безнадежности она решила замерзнуть здесь, на стене. Все лучше, чем спуститься вниз и подвергнуться оскорблениям и унижениям. И почему ему так нравилось мучить ее?

Она выглянула из-под одеяла, обвела взглядом унылое мрачное небо и поежилась от холода, когда порыв ветра проник внутрь. Долго она здесь не протянет, это было ясно.

Вскоре ей придется спуститься вниз, в теплый зал, и даже заночевать там. Она не представляла себе, как сможет провести еще одну бессонную ночь в холодной и сырой башне. Изольда поежилась от одного воспоминания об этом. Но почему она такая упрямая?

– Почему ты такая упрямая?

Она удивленно вскинула голову. Кто это сказал? Или она начинает замерзать и слышать потусторонние голоса?

– Изольда! – Большая теплая мужская рука легла ей на плечо и слегка потрясла. – Послушай меня, пойдем вниз. Я вовсе не хочу, чтобы ты замерзла здесь.

Вдруг сильные руки подняли ее вместе с одеялом.

– Да ты совсем заледенела, – бормотал он.

– Нет, нисколько, – еле слышно возразила она.

Изольда попробовала освободиться из его объятий, но сил у нее не было, руки и ноги свело от холода. Он сам пришел к ней, а не послал своих слуг: Кроме того, от него исходило такое приятное тепло, что она отбросила всякие мысли о сопротивлении. Ее злость растаяла, и она прильнула к его груди как можно ближе. От простой мысли, что сейчас она окажется в теплом зале, поест горячей пищи, Изольда совсем размякла.

Рис спускался по лестнице, держа в руках драгоценную ношу, и ругал себя на чем свет стоит. Какой бы упрямой ослицей она ни оказалась, он был тоже хорош. Глупец, самовлюбленный болван! Вместо того чтобы отдать приказ – силой привести ее вниз, он ходил по залу и проклинал ее упрямство, строптивость, злорадно радуясь тому, что она замерзнет – получит то, что заслужила. Потом, усевшись за стол, он долго потягивал эль, убеждая себя в своей правоте.

Несмотря на все доводы рассудка, он никак не мог успокоиться. Причина ее упорства была ему неизвестна, зато ему было хорошо понятно, почему он так тверд и суров с ней. Она ему все больше нравилась, и он боялся признаться себе в этом. То, что с ним происходило, было ужасно. Изольда оставалась его врагом, более того, она ненавидела его и могла предать в любую минуту. Он все это знал, но любил ее и хотел, чтобы она отвечала ему взаимностью и верностью. Он хотел, чтобы она была предана только ему, забыв о семье и близких.

Неужели это и есть любовь? Нет, не может быть, уверял он себя. Да, он заботился о ней, но от этого до любви еще очень далеко. Несмотря на все, он сходил с ума по ней, не зная, на что решиться.

Наконец, окончательно выйдя из себя, он твердым шагом пошел, а вскоре побежал наверх, перемахивая через две ступеньки. Когда он влетел в спаленку и не нашел там ее, его вдруг охватил страх. Неужели с ней что-то случилось?

Он стрелой помчался к Изольде, к облегчению и к ужасу, найдя ее скорченную фигурку под одеялом, припорошенным снегом. Сперва он решил, что она замерзла насмерть, и страшно испугался.

Убедившись, что она жива, он понес ее к себе в спальню. Там тоже было не очень тепло, и он принялся быстро разводить жаркий огонь. Девушка жалобно застонала, как бы призывая его к себе. Он чертыхнулся: какой же он осел! Прежде всего надо согреть ее теплом собственного тела. Рис разделся и лег рядом с ней на постель.

Она была такой холодной, что, когда он обнял ее, ему показалось, что он обнимает ледышку. Он прижался к ней как можно плотнее, пытаясь слиться с ней и передать как можно больше тепла.

– Черт побери твое упрямство! – выругался он. – Если ты хотела уязвить меня, то тебе это удалось.

Изольда дрожала от озноба, но постепенно отогревалась. Дрожь пробегала по ней, и он крепко и ласково прижимал ее к себе. Наконец она успокоилась и тихо вздохнула.

Она обмякла в его объятиях, тогда как Рис от внутреннего желания напрягся. Он лежал в постели с любимой женщиной, о чем мечтал столько ночей.

– Изольда? – окликнул он ее. – Как ты себя чувствуешь?

Она слышала его голос, но ей было так приятно и покойно находиться совсем рядом с ним, ощущать его тепло, что не хотелось ничего говорить.

– Изольда, – опять раздался тревожный голос Риса. – Ты слышишь меня? Ответь мне, радость моя.

Укрытая одеялом, она тайком улыбнулась. Он назвал ее «радость моя». Как это приятно слышать! Рис обнял ее и опять спросил: