Я бездельничал два дня.

Потом еще несколько дней, потому что никак не мог заставить себя начать заниматься. А потом еще несколько, потому что возвращался домой по ночам и днем отсыпался.

А потом я просто перестал об этом думать.

Между прочим, вот уже несколько недель я постигал новую науку.

Однажды вечером, когда мы сидели в машине, курили и болтали о всякой ерунде, я попросил Франческо научить меня какому-нибудь трюку. Я сказал это просто так, как мы часто говорим что-нибудь, лишь бы что-то сказать. Конечно, мне бы хотелось научиться делать с картами то, что умел делать он, но я не думал, что он воспримет мою просьбу всерьез.

А он воспринял ее всерьез.

— Ты уверен, что хочешь научиться?

Его вопрос застал меня врасплох. Франческо всегда делал то, чего от него не ждали. Если я говорил что-нибудь серьезное, он это высмеивал. Я терялся и в итоге мысленно соглашался с ним. Наверное, он был прав. Наверное.

А иной раз я отпускал какую-нибудь шутку или рассказывал что-нибудь забавное. Но он не смеялся и удивленно, почти обиженно, смотрел на меня, не произнося ни слова. Иногда объяснял мне, что над серьезными вещами не шутят. А это как раз серьезная вещь. И снова я чувствовал себя глупо, снова думал, что он прав, а я опять чего-то не понимаю.

Он как никто умел молниеносно формулировать окончательные суждения, от которых веяло легким призрением к тому, кто придерживался иного мнения.

Все это я понял потом. Тогда мне попросту казалось, что он намного лучше меня знает мир, оценивает обстоятельства, умеет себя вести.

— За манипуляцией картами и предметами скрывается нечто более серьезное, чем простая ловкость рук. Настоящее умение иллюзиониста состоит в способности влиять на умы. Показать трюк значит сотворить реальность. Альтернативную реальность, где именно ты устанавливаешь правила. Понимаешь?

— Думаю, да. На мой взгляд… — Он перебил меня. Ответ его, разумеется, не интересовал.

— Тот, кто отрицает, что жизнь — не более чем непрерывная последовательность манипуляций, либо обманщик, либо дурак. Разница не в том, занимаешься ты манипуляцией или нет. Разница в том, сознательно ты манипулируешь или неосознанно. Представь себе молодожена, который возвращается домой и говорит жене, что его позвали на встречу старых друзей или на покер (не будем отвлекаться от темы). Ничего, если он пойдет? Немного поколебавшись, она отпускает его: конечно, он может пойти, если ему хочется. При этом лицо ее говорит обратное. «Нет, если ты против, я останусь дома», — предлагает он. — «Ну что ты, иди конечно», — настаивает она, однако на ее лице совсем другое: «Раз ты хочешь пойти один, ясно, что тебе на меня наплевать». Он в растерянности, так как получил два противоположных сообщения. И начинает нервничать. Настаивает на том, что останется дома — ему совершенно необязательно идти на эту вечеринку. Она продолжает уговаривать его туда пойти. В итоге, чувствуя себя виноватым, он решает не ходить. Он не может обвинить ее в том, что она заставила его остаться дома, ведь на словах она его отпустила. Ему не на что жаловаться: он сам решил не ходить. И от этого ему не по себе. Потому что она манипулировала им, но никто из них этого не сознает.

Я смотрел на него: к чему он клонит?

— Манипуляции иллюзиониста или мошенничество в картах — метафора повседневной жизни и отношений между людьми. Вот человек произносит какие-то слова и одновременно совершает какой-то поступок. Но истинные его побуждения спрятаны и за словами, и за поступками. И они не имеют ничего общего с тем, как это выглядит со стороны. Только актер на сцене отдает себе в этом отчет, а значит, контролирует процесс. Смысл вещей, их истинная сущность почти никогда не совпадают с общепринятым понятием о них. События происходят не в том месте и не в то время, где и когда, как нам кажется, мы их наблюдаем. Истинные намерения отличаются от провозглашаемых. Например, попробуй проследить истинные побуждения, которыми руководствуются люди, совершая добрые дела. Вряд ли то, что ты обнаружишь, тебе понравится. Правду тяжело вынести, и немногие способны на это.

Я попытался вставить хоть слово. Бесполезно. Он намеревался закончить монолог и как раз переходил к своей любимой теме.

— Возьмем, например, покер. Игроки садятся за стол, потому что хотят причинить друг другу зло. Без злости играть невозможно. Среднестатистический игрок надеется, что фортуна будет благосклонна к нему и отвернется от остальных. А теперь представь, что к этому гипотетическому среднестатистическому игроку перед началом партии явился некто — ангел или дьявол — и сказал, что знает, как помочь ему выиграть большую сумму. Взамен он хочет получить половину выигрыша. Наш герой спросит, как это возможно, а тот попросит его не беспокоиться. Нужно всего лишь решить: да или нет. Если да, в конце игры ему придется отвалить половину выигрыша своему благодетелю. Всего-то и делов.

Что, по-твоему, ответит наш гипотетический игрок? Полагаешь, он откажется, потому что уверенность в выигрыше противоречит самой идее игры в покер? Думаешь, хоть кто-нибудь откажется от подобного предложения?

Я взял сигарету и закурил. Франческо забрал ее у меня изо рта и, затянувшись, оставил себе. Я зажег себе другую, и он снова заговорил:

— Наш игрок согласится. Он будет получать удовольствие, сознавая, что удача с ним заодно, он будет наслаждаться каждой минутой той игры. Единственное, что его будет беспокоить, это необходимость расстаться с половиной выигрыша.

А теперь представь себе партию между любителями и профессионалом. Не «шулером», заметь, а профессиональным игроком в покер. Сколько шансов у любителей против профессионала? Думаешь больше, чем против нас? Нет, ровно столько же: ноль. Метод разный, но результат тот же. И удача здесь ни при чем.

Его глаза блестели в полутьме машины. Сигарета у него почти догорела, и пепел подобрался вплотную к пальцам. Через опущенные окна к нам врывались теплый воздух и тишина, лишь изредка прерываемая тарахтеньем проезжающего мопеда со сломанным глушителем.

— До того как мы стали партнерами, ты играл в обыкновенный покер. Помнишь, что ты чувствовал, когда на кону была куча денег, а у тебя на руках — сильные карты? Отличаются эти чувства от тех, что ты испытываешь сейчас, когда точно знаешь, что так называемая фортуна не имеет к твоим картам никакого отношения?

Он был прав. Чертовски прав.

— Люди манипулируют другими людьми и сами становятся жертвой манипуляций, они обманывают и подвергаются обману, даже не осознавая этого. Причиняют боль и принимают удары, не подозревая об этом. Они отказываются понимать, потому что не смогли бы этого вынести. В занятиях манипуляцией нет ничего бесчестного, потому что всем и так известно: реальность и то, какой она нам видится, — это разные вещи. В каком-то смысле мошенничать в карты тоже честно — с точки зрения вечности. Контроль над ситуацией от слепого случая переходит к нам в руки. Я уверен, что ты способен это понять. Поэтому я и выбрал тебя. Никому другому я не стал бы все это говорить. Мы бросаем вызов тупой жестокости случая и побеждаем ее. Понимаешь? Понимаешь ты меня? Мы не принимаем правил, созданных для посредственностей, и сами выбираем направление своей судьбы. Ты и я.

Он резко закончил свой монолог, произнеся последние слова не свойственным ему высокопарным тоном. Его словно оставили силы. Едва загасив сигарету, он взял у меня из кармана пачку и закурил еще одну. Мы оба слишком много курим, подумал я, и почувствовал во рту горечь. У меня вдруг закружилась голова, в мозгу застучало: «Это все чушь собачья, чушь собачья». Странно, но я как будто видел эту фразу написанной на белом листе бумаги и в то же время слышал, как кто-то повторяет ее внутри моей головы. Она представлялась мне чем-то, обладающим собственным физическим телом.

Вслух я ничего не сказал, а, когда Франческо снова заговорил, выкурив за одну затяжку полсигареты, фраза исчезла.