Крики я услышала еще на улице, при входе в подъезд они усилились. Я узнала голос Алевтины Ильиничны, очень громко орал какой-то мужчина, голоса которого я раньше никогда не слышала, и еще были голоса, говорившие, то есть оравшие на английском… Откуда у нас тут взялись англичане или американцы?

Крики звучали на последнем этаже, в квартире, где в последнее время, до своего попадания в больницу, Степан Григорьевич кормил «скотину» и ухаживал за «садом».

Пока я шла вверх по лестнице, услышала сирену «Скорой», карета с визгом тормозов остановилась перед нашим подъездом, и вскоре за моей спиной показались медики.

– Что у нас случилось? – спросила я.

– Дамочка какая-то рожает, – сказал врач.

Они меня обогнали, но я, не заходя в свою квартиру, поднялась вслед за ними на пятый этаж.

Там-то кому рожать? И Алле из нашей квартиры вроде бы еще рано.

Внутри квартиры на пятом этаже орала Алевтина Ильинична. Напротив нее стоял упитанный мужик в кожаных штанах, над которыми нависало брюхо внушительных размеров, и кожаной куртке с позвякивающими цепями. По-моему, ему по возрасту уже не полагалась такая одежда. Кстати, никакого мотоцикла (а мужик выглядел как байкер) я ни у нашего подъезда, ни внутри не заметила.

– Так, где роженица? – спросил врач.

– Ой, наконец-то! Слава богу! – воскликнула с облегчением Алевтина Ильинична. – А то я не верю этому американскому врачу. Варя? И ты вернулась! Ох, Варя, как мне тебя не хватает! Варя, ты тут пока займи Гришу, а я пойду с американцами разбираться.

И Алевтина Ильинична нырнула вслед за медиками в одну из комнат квартиры, располагавшейся над нашей коммуналкой. Упитанный байкер уставился на меня, цепи звякнули. Я его никогда в жизни не видела, но в лице было что-то знакомое…

– Вы кто? – спросил он у меня.

– А вы? – спросила я в ответ.

– Вообще-то я тут живу, – сообщил байкер, пузо колыхнулось, цепи опять звякнули. – Эта квартира – моя собственность. Называется: вернулся из отпуска и застал Содом и Гоморру, то есть рожающую бабу, пьяного в зюзю мужика, которого все в первый момент принимают за покойника, потому что у него красное вино по футболке разлито. Обратите внимание: мое коллекционное красное вино! И еще здесь находятся какие-то американцы в количестве пяти штук! И вездесущая бабка из квартиры снизу.

– А что здесь делают американцы, да еще в таком количестве?

– Это вы у меня спрашиваете?! Кстати, вы так и не сказали, кто вы. По крайней мере, из всей компании у вас самый адекватный вид.

– Меня зовут Варвара. Я живу в квартире этажом ниже. Недавно переехала – после развода с мужем. Признаться, надеюсь поскорее съехать. В отдельную квартиру.

«Или, может, переселиться этажом ниже?»

– Так, может, вы объясните мне, что происходило в этом доме в последние две недели? Кстати, вы не в курсе, где мой отец?

– А-а, так вы сын Степана Григорьевича?

Я поняла, почему байкер мне показался отдаленно знакомым. В чертах лица у них с отцом было много общего, только полнота у Григория явно была от матери.

– Где мой папаня? Все-таки запил?

– Пить-то пил, но животных кормил и спасал, – заверила я Григория. – Очень ответственно подходил к делу.

– От чего спасал?! Или от кого?

Я вкратце рассказала, как мы познакомились со Степаном Григорьевичем.

– Так… – грозно прорычал байкер. – Где он сейчас?

– В больнице.

Теперь я рассказала, как Степан Григорьевич героически спасал женщину от воров, засевших в ее квартире.

– Ваш отец беспокоился о животных и растениях, поэтому, насколько я поняла, отдал ключи Алевтине Ильиничне, чтобы она их кормила. Вы же знакомы с Алевтиной Ильиничной.

– Еще как знаком, – процедил Григорий. – Но что здесь делает ее племянница и пьяный хахаль племянницы?

Из комнаты, в которую удалились медики, послышался женский крик. Голос был похож на голос Аллочки. В это мгновение резко распахнулась дверь одной из комнат, и оттуда на четвереньках вышел курчавый молодой человек. Он мычал что-то невнятное, тряс своей курчавой головой, но уверенно продвигался по коридору по направлению к нам.

– Вот его я застал в гостевой спальне, где должен был спать мой отец, – сообщил Григорий.

– Му-у-у, – подтвердил парень, поднял голову и посмотрел на нас мутными глазами.

– Куда двигаетесь, молодой человек? – спросил Григорий, с трудом сдерживая ярость.

Опять закричала Аллочка. Молодой человек повернул на голос любимой, ударился лбом в дверь, потом еще раз, издал странный звук. Тут дверь распахнулась, и на пороге появился явно не наш гражданин.

– Я бы очень попросил… – начал он.

Молодой человек стал прорываться в комнату у него между ног. Аллочка опять закричала. Алевтина Ильинична запричитала. Медики давали Аллочке указания о том, как дышать и как тужиться. Вероятно, в роддом ее везти было уже поздно. Американец попытался устраниться с дороги, но было поздно, в результате он оказался верхом на молодом человеке, только задом наперед.

– Давайте и мы зайдем, что ли, – устало предложил мне Григорий.

– Нет! – закричал еще один американец. – Ноу! Микроб! Антисанитария!

– Это моя квартира и мои микробы. Хочу со своими микробами общаться и буду! – рявкнул байкер. Пузо угрожающе колыхнулось, цепи начали свой перезвон.

– А что ж ты денег пожалел на клинику? Надо было Аллочку заранее положить в роддом, чтобы у нее преждевременные роды не начались! – заорала Алевтина Ильинична. – И не рожала бы тогда в антисанитарных условиях. Хотя меня моя мать в поле родила, когда косила. Родила, к груди приложила, соску из хлебушка, завернутого в тряпочку, мне в рот вложила – и снова косить пошла. И ничего! Скоро восемьдесят лет будет! И никакие микробы мне не страшны.

До восьмидесяти, насколько я знала, Алевтине Ильиничне было еще очень далеко. Наверное, она это сказала для красного словца.

– Кстати, немцы считают, что чем раньше новорожденный ребенок столкнется с микробами внешнего мира, тем лучше для его иммунитета, – сообщила я.

Моя подруга, переехавшая жить в Германию, рассказывала об этом. В родильный зал пускают мать, мужа, сестру. Ребенок фактически вываливается на руки кому-то из родственников. С другой стороны, хозяевам запрещается присутствовать на каких-либо операциях на животных.

Курчавый молодой человек с сидевшим на нем американцем уверенно следовал к кровати. Американец изъявлял желание слезть, но не получалось, а помогать ему никто не собирался.

Один из американцев, видимо, папаша заказанного Аллочке ребенка, заявил, что не будет выплачивать Аллочке гонорар и еще предъявит иск, если из-за преждевременных родов в антисанитарных условиях с ребенком что-то будет не так.

– Это мы тебе иск предъявим, куркуль американский! – заорала Алевтина Ильинична. – Заплатишь как миленький! И еще за моральный ущерб!

– Женюсь! – прохрипел кучерявый. – Усыновлю!

Вероятно, подобные заявления отняли у него много сил, и он рухнул на пол вместе с сидевшим на нем американцем.

Пока они оба еще не успели встать, в комнату заглянули двое полицейских. Интересно, их-то кто вызвал?

Оказалось – хозяин квартиры, который застал у себя дома массу непрошеных гостей, когда неожиданно вернулся из отпуска. Полицейские были лично знакомы с Григорием, по крайней мере, они все называли друг друга по имени и при встрече пожали руки.

– Это кто тут валяется? – спросил один из полицейских, глядя на американца, который как раз вставал на четвереньки и искал слетевшие с носа очки. Кучерявый уже храпел. – Сейчас спецтранспорт вызовем. Документики есть?

Документики были. Наши сотрудники органов застали валявшимся на полу первого вице-консула, которого зачем-то притащили с собой американские граждане. Или так положено для регистрации рождения ребенка в другой стране? Но неужели представитель консульства должен присутствовать на родах? Хотя у американцев много странных законов. Или тут дело в суррогатной матери? Таких деталей я не знала.