– Варя, ты представляешь, этот нахал претендует на твою комнату! – заорала Алевтина Ильинична при виде меня.

– Он сюда уже не в первый раз заявляется, – сообщил художник. – Пока молодежь в твоей квартире жила, к ним таскался, только без телевидения.

– Комната по праву должна принадлежать мне! – объявил мужик лет пятидесяти, с залысинами, худощавый, остроносый, одетый в серый костюм и бледно-розовую рубашку. Костюм был явно дешевый, его было бы неплохо отпарить, а лучше поменять.

Мужик тем временем вещал про свое родство с покойной Степанидой, телекамера работала. Не знаю, где мужик научился так складно говорить. Может, на митингах регулярно выступает или вообще депутат?

– Объясните, пожалуйста, что ему все-таки нужно? – обратилась я прямо к Алевтине Ильиничне, когда мне надоело слушать дядьку.

Говорил он много, вроде складно, но сути я никак уловить не могла. По призванию точно депутат. Хотя наши депутаты в таких дешевых костюмах не ходят. Или этот из либеральной оппозиции, страстно стремящейся к власти?

– Ему нужна твоя комната, – сказала теперь гадалка Валентина, сделала шаг к не прекращавшему говорить мужику, резко выбросила руку вперед и вырвала у него несколько волосков.

Он дико заорал, но речь прекратил. Телевизионщики с трудом сдерживали смех, но оператор продолжал снимать, а журналист сунул микрофон под нос Валентине и спросил, зачем ей волосы претендента на комнату.

– А затем, что нам такой сосед не нужен, – ответила Валентина. – Не нужно, чтобы устраивал тут сборы партийной ячейки. Мы политических не признаем. Если бы еще уголовник был, то ладно. Наши люди у своих не воруют. У нас традиционно воры благородные, и их народ жалеет, а политиков и чиновников не любит. И всегда не любил.

Я удивленно посмотрела на мужика. Значит, все-таки какой-то партийный деятель? Пиарится таким образом?

– Но волосы-то вам его зачем? – не отставал журналист.

– А я порчу на него наведу. У меня как раз от одной клиентки свежая кладбищенская землица осталась. Сегодня ночью выкопанная. Чего добру пропадать?

– Порча – это грех! – воздел к потолку палец мужик. – А я…

– Вы случайно не из прозревших чиновников? – спросила я спокойным голосом. – Или только мечтаете на особых местах перед телекамерами молиться? Решили попасть на амвон своим особенным путем? Через нашу квартиру? Мою комнату, купленную на совершенно законных основаниях?

– Ваша комната должна быть моей! – истошно заорал мужик. Валентина удалилась в свою комнату с вырванными волосками.

– Почему?

– Клад хочешь найти, ирод? – прищурилась Алевтина Ильинична.

Мужик заткнулся.

– Какой клад? – очнулся алкоголик Паша.

– Паша, нет тут никакого клада, – сказала ему Аллочка. – Если уж эти два проходимца, которых полиция ищет, не нашли…

– А что они нашли? – встрял художник.

– Они соседа снизу обокрали, – сообщила Алевтина. – Дыру проделали и обокрали. Ты что, все проспал?

– Так клад разве у соседа был? – не понимал художник.

– А что, и у нас может быть?! – заорал Паша и внимательным взглядом обвел коридор, в котором мы все стояли.

Телевидение все снимало.

– Валера, – алкоголик Паша повернулся к художнику. – А давай мы тут вместе поищем? У нас с Дашкой, у вас с Валентиной… Потом пропьем вместе.

– Это сокровища нашей семьи! – заорал незваный гость и тут же заткнулся.

– Значит, все-таки были сокровища? – вкрадчиво спросила Аллочка. – Но квартира-то теперь наша.

– Если вы найдете чужие вещи… – открыл рот мужик.

– На них что, бирки висят? – спросил художник. – То, что есть в моей комнате, все мое. Комната моя, вещи мои. Понял? Давай вали отсюда. Нам некогда с тобой разговаривать.

Паша с Валерой, не сговариваясь, быстро вытолкали телевизионщиков и претендента на клад из квартиры и стали обсуждать, с какого места начать поиски. Потом одновременно повернулись ко мне.

– У Вари уже все обследовано, – заявила Алевтина Ильинична.

– Когда она успела? – поразился алкоголик Паша. – Она же только что переехала.

– До нее успели! Те, кто тут жил. Степанидин племянник, или сын племянника, или кто он там, со своей девкой. Ничего не нашли или, наоборот, нашли и комнату продали!

Алевтина рассказала про провалившихся сверху животных.

– Если что и осталось, то у вас или у меня. Потому что те два типа, которые рядом с Варей жили, тоже у себя все осмотрели. Давайте, Паша с Валерой, ищите!

Мужики остались в коридоре, Аллочка удалилась в комнату, где проживала с дальней родственницей, а сама эта родственница потопала за мной.

– Зачем вы им про клад сказали? – посмотрела я на Алевтину Ильиничну.

– А ты веришь в клад?

– Нет. И вы правильно сказали: если он тут был, его уже нашли.

– Вот именно. А им занятие. Им же делать нечего. А русского мужика всегда нужно чем-то занимать, чтобы не пил и не деградировал. Вот пусть и ищут. Потом в коридоре ремонт сделают. Я тебе что рассказать хотела. Девка снизу – к которой твои соседи залезли – приходила сегодня за отворотным зельем.

– Валентина сделала?

– А чего ж не сделать-то? Конечно, сделала. Но зачем от такого мужика отказываться? Ты видела, какая у него квартира?

– Так, может, как раз из-за квартиры?

– То есть как? – выпучила глаза Алевтина Ильинична.

– Ну, чтобы отписал ей. Чтобы все ей, а он голый и босый ушел из собственного дома. Я не знаю, как действует отворот. Надо бы у Валентины спросить.

– Пошли! – мгновенно приняла решение Алевтина Ильинична.

Вездесущая бабка даже не удосужилась постучать. В любом случае клиенток у Валентины сейчас не было, а супруг с соседом осматривали стены в коридоре.

– Это мы, Валя, – объявила Алевтина Ильинична.

Валентина раскладывала пасьянс. Ей не надоедает за день? Или сейчас для себя? Для отдыха? Или просто не может без карт? То, чем она зарабатывает на жизнь, еще и является ее хобби? Вообще-то это здорово.

– Погадать? – посмотрела на меня Валентина.

Я покачала головой.

– А почему бы и нет, Варя? – повернулась ко мне Алевтина Ильинична. – Узнаешь, когда замуж выйдешь.

– Да я только что развелась!

Валентина рассмеялась, но расклад сделала. Я не знаю, как правильно гадать, но мне казалось, что она уж слишком долго рассматривает карты, потом перетасовывает, снова раскладывает… И вроде бы гадалки должны по ходу объяснять, что видят?

– Что-то странное? – тихо спросила я.

Валентина кивнула.

– Понять не могу. Вроде три мужика, а вроде один. Один в трех лицах или… трое, как один. Не понимаю! Никогда такого не видела.

Я же сразу вспомнила Игоря и его двойника, к которому только что поехала Лиза. Но третий-то откуда?

– И что у меня получается с этим, который в трех лицах?

– Получается-то любовь, но вот с которым из трех, я понять не могу.

Валентина сгребла карты и посмотрела на меня.

– Наверное, карты устали. В общем, Варя, все закончится хорошо, а что в ближайшее время произойдет… Ну, что произойдет, то произойдет. Не удивляйся сильно. А может, тебе и удивляться не придется.

Потом Валентина перевела взгляд на вездесущую бабку.

– С чем пожаловали, Алевтина Ильинична?

– Насчет Лизки хочу узнать, соседки снизу.

– Я вообще-то не раскрываю информацию о своих клиентках, – улыбнулась Валентина.

– Да не нужна мне информация про Лизку. С ней мне все и так ясно, – махнула рукой Алевтина. – Ты мне объясни, можно путем отворота квартиру захапать?

Валентина моргнула.

– Вообще-то цель отворота…

– У всех разные цели! – рявкнула бабка.

Меня иногда просто поражала сила ее голоса. Интересно, на сколько децибел тянет такой крик? Недавно прочитала, что на уровне 130 децибел наступает болевой порог для человеческого уха, 135 – контузия, 160 – разрыв барабанных перепонок, свыше 200 – смерть. В то же время уровень шума 130 децибел создает самолет на взлете. У меня создавалось впечатление, что, находясь рядом, Алевтина способна создать такой же уровень своим зычным голосом. По крайней мере, мне приятнее было бы услышать рев самолетных турбин.