Дойдя до пилотской, я остановился - за дверью кто-то разговаривал. Вот дела! Я только собирался поискать среди языков Земли что-то общее с речью Шахтияра, а старик уже нашёл общий язык с его подружкой! Напряжение этого весьма хлопотного дня вылилось в очередной приступ ярости и злобы.

   Я был в бешенстве.

   Дед вошёл в рубку без разрешения!

   Этот старый дурак сидит в МОЁМ кресле!

   Эта реакция была настолько непривычна для моих поведенческих рефлексов, что меня на несколько минут будто парализовало. Я не мог сдвинуться с места!

   Это было ещё одно звено в цепи случайностей, которая, в конечном итоге, перевернуло наш мир. Ко времени, когда я вновь обрёл способность двигаться, до меня начал доходить смысл беседы, невольно подслушанной у дверей собственной рубки.

   - ...Это, по меньшей мере, странно! - басил Лукич.

   - Только так, - мелодично откликался на его недоверие нежный девичий голос. - Мужчина - хищник, охотник. Он упорядочивает окружающий мир. Приводит его к состоянию, при котором женщина и потомство могут без опаски выходить из пещеры. Женщина - хранительница очага и мира внутри жизненного пространства, объём которого обеспечивает мужчина. С этой точки зрения, мужчина - лишь инструмент женщины. Инструмент, о котором нужно заботиться...

   - Но эти отношения не могут не развиваться. Где пещеры, а где мы? - упрямился Лукич. - "Хорошее" для троглодитов, не может быть "хорошим" для цивилизованного общества. Свобода - это здравый смысл, совесть и равноправие сторон. Женщина и мужчина - это, прежде всего люди...

   Ещё минута, - и я тяжело опустился на пластик пола перед дверью. Присел и привалился спиной к переборке. Там, за дверью, старик витийствовал, обольщая юную деву. Временами она весьма пикантно хихикала, а он вторил ей солидным, уверенным смехом. Беседа шла о чём угодно: о равенстве полов и половом шовинизме, о цветах и пчёлах, о дожде и радуге...

   Весь этот бред почему-то вносил в душу спокойствие и умиротворение. Я допил свой кофе с молоком, отставил в сторону чашку, расслабился, задремал, а спустя какое-то время заснул...

   В восемь тридцать по бортовому времени мы завтракали.

   Лукич сиял, но многословием не баловал. У меня ныло и болело тело. Тошнило. Кружилась голова. Я понимал, что это последствия резкого перехода от длительной невесомости к земному тяготению. Но облегчения это понимание не приносило. Кроме того, поражала стойкость старшего товарища. Лукич никак не выдавал собственной слабости, зато всячески поддерживал меня в моей немощи.

   Он опять хозяйничал на камбузе. Я не возражал. Надо отметить, что моя стряпня, безусловно, и беднее по ассортименту, и хуже по качеству. Сегодня было картофельное пюре, тонкие ломтики отварной говядины, обжаренные в арахисовом масле, фруктовое желе и сок.

   - Как спалось? - чуть насмешливо спросил Лукич.

   Я так и не решил, стоит поднимать скандал из-за его вторжения в рубку или нет. Поэтому доел, выпил свой сок и только потом осторожно ответил:

   - Это зависит от того, что вам удалось выведать у подружки Шахтияра.

   Он усмехнулся, но ответил замысловато:

   - А вы на что-то надеялись, капитан?

   Ответ мне не понравился. Помимо уклончивости в нём ясно слышалась агрессия и превосходство.

   - Я надеялся, что мы в одной команде, Лукич, - сказал я. - Если мне не изменяет память, нас вчера обстреляли, баржа с рудой вот-вот войдёт в метеоритный пояс, а нас, вдобавок, буксируют в неизвестном направлении.

   - Давайте не будем горячиться, капитан Коган, - остановил меня Лукич. - Ситуация не простая, но перспективная.

   - Перспективная?

   - Конечно. К примеру, что бы вы хотели от жизни?

   - Ха! - это был очень простой вопрос. - Вернуть баржу и получить такой вектор ускорения, чтобы вернуться на утверждённую траекторию ...

   - Будет, - легко согласился Лукич. - Может, ещё что? Подумай.

   - Это вы у своего Шакти попросите? - не удержался я.

   - Всё, о чём я просил, Шакти мне уже дал, - спокойно сказал Лукич. - Теперь речь идёт о тебе. Что выберешь: нижайше попросить или остаться ни с чем, но гордым?

   Я вздохнул. Путалки со стариком здорово отвлекали от проблем и головной боли.

   - Свой корабль хочу, - сказал я. - Такой, как у нашего сердитого друга. Дайте, пожалуйста. Хочу корабль, как у Шахтияра.

   - Будет, - ещё раз повторил Лукич.

   - "Будет, будет..." - передразнил я его. - Ладно. С психотерапией покончили. Как прошла беседа с девицей?

   - Это не "девица", - возразил Лукич. - Это компьютерная программа, специально разработанная для "дальнобойщиков". Чтоб не свихнулись в дальнем одиночном полёте.

   - Программа? Но они же... - я чуть было не брякнул, что думал, и, кажется, покраснел. - Но как же?..

   - Корабль Шахтияра управляется компьютером с женским сознанием. Она заботится о своём пилоте и готова расшибиться в лепёшку, только чтобы он не заскучал. Чтобы пилот не тосковал по дому, Лин даёт ему полную иллюзию, что его корабль - и есть дом. Множество исполнительных механизмов прекрасно имитируют женское тепло и заботу: от стряпни и стирки, до массажа и специальных процедур, исключающих спермотоксикоз...

   После завтрака я уговорил Лукича отправиться спать, а сам прошёл в рубку. Теперь, конечно, брюзжание Шахтияра и покорность Лин не вызывали у меня вчерашнего протеста. Я более хладнокровно воспринимал её жизнерадостный щебет и его полную недовольства и колкостей речь.

   Но что-то меня настораживало. Что-то все равно было не так. Театрализованность, фальшивость. Только через несколько часов прослушивания я понял, что не было естественных шумов: звука шагов, шороха одежды, дыхания... ничего этого не было! Была речь мужчины и женщины: она - мечта романтика и поэта, он - страх и ужас родни невесты.

   - Капитан Коган, - внезапно ожила связь. - Приготовьтесь, скоро будем на месте.

   И опять было чему удивляться: я слышал голос по связи, но моя "прослушка" молчала. Сказанные только что слова Шахтияра не звучали внутри его корабля!