— Я тоже к тебе заходила, Рома, — отмерла Рябинина. — Стучала, стучала, думала, ты уже спишь…

— Или милиция увезла, — произнесла я негромко.

Ромка вздрогнул. Как-то по-птичьи приподнял плечи и вмиг сделал другое лицо. Чересчур серьезное, чтобы оставлять его без внимания. Я отдала должное увиденному. Но он быстро сообразил, что я шучу, и опять сделался дурак дураком. Серьезными оставил только глаза.

— А я, девчата, на прогулку выходил. Погода сегодня — загляденье. На Садовой братаны гудят, музон конкретный лабает на два квартала. Но из ареала не выходят, сознательные… Не хотите променад, а?

— Вы топайте, топайте, — разрешила я, вынимая вилку незакипевшего самовара из розетки. Намек толще некуда. Невольно возбужденная явлением Красноперова, Рита заторопилась на крыльцо. Ромка продолжал меня разглядывать, словно ожидая вопроса. Дождался.

— У тебя есть мнение по случившемуся? — спросила я.

Ромка с готовностью кивнул:

— Есть. Не знаю, отчего происходят убийства, не вижу связи между милиционером и Зойкой, но на нашей улице явно завелся киллер.

— И кто же он?

— Как — кто? — удивился Ромка. — Сколько нас в этой стороне обитает? Шестеро?

— Ну да, — прикинула я, — около того.

— Так выбирай любого. Или любую.

— Ты даже меня сюда причислил? — вздрогнула я. — И себя, любимого?

— А мы с тобой, что, несовершеннолетние? — осклабился Ромка.

Мне стало жуть как нехорошо. «А такой ли уж он не маньяк?» — подумала я.

Оргвыводы зрели и набухали. Самое время призадуматься. Но главу с названием «Воспоминания и размышления» я легко проспала. Едва коснулась подушки, как рухнула к Морфею. Мне снилось, будто кто-то пытается взломать мой замок. Одновременно мелькало лицо Варюши — надутые щеки, глаза по полтиннику, растопыренные пальцы — и зловеще-детское: «Рос-стрр-ах!.. Рос-стрррр-ах!..» Была у нее такая фишка годика в четыре — пугать меня; я верещала от страха, доставляя ей немыслимое удовольствие… Я чутко сплю — пару раз вскакивала, балансируя на грани апноэ — смертельной остановки дыхания, опять падала, проклиная ментов, устроивших мне грандиозное западло. В третий раз вскочила от звука вполне конкретного — в натуре лезут! Спрыгнула с кровати, замерла. Мамочки!.. Очень вкрадчиво, тихо, с осторожностью — хрусть-похрусть… Ошалев от страха, растормошенная, я как с горки съехала с лестницы, включила свет на кухне. Звук исходил от двери! Кто-то тихонечко корябал в замке…

Это шутка?

— Кто?! — возопила я, припадая к двери.

Ждите ответа… На секунду с той стороны прервали занятие и опять продолжили — но уже энергичнее. Я отшатнулась. С ума сдуреть! Машинально хватанула с вешалки пуховик, влезла в него. Куда бежать-то собралась? В тапках? Рванулась было обратно, к лестнице, но куда там? — всюду решетки, из окна не сиганешь. Я опять дернулась к двери. Девочка, ты тормоз?.. Подвал! — осенило меня. Когда-то он с гаражом был единым целым — до тех пор пока мамочка не перегородила проход стеллажами под гнилые помидоры, а остальное пространство задавила бытовым хламом. Стоп! У меня же в куртке баллон. Я машинально сунула руку в нижний карман — вот он, гладенький, голубенький… Отмычка, похоже, уже продиагностировала конфигурацию запорного устройства — в замке что-то щелкнуло, запоры дернулись и медленно поползли от косяка. Боже, сейчас меня будут тихо убивать! За что?!.. Я зачарованно смотрела, как они ползут, — пока не получила пинка для рывка: из мозга — бац! Я выпустила шипящую струю из баллончика между косяком и дверью — пусть нюхают, когда войдут. Сунула баллончик в карман и рванула в мамину комнату. Крышка подпола в углу, колечко, за которое нужно потянуть, постоянно отрывается. Спокойно, медленно… Крышка отделилась от пола, я перехватила ее другой рукой, откинула, спрыгнула на лестницу и засеменила в темень. Но, спохватясь, вернулась, опустила за собой крышку, ободрав пуховик о гвоздь — фиг с ним! — и сквозь звон в ушах услышала, как надсадно заскрипела входная дверь…

Я спустилась на ощупь. Глубокий у нас подвал. Катакомбы керченские. Не будь они завалены всяким хламом, цены бы им не было. Неловко извернувшись, я упала на правый бок. Вскочив, подергала лестницу. Прибита. Но кем прибита? Мамой!.. Я принялась ее трясти, раскачивать, и очень быстро лестница завалилась на меня. Я рухнула, придавленная в районе правой щиколотки. Боли не было, но вот страха хоть отбавляй. Я стала выползать из-под лестницы, ощупывая холодную землю. Попадались какие-то дрова, ведра, алюминиевый бак для молока… Я нащупала стену, медленно поднялась. Где-то здесь стеллажи с помидорами… Продвинулась по стеночке, вытянула руку. Ладонь уперлась в сырое дерево…

И вдруг у меня на груди что-то запищало. Очень знакомым таким писком. Я остолбенела.

Обхохочешься. Мобильник! Ну ведь точно! Поговорив с мамой, я бросила телефон во внутренний карман пуховика. Кому это я понадобилась?

Я опустилась на корточки, выудила телефон. Самое время поболтать.

— Слушаю… — вымолвила я сдавленно.

— Приветствую тебя, о свет очей моих, — сказала Бронька Хатынская. — Не буду извиняться за ночной звонок, ты все равно не спишь, сидишь и давишь из себя ужастики. Как дела с маньяком?

Прекрасно, он надо мной… Ненарисованный.

— Бронька… — прошептала я, — у меня беда, не поверишь… Я в подвале, надо мной убийца… Бронька, он убьет меня…

— Конечно, убьет, — без обиняков заявила Бронька. — На то и убийца.

— Ты не понимаешь… — зашипела я. — Забудь про эти бредни, Бронька… Я без шуток в подвале, он убьет меня… Он открыл дверь отмычкой и уже где-то здесь… Бронька, позвони по ноль два — срочно, пусть свяжутся с первомайской милицией, пусть найдут капитана Вереста, где бы он ни находился… У него рация… Передай — Косичкину из «Восхода» убивают… Позвони, слышишь? Сейчас же…

На стороне Броньки воцарилось задумчивое молчание.

— А ты сама не можешь позвонить? — как-то неуверенно поинтересовалась ока.

Над головой, у основания невидимых перекрытий, что-то скрипнуло. И во мне скрипнуло ответно… Крышка подвала начала приподниматься. Обрисовалась тонкая полоса света с веранды. Расширилась, обрисовались две ноги в резиновых ботфортах…

— Бронька, звони, он уже здесь… — прохрипела я. — Все, пока, перезвоню…

Куда бежать? Память лихорадочно рисовала конфигурацию подполья. Гараж позади, но что его загораживает? Я же не вижу…

И вдруг яркий свет ворвался в подвал! Я зажмурилась. Встала на колени и куда-то поползла, задницей к люку. Но опять уперлась в стену. Пришлось обернуться, открыть глаза.

Свет скользил по гнилым доскам, предохраняющим стены от осыпания. Из темноты вырывались старые кадушки, обитые жестью, горка кирпичей, поваленная лестница… Свет протянулся дальше. Я грянулась оземь, скрючившись за бочкой, руками сжала затылок. Бесполезно, все равно он меня увидит…

Очевидно, так и случилось. Не сольется человеческое тело с бочкой! Свет погас, началась возня, что-то прошуршало в проеме и аккуратно упало. Спрыгнул! Дикий план уже созрел у меня в голове. Я вскочила, нащупала торец стеллажа, схватилась за край доски и, мобилизовав все свои хлипкие мышцы, потащила стеллаж вбок. Ты сделала это! — как вскричал бы Красноперов. Хрупкая этажерка с протухшим содержимым рухнула — аккурат между мной и люком! Зазвенело разбитое стекло, но убийцу не накрыло — крика не было. Пусть теперь протиснется, посмотрим, как он это сделает…

Рухнувший стеллаж освободил проход в гараж. Я активно заработала руками, ощупывая стены. Вот он, проем, — рука провалилась. Ох уж эта мама, наколотила своих дурацких «жардиньерок». Нет мужика в доме… Повалить второй стеллаж я уже не рискнула. Втянула живот и боком протиснулась в проем. А тот, позади, уже шумел сурово: путаясь в досках, разбитых банках, пер напролом. В темноте — не включая фонаря.

Выронил? О, хоть бы так оно и было…

Скорее всего, так и было. Он не мог знать схему подвала (я сама-то ее не знала) — и тыкался как слепой, ориентируясь исключительно на мою возню. Не урони он фонарь, обязательно бы осветил эту сцену.