Коль скоро мне выпала редкая возможность высказать наболевшее, скажу о переводах: не верьте! Если вы видите какую-нибудь нелепость в русском тексте, это еще не значит, что она была у автора. Сколько я встречал дичайших ошибок, причем порой даже в довольно хороших переводах! То в викторианской Англии джентльменов приглашают в публичный дом, хотя речь идет о пабе, то есть пивной (по-английски буквально «public house»). То переводчик живописует военного: сидит офицер в ресторане, а «грудь его туники заляпана фруктовым салатом». И этот неряха преспокойно беседует с сенатором и его супругой. А все потому, что «фруктовым салатом» военные прозвали орденские планки — такие, знаете, пестренькие полосочки, которые носят вместо медалей, чтоб не слишком звенело. А «туника» — это «мундир» или «китель», и прошу вас, читая переводную литературу, помните об этом. Гражданские, особенно в будущем — Бог с ними, может, они и впрямь носят туники и тоги. Но военные, полагаю, и в будущем не станут обряжаться в античные хламиды!

С военными у переводчиков много хлопот. То они требуют срочно подвезти на позиции амуницию — хотя зачем в разгар боя нужны ремни и портупеи, неясно: ведь по-английски «ammunition» всего лишь «боеприпасы». Или вот: «Там лежали стволы, набитые порохом». Если бы переводчик смутился нелепостью фразы и посмотрел в словарь, то бочонки с порохом не превратились бы в стволы. А безоткатные пушки не стали бы загадочными безоткатными (и даже в какой-то повести «несжимаемыми») ружьями. Офицер, услышав приказ старшего по званию, не заорал бы «ай-яй-яй, сэр!», а ответил бы «Слушаюсь!» или «Есть!», потому что «Aye, aye, sir!» — это именно «Есть!». И средневековый негодяй не целился бы в положительного героя из непонятного жавелина и не носил бы вельветовый костюм — он, разряженный в бархатный камзол, наставил бы в грудь смельчака копье. Всадник не стал бы натягивать вожжи (впрочем, тут уже не ошибка перевода, а незнание реалий). При взгляде на симпатяшку-официантку космопроходец не чувствовал бы себя рогоносцем — он ощутил бы себя готовым к атаке на невинность красотки (horny).

«Навстречу мне по дороге ехал перамбулятор с женщиной-водителем». Кто знает, как выглядит эта жуткая машина? Никто? Так я скажу: четыре колеса, люлька с ребенком, ручка. «Perambulator» — это детская коляска (обычно сокращается в «pram», но в словаре есть)! И женщина, ясно, не за рулем — просто катит колясочку… А как вы думаете, кто такой «гопстер»? Гопник-гангстер? Почти. Это — член республиканской партии…

Бесперечь путаются слова «кремневый» и «кремниевый»: то покажут нам средневековый кремниевый пистолет (добавить бы еще германиевую шпагу и селеновую аркебузу — все утеряны пришельцами, что ли?), то, напротив, продемонстрируют кремневые транзисторы. Не иначе, как вытесанные вручную лучшим мастером племени Серого Медведя, Уыхом.

Подводит переводчиков и словообразование, вызывая к жизни жуткую птицу рыбо-ястреба. Это ведь был ястреб-рыболов, а переводчик как-то забыл, что примененный им тип словосложения обозначает гибрид или «нечто среднее между». Например: «звероящер», «козлотур», «овцебык» (если вам пришли в голову «короед» и «птицеяд» — это не то, второй корень в этих видовых названиях происходит от глагола «есть»).

Еще одна распространеннейшая ошибка: диалог. Например, речь идет о пропавшем ребенке. «Теперь нам его, думаю, уже не найти, — говорит один. — Живым…» — «Какой стыд!» — реагирует собеседник (между прочим, злодей). Вот именно — какой стыд для переводчика, и ведь сделавшего вполне удачный перевод, даже абсолютно правильно справившегося с неоднозначным заглавием книги — это был «Салимов Удел», где «удел» — это и название городка («владения, территория, поместье»), и «участь». А усеченное «Салим» (от «Иерусалим») напоминает о городке Салем, знаменитом самым крупным в истории Америки процессом над ведьмами. Так вот, перевод очень недурен, и тем досаднее ошибка: «What a shame!» означает вовсе не «позор» и не «стыд», а «какая жалость!». A «Cheese!» или «Say „cheese“!», часто встречающиеся в англоязычных книгах, — это вовсе не «сыр», а «улыбочка!» или «спокойно — снимаю!», в зависимости от контекста. Сыр тут ни при чем — просто при произнесении этого слова губы растягиваются в улыбку, потому фотографы и просят произнести его. Общее место, как и случай с «публичным домом» или «стыдом». А вот поди ж ты, раз за разом переводчики наступают все на те же грабли… Лучше бы попросту — «Скажи: изюм…»

Или, допустим, керосиновая проблема. То персонажи маются при свете масляной лампы на манер какого-нибудь Алладина, потому что переводчик поленился взять словарь и узнать, что «oil lamp» — это и керосиновая лампа, а не только масляная плошка. То, выйдя из самолета на летное поле, герой замечает: странно, мол, что нет запаха газа (помните: «Если вы почувствовали запах газа, звоните 04»). Только человек, в жизни не бывавший на аэродроме, может не знать, что на летном поле пахнет не газом, а керосином, потому что керосин как раз и есть топливо для современных самолетов. Аналогичная история — с «песком», которым что-нибудь начищают или шлифуют: в большинстве случаев это вовсе не песок, а «шкурка», наждачная бумага. Или вот еще: человек звонит в гостиницу и бронирует номер, а затем сообщает: «Я приезжаю завтра. Номер моего американского экспресса такой-то». Мол, встречайте! Вагон бы еще указал. На самом деле это номер кредитной карточки «American Express». Герой просто сообщал, как будет платить за номер.

А вот некий гангстер говорит о провинившемся чем-то перед ним бедняге: «Отправьте его в Детройт» — и никаких пояснений при этом не дается, словно речь идет о высылке революционера в глухую Сибирь. А между тем Детройт, столица автомобильной промышленности Америки, отнюдь не Шушенское и не Тьмутаракань. Это народная гангстерская забава — вроде более известных «цементных ботинок». Ненужный человек связывается и помещается в багажник автомобиля, который отправляется под пресс и на переплавку (не обязательно именно в Детройте).

Если речь зайдет о религии… увы, есть горе-толмачи, которые решили, что детективы, фантастику и прочую «несерьезную» литературу может переводить любой-всякий, поэтому знание Библии и религиозной литературы необязательно. Вот и выплывает на страницы переводов Желязны некто с «лампами рта его». А это Левиафан — «пламенники пасти его»… Кстати, в одном из текстов переводчик «пламенники» нашел. А наборщик и корректор превратили их — прости, Господи! — в «племянников». Или возникает святой Джон-баптист. Конечно, фантастика — она на то и фантастика, там и св. Айзек (Азимов) бывает, и св. Альберт (Эйнштейн). Но когда герой клянется головой святого Джона-баптиста, то должен ведь если не переводчик, так редактор, а не редактор, так старенькая вахтерша баба Клава — кто-нибудь! — вспомнить на худой конец картину с усекновением главы Иоанна Крестителя!!!

А вот герой — робот по имени Hoax. И его товарищ Уззия. А также Джонас, Джоб и Джереми. Если вам когда встретится этот перевод — знайте: роботов назвали именами ветхозаветных пророков, и в русском переводе Писания их имена звучат: Ной, Осия, Иона, Иов и Иеремия. Или такой пустячок: сидят это герои в монастырской келье, а в разговоре — пауза, стоит тишина, «только из розария доносилось щелканье соловья». Я видел оригинал: соловьев там не было. Только сухо щелкали в тишине четки. Четки по-английски — «rosary», а поскольку переводчик, как обычно, поленился посмотреть слово в словаре (выглядит-то знакомо!), он приплел к случаю соловья, здраво рассудив, что розарий сам по себе обычно не щелкает. И аналогичная история в другой книге — герои, собираясь на битву с нежитью, спрашивают священника, есть ли у него освященный розарий. Есть, ребятушки, есть — и розарий, и малинник, и грядки со свеклой…

Отгадайте-ка загадку: некто совершил убийство. «Что с ним сделали?» — осведомляется герой об убийце. И получает ответ: «С ним поступили по закону Мозаики». Три попытки! «Мозаика — это планета», — предположил один из моих знакомых. Нет, не так. «Убийцу разрезали на кусочки», — кровожадно сказал другой. Опять нет! «Это какое-нибудь особенное устройство общества, типа коллективного разума?» — подумав, осторожно спросил знаток фантастики. Увы! Mosaic law — это не что иное, как «моисеев закон». Следовательно, «око за око»… Эх, переводчики… бумаги на макулатуру!