— Я… — Она с трудом подавила желание беспомощно всплеснуть руками. — Не лучше ли будет взять экипаж? К примеру, двуколку, запряженную парой резвых лошадей?

Озабоченная складка на лбу Джереми обозначилась резче.

— Возможно, да, но, быть может, и нет. Решающий довод — экипаж заставит нас выбирать дороги, годные для езды, тогда как верхом мы сможем скакать по пересеченной местности.

Взгляд Элизы вновь метнулся к лошадям. Джереми испытующе посмотрел на нее и добавил, понизив голос:

— Если Скроупу или лэрду удастся выйти на наш след, нам понадобится ловкость, увертливость. Мы должны быть хитрыми и изворотливыми, словно лисы. Не ровен час, нам придется спасаться от погони, поэтому следует ехать верхом, а не в двуколке.

Элиза вздохнула, подняла глаза на Джереми и вымученно кивнула:

— Да, конечно.

Джереми нерешительно помолчал.

— Вы ведь умеете держаться в мужском седле? Я слышал, что скакать боком в дамском намного труднее.

— Мне тоже доводилось это слышать. — Элиза отчаянно взмолилась про себя, чтобы расхожее суждение оказалось правдой. — Я никогда раньше не ездила в мужском седле. — Не сводя глаз с лошади поменьше и стараясь унять спазм, внезапно скрутивший желудок, она набрала полную грудь воздуха и решительно вздернула подбородок. — Но уверена, я справлюсь.

«Придется справиться», — сказала себе Элиза. Джереми и его друзья старались изо всех сил, чтобы помочь ей, и если для того, чтобы их усилия не пропали впустую, нужно было усесться в мужское седло, дело того стоило.

— Хорошо. — Джереми подвел к ней менее крупную лошадь. — Я придержу гнедого. Вы сможете сами взобраться в седло?

— Думаю, да.

Элизе множество раз приходилось видеть, как садятся на лошадь ее братья и кузены. С холодной решимостью она вставила в стремя ногу, схватилась за луку и вскочила в седло.

Ее приятно удивила неожиданная свобода, которую давали бриджи. Грациозно перекинув ногу через седло, Элиза ловко подхватила поводья.

Она начинала привыкать к мужскому платью.

Джереми подтянул для нее стремена. Сидеть верхом на лошади, по-мужски раскинув ноги, было немного странно, но, пожалуй, удобно и куда более безопасно, чем в женском седле.

«Я смогу». Элиза не сомневалась, что в мужском обличье ей не составит труда приноровиться к новой манере езды. Оставалось лишь поверить в себя, ведь лошади тонко чувствуют настроение всадников, это она хорошо знала.

Джереми приторочил сумки к седлам и легко вскочил на коня. Зажав в руке поводья, он коротко кивнул Элизе:

— Итак, в путь.

Он направил гнедого к выезду со двора конюшни. Лошадь Элизы послушно последовала за ним.

Пока все шло гладко. Элиза поборола робость.

Она почувствовала, как напряжение отпускает ее. Лошади казались смирными и хорошо вышколенными, и ни та ни другая не обладала строптивым норовом, что выгодно отличало их от скакунов из конюшни Кинстеров.

Поджарый гнедой конь прекрасно слушался поводьев. Вдобавок обнадеживало и то, что, несмотря на ранний час, на дороге уже наблюдалось оживленное движение — видны были верховые, несколько экипажей и множество телег, — так что, к немалому облегчению Элизы, беглецам невольно пришлось перейти на медленную рысь.

Путешествие мало чем отличалось от верховой прогулки по Гайд-парку.

«Я справлюсь». Слова эти звучали рефреном в голове Элизы, пока всадники скакали на юго-восток по дороге на Карнуот, оставляя позади гордо высящийся на скале Эдинбург.

За спиной у них медленно вставало солнце, согревая землю своими лучами. Впереди всадников бежали длинные тени, а серое рассветное небо постепенно розовело, покрывалось бледными наплывами золота, пока наконец не окрасилось нежной летней голубизной.

Элиза уверенно управляла лошадью.

Скроуп, Женевьева и Тейлор утратили реальность, превратившись в отдаленные воспоминания. Слишком многое успело произойти с той минуты, когда Элиза видела их в последний раз.

Джереми держался рядом, на полкорпуса впереди. Перед всадниками простиралась прямая дорога без единого препятствия.

Птичий щебет, гулкий стук копыт, поскрипывание колес проезжавших мимо экипажей и редкие окрики возниц сливались в единый мирный гул. Легкий ветерок овевал лица беглецов. И хотя впереди их ожидал долгий изнурительный день, Элиза чувствовала изумительную легкость.

Душа ее пела, опьяненная воздухом свободы.

«Я сумею».

Подумать только, она скакала в мужском седле!

Элиза мечтательно улыбнулась. Резвая гнедая лошадь несла ее прочь из Эдинбурга.

— Я ухожу, буду ждать Маккинзи на площади.

Скроуп вошел в кухню, где собирались завтракать Женевьева с Тейлором.

Сиделка обвела рукой блюда на столе:

— Вы ничего не хотите отведать?

— Я уже поел. Мне хочется как можно скорее передать мисс Кинстер в руки Маккинзи и получить обещанную награду. Шотландец уверял, что явится на встречу рано утром. Посмотрим, так ли уж ему не терпится прибрать к рукам девицу. — Скроуп взглянул на накрытый стол. — Как только покончите с завтраком, отнесите поднос мисс Кинстер. Достаточно будет чая с тостом. Разбудите ее, пусть умоется, оденется и поест. Она должна быть готова. Я вернусь вместе с Маккинзи, и тот сразу же заберет ее. — Женевьева кивнула. Наемник повернулся к дверям. — Подготовьте девчонку к нашему приходу.

Сиделка состроила недовольную гримасу за спиной у Скроупа и приступила к еде.

Как только хлопнула входная дверь, Тейлор заворчал, но поспешил проглотить свой завтрак. Как и Женевьева, он давно усвоил, что следует во всем повиноваться Скроупу. Его задания отличались неизменной простотой и ясностью, а главное, хорошо оплачивались.

Отправив в рот последний кусок хлеба, Женевьева встала из-за стола и принялась готовить поднос с завтраком для пленницы. Когда чайник вновь закипел, она заварила чай, а остатки кипятка вылила в кувшин, уже наполовину заполненный холодной водой.

— Так сойдет, — пробормотала она. Поставив чайник обратно на печь, сиделка вытерла руки о передник и посмотрела на Тейлора: — Ты готов?

Проглотив последний кусок колбасы, Тейлор отодвинул тарелку и поднялся.

Пока Женевьева нагружала поднос, он снял с крюка ключи и отпер дверь в подвал. Потом потянулся за фонарем, быстро его зажег, прикрутил фитиль и начал спускаться по лестнице.

Женевьева с подносом в руках медленно последовала за ним и остановилась возле двери в темную комнату. Опустив на пол фонарь, Тейлор вставил большой ключ в замочную скважину, отпер тяжелую дверь и распахнул ее настежь. В свете фонаря тюремщики увидели закутанную в покрывало фигурку пленницы, съежившуюся на постели. Выступив вперед с подносом, Женевьева кивком указала Тейлору на кухню.

— Принеси кувшин и лохань, а я пока разбужу ее.

Тейлор презрительно фыркнул и направился к лестнице, оставив фонарь на полу. Тусклые лучи почти не освещали комнату. Поставив поднос на умывальник, Женевьева хмуро покосилась на темневшую в полумраке кровать и вернулась за фонарем.

— Пора вставать, мисс Кинстер. Настал долгожданный день.

Увидев, как Тейлор с лоханью и кувшином медленно спускается по лестнице, сиделка подняла фонарь и, прибавив света, вновь вошла в комнату.

— Вставайте, живо. — Она направилась к кровати, светя фонарем. — Вы ничего не добьетесь, если…

Женевьева внезапно осеклась, на мгновение замерла, а затем бросилась к кровати.

— Нет! — Сорвав простыню, она увидела две подушки вместо Элизы. Сиделка пронзительно взвизгнула. — Как такое возможно?

За дверью раздался грохот, будто рухнуло на пол что-то тяжелое. Послышалась брань, и в комнату ворвался Тейлор.

— Что? Что стряслось?

В ужасе оглядев комнату, Женевьева повернула к нему побелевшее лицо.

— Девчонка сбежала.

— Не болтай ерунду, этого не может быть.

Тейлор покрутил головой и заглянул под кровать.