— Надеюсь, вы не пригласили Патримонио? — поинтересовался он.
— Нет, не беспокойтесь, — усмехнулся Ребуль. — Но, Сэм, у меня появился новый друг… А, вот и она.
Сэм вслед за Ребулем подошел к главному входу в ресторан.
— Дорогая, это мой друг Сэм, который оказал мне огромную услугу. Сэм, познакомьтесь с Моникой Чан.
Это была миниатюрная, едва достававшая до плеча Сэма женщина с гладкими черными волосами и миндалевидными глазами, уже не юная, но все еще очень красивая и невероятно элегантная. Даже не слишком сведущий в этом вопросе Сэм сразу же понял, что это шелковое платье сшито в Париже. Он склонился над ее рукой, и Ребуль одобрительно кивнул:
— Знаете, вы начинаете вести себя как настоящий цивилизованный француз. У нас с Моникой общие деловые интересы в Гонконге, — объяснил он, обнимая женщину за талию. — Она очень жесткий бизнесмен и прекрасный повар. Но должен предупредить вас, Сэм, никогда не играйте с ней в маджонг — она вас порвет.
— Не забывай, что у нас две тысячи лет тренировки, Франсис, — засмеялась Моника. — А теперь расскажи мне, кто все эти милые люди.
Пройдя через двор, они присоединились к остальным. Когда представления были закончены, к ним вышла еще одна пара с тяжелыми подносами, на которых теснились бутылки, бокалы и вазочки со льдом.
— Это Мирей, — объявил Ребуль, — она творит чудеса на кухне. А это ее муж Бернар, он предлагает нам аперитив.
Эта жизнерадостная, упитанная пара, казалось, была наглядным подтверждением кулинарных талантов Мирей. Оделив гостей бокалами с rosé и пастисом, Мирей извинилась и убежала на кухню, а Бернар занялся сервировкой.
Весь этот сельский двор был воплощенной мечтой дизайнера. Окружавшая его высокая каменная стена за несколько сотен лет приобрела мягчайший серый оттенок, и такими же были каменные плиты на полу, испещренные отметинами времени. Вдоль стены выстроились массивные, выцветшие на солнце терракотовые горшки с жизнерадостной алой геранью и белой петуньей. А на стволах каштанов висела целая коллекция соломенных шляп на случай, если прованское солнце пробьется через их крону и потревожит гостей.
Ланч полностью соответствовал окружающей обстановке и представлял собой целый парад любимых блюд Мирей. На закуску им подали beignets de fleur, соцветия кабачков, обжаренные во фритюре. За ними последовали открытые пироги с анчоусами и оливками на подушке из жареного лука — классическая pissaladière[68] из Ниццы. На горячее они ели настоящий шедевр Мирей — шарлотку из баранины и баклажанов, к которой прилагался обжаренный в гусином жире картофель. Потом немного сыра, любезно предоставленного местной козой. И наконец, персиковый суп с побегами молодой вербены. Это был ланч, который, по словам Бернара, давал человеку достаточно сил для целого дня тяжелой работы в поле.
Разговоры и вино лились рекой, и прошло почти три часа, прежде чем Ребуль поднялся на ноги и постучал ножом по краешку бокала.
— Друзья мои, — начал он, — сегодня у нас всех очень счастливый день, и не хочется портить его долгими речами. Но все-таки я не могу не выразить своего восхищения и глубокой благодарности Сэму и надеюсь, он примет от меня это в знак признательности.
Обойдя стол, он подошел к Сэму и вручил ему конверт. Тот заглянул внутрь и обнаружил там чек на миллион долларов. Несколько секунд он молча моргал, а потом поднял глаза на Ребуля. Оба они улыбались, но все-таки Сэму потребовалось время, чтобы прийти в себя.
— За ланч плачу я, — после долгой паузы объявил он.