— Можешь пользоваться туалетом наверху.

— Спасибо.

— Да не за что.

На экране мелькали залитые солнцем пальмы. Макгарретт гнался за кем-то в автомобиле.

— А я просто искал коробку с игрушками — елку хочу нарядить.

— Я вам находить.

Чик уверенно прошагал в темноту и вернулся с коробкой, на которой красным маркером было толсто написано «К Рожд.». После «Рожд.» стояла не точка, а кружок — отличительная особенность почерка Бет.

— Я делать украшения. Давно. Когда работать на фабрике. Работа — дерьмо. Не деньги, пшик один.

— Правда? Где это было, Чик?

— Фучжоу, — сказал он вкрадчиво, словно под покровом ночи доверял собеседнику сокровенную тайну.

— Выходит, не Эверетт.

— Нет. Фучжоу.

Чувство опасности ушло. На один короткий миг, будто объектив фотоаппарата открылся и закрылся, Том увидел Чика тощим пареньком на конвейере, вставляющим малюсенькие проволочные петельки в головы стеклянных ангелочков. Подумал: «Вот об этом мне и следует помнить, а больше ни о чем не надо». Коробка в руках показалась пустой. Они легкие, эти китайские украшения.

— Спокойной ночи, Чик.

— Спокойной ночи… мистер Том.

Спокойной ночи, Луна.

Было решено, что в Сочельник Финн побудет у Тома, поскольку Бет собиралась в гости, а на Рождество они все втроем пообедают в семейном кругу на Квин-Энн-Хилл. Потом Бет заберет Финна на квартиру.

Рождественским утром Том брился в ванной и услышал, как Финн внизу понесся к заливающемуся телефону. Промокая лицо насухо, отец не спешил, ему не хотелось лишать сына законного удовольствия — показать, как замечательно тот умеет отвечать на звонки. Бог знает где мальчик такого нахватался, но в последнее время у него появилась привычка, снимая трубку, говорить суровым басом: «Резиденция Дженвеев».

По всей гостиной валялась оберточная бумага от подарков Финна. На ковре дорожками инея белели следы Санта Клауса — их Том наставил ночью с помощью старого сапога, предварительно опущенного в муку.

Финн протягивал трубку отцу.

— Она хочет с тобой поговорить.

— Нехорошо говорить «она», — поправил мальчика Том, поднося к уху трубку. — Алло, Бет?

— Тамаш…

— Ма! С Рождеством!

— Тамас, какой такой новий дом?

— Понятия не имею, — ответил Том, усиленно пытаясь придумать правдоподобную ложь. — А что?

— Финн сказаль, он с мамой живьет в новом домье…

— Ах, ну конечно, все, понял! Да, у Бет новая машина… — он понизил голос и повернулся спиной к Финну, на четвереньках возившемуся с игрушечной пожарной машинкой. — Большая и очень современная, настоящий дом… Ты, наверное, что-то недослышала.

— Но Тамаш, он говориль, что оньи с мамой живут там!

— Понятное преувеличение. — Том очень надеялся, международная связь посильнее исказит его неестественный, деланный смех. — Бет ведь столько времени проводит в своей новой машине, Финна повсюду катает.

С недоверием в голосе Каталин принялась благодарить за вино, которое Том заказал для нее через Интернет. Она взяла бутылку на рождественский обед к Нодям, и Андраш Нодь сказал, вино отличное.

— Андраш, он… как говорится это?.. Inyenc[119]…

— Разбирается в вине… Гурман? Знаток вин?

— Тамаш, и все-такьи я не поньяла, что Финн…

— Ма, это у нас шутка семейная — мол, Бет поселилась в новом доме… на колесах. А твои подарки мы еще не распаковали. Самые большие хотим открыть перед обедом. У нас еще и десяти утра нет, давай я тебе еще раз наберу около девяти вечера, по вашему времени, а?

— Дай только поздравлю с Рождьеством твою Бет…

— Она вернется с минуты на минуту, выскочила за покупками… Как погода?

— Ветрьено, — был ответ.

Том положил трубку, и Финн спросил, пристально посмотрев на отца:

— Папа, почему ты смешно разговаривал?

— Как это смешно, Финик?

— «Самьи большие хотьим открить…» — получилось похоже на произношение нациста с моноклем из военного фильма 50-х.

— Даже не знаю… Когда разговариваю с бабушкой, незаметно начинаю ей подражать.

— Бабуля Каталин так не разговаривает.

— Знаю, плохо с моей стороны. Само выходит.

Вскоре после одиннадцати приехала Бет. Она вошла через заднюю дверь с единственным огромным свертком, перевязанным лентами. В волосах ее блестели капельки дождя, черные брюки были забрызганы грязью. Обнимая Финна, она мимоходом бросила Тому:

— Перед домом как будто взрыв произошел.

Началась игра в счастливое семейство. Финн, получив разрешение родителей, устремился к высившейся у елки горе «больших подарков», и Том уловил взгляд Бет, смотревшей, как сын разворачивает заводную собачку — взгляд покупателя на торгах, оценивающего возможности соперника на другом конце зала. Мальчик разорвал верхний слой оберточной бумаги на «мамином» подарке, обнаружились хитро увязанные коробочки поменьше, и Том ощутил ответное беспокойство: вдруг плюшевый олень, детский конструктор, «акула-математик» и поле сражений для покемонов перещеголяют его дары? Когда пришел черед комплекта юного волшебника (остроконечная шапочка, мантия и волшебная палочка), подарки уже казались Тому непривычным и суровым наказанием, которому они с Бет подвергают сына. А мальчику войлочный щенок Энтони на самом деле во сто крат милее любого из рождественских подношений. Финн разворачивал свертки, послушно ахал, аккуратно откладывал каждую новую игрушку в сторону — в общем, выносил кару с большим достоинством, нежели она того заслуживала.

— Смотри, маленький! — сказала Бет. — Видел, какое красивое ожерелье бабуля Каталин мне прислала? — Она держала в руках массивные разноцветные бусы якобы в народном стиле. — Бабуля очень добрая, правда? — Искоса взглянув на Тома, Бет поспешно убрала ожерелье обратно в коробку.

— Ты еще не открывала мой, — напомнил Том.

— Прости, я тебе ничего… Я и не думала…

— Ерунда.

Натянув, ради блага Финна, маску живейшего нетерпения, она развязала серебряную веревочку.

— Оно очень тяжелое… Что же там может быть такое? — приговаривала Бет.

И потом скучным голосом:

— Какая прелесть.

— Внутри бабочка сидит, — заметил Финн.

Бет держала шар будто ручную гранату с выдернутым кольцом.

— Не надо было тебе… Я не могу…

— Просто мне понравилась эта штука, — ответил Том, а сам подумал: может, он все время втайне догадывался, что подарок послужит его упреком Бет? Значит, только в первый момент он решил, что покупку вызвала не подсознательно выношенная месть, а обычное недомыслие человека, до сих пор излишне привязанного к жене.

Бет, присевшая рядом с Финном, потянулась к Тому и чмокнула его в щеку.

— Как изысканно… — произнесла она.

«…ты меня мучаешь», — вот что Бет хочет сказать, догадался Том.

Когда он доставал из духовки цыпленка и собирался еще разок полить его жиром, Бет зашла на кухню.

— Тебе чем-нибудь помочь?

— Нет, спасибо, у меня все под контролем.

— Ты видел новый фильм Вуди Аллена «Сладкий и гадкий»?

— О боже, нет. Я сейчас почти не хожу в кино и вообще понял: у меня за несколько лет возникло какое-то отвращение к Вуди Аллену. Он настолько… прозрачен.

Том ложкой зачерпывал со сковородки растопленный жир, поливал бледную тушку птицы и думал, как странно им вот так разговаривать с Бет — будто они только познакомились.

— Странно, мне казалось, Аллен — режиссер прямо для тебя.

Чувствуя опасность, Том поинтересовался:

— И что же новый фильм, хороший?

— Ну, смотреть приятно, и музыка прекрасная.

— Джаз?

— Свинг, как обычно у него. Там снимается Шон Пенн, играет музыканта — вроде американского Джанго Райнхардта[120], но есть еще одна британская актриса…

— Послушай-ка, Бет… — предусмотрительно поставив цыпленка назад в духовку, Том рассказал о звонке матери.