Мама берёт блюдце, переворачивает его и охает:
– Спасибо, милая, замечательный подарок!
Мы все всемером обедаем. А Мишенька сидит на таком необыкновенном раскладном высоком стуле – Мамочка говорит, что мы все на нём сидели, когда были маленькие. И я вспоминаю, как Анночка на нём сидела до войны.
Рассказываю про конкурс – все смеются. Я, конечно, рассказываю немножко смешнее, чем было на самом деле, потому что там всё было неинтересно и глупо, а мне хочется, чтобы было смешно, но я рассказываю правду, просто, когда что-то описываешь, можно про одно сказать – это будет, как говорит Папа, “информация”, а можно про другое – тогда это будет смешно. И я рассказываю про толстого мальчишку – у него два живота и два подбородка, и он так нахально поёт… и все его подбородки и животы трясутся в такт.
– Вот видишь, Нинуша, – говорит Мамочка, – ты на конкурс идти не хотела, а стала его победителем!
– Мамочка, ты не представляешь, как там все ужасно пели – фальшиво, только один красивый голос, у одной девочки… Вообще, нормально пели там только человек… пять, не больше!
– Но ты победила! – говорит Ёлка гордо. – Не важно, сколько там человек, ты победила!
– А как ты сама считаешь, – спрашивает Папа, – как ты спела?
– Неплохо! – говорю. – Совсем неплохо!
И я думаю: почему у меня в груди вдруг такая радость – и когда мы с Бабушкой домой ехали, и сейчас?
И понимаю: я впервые пела в таком большом зале и люди, которые меня слушали, очень тихо дышали!
Я больше не Шнирман
С конкурса прошло несколько дней. Вечером садимся всей семьёй ужинать, и вдруг Папа говорит задумчиво:
– Да-а-а! А я ведь больше не Шнирман и даже не Георгий Львович!
– Как это? – поражается Ёлка, и глаза у неё становятся большие-большие.
– Ну вот так получилось – больше не Шнирман!
– Нет, Папочка, ты Шнирман! – Анночка говорит очень уверенно.
– Не-ет, не-ет! Я больше не Шнирман, – качает Папа головой печально, но я вдруг чувствую, что здесь что-то не то, здесь что-то вроде шутки.
– Жоржик! – смеётся Мама. – Ну хватит! Расскажи!
– Прихожу я сегодня по делам в Президиум Академии наук, – рассказывает Папа. – Встречают меня там знакомые и малознакомые люди, и все говорят: “Вот отец той девочки, которая так замечательно поёт!” И пальцем на меня показывают. И никто мне не говорит, – я чувствую, как Папа с трудом сдерживает улыбку, – “Здравствуйте, Георгий Львович!” или “Вот Шнирман пришёл!”. Нет! Все говорят: “А вот отец той девочки, которая так замечательно поет!
– Ну, Пап, знаешь… – Я даже не понимаю, сержусь я или мне смешно. – Ты Большой Учёный… а тут какой-то дурацкий конкурс, где никто петь не умеет! Тоже сравнили в вашем Президиуме!
– Скажи, Мартышка, – Папа говорит вполне серьёзно, – вот ты что-то хорошо делаешь, а рядом человек это же делает хуже тебя. Ты что, считаешь, что он никуда не годится?
– Да, – говорю, – он никуда не годится! Потому что в конкурсе пения не могут принимать участие люди без голоса, без слуха и без всяких чувств!
– А кто может принимать участие в конкурсе? – спрашивает Мама. – Назови конкретно!
– Бабушка, – начинаю я перечислять, – ты, Ёлка, Анночка, я, Бебочка даже могла бы принимать в нём участие – у неё хоть и слабый голосок, но она чисто поёт и с чувством! Нина с нашей кухни в лагере, дядя Шура…
– Ты ещё назови мою крёстную! – предлагает Папа.
– А что твоя крёстная?
– А моя крёстная была оперной певицей, – сообщает Папа, – и, когда она пела в комнате, стаканы лопались!
– Нинуша, – говорит Мама, – у тебя редкий, очень красивый голос, ты прекрасно поёшь, и я была уверена, что в конкурсе ты победишь.
И тут я понимаю: Папа эту смешную историю рассказал, потому что он очень радуется, что я победила в конкурсе!
И даже гордится! И Мамочка так обо мне сказала…
Тогда я думаю: может, я действительно хорошо пою?
Англичанка
Ну как она сегодня это сделала! Просто что-то необыкновенное! Я всегда из школы не иду, а бегу, но сегодня я так быстро бежала, что даже немножко устала – очень хотелось скорее дома всем рассказать.
– Что, Нинуша, что, милая? – Мамочка мне дверь открывает и смеётся. – Что у тебя такое случилось, интересное?
– Мамочка! – кричу я. – Она сегодня его так швырнула, что у меня глаза вылезли на лоб!
– Это кто, ваша англичанка, да? – Мамочка смеётся, потом немножко задумывается.
Я раздеваюсь, мою руки и опять кричу:
– Англичанка! Англичанка!
– Ты прости, Нинуша, я, может, не очень последнее время внимательно слушаю, – говорит Мамочка. – Англичанка портфель швыряет. Ты расскажи поподробнее.
– Каждый урок английского у нас начинается так, – рассказываю я. – Звенит звонок, открывается дверь в класс, мы видим только руку или руку и ногу, и… на учительский стол летит портфель! И прямо посередине – плюх! После этого входит наша англичанка.
– И что, она ни разу не промахнулась? – Маме очень интересно.
– Ни разу, – говорю, – а стол от дверей далеко – он первый в среднем ряду!
– Хорошо, что язык у вас с третьего класса. Во многих школах – с пятого. Нинуша, она тебе нравится?
– Очень нравится! А сегодня я даже руки её не видела, портфель летит – и прямо на стол – плюх!
– А как у тебя с английским?
– Хорошо, – говорю, – четвёрки, пятёрки!
– Интересно, как сейчас преподаётся язык? – задумчиво говорит Мамочка. – Покажи мне, пожалуйста, ваш учебник английского.
Вынимаю из портфеля учебник, даю Маме, мы садимся за столовый стол и листаем учебник.
– Какой последний текст ты знаешь? – спрашивает Мама.
– Вот этот, – показываю.
– Нинуша, прочитай, мне очень интересно!
Я читаю – текст небольшой. Закончила. Мама думает, берёт меня за руку:
– Этот текст, Нинуша, ты читала не по-английски, ты читала его по-русски.
– Почему? – Я ужасно удивляюсь.
– А потому что есть такое важное, очень важное понятие – произношение и “тьюн”! – Мама говорит очень серьёзно. – Ну, про “тьюн” сейчас вообще забудем, а вот произношение у тебя русское! Нет такого английского слова “зис”! И нет такого английского слова “зе”! Сейчас я тебе прочитаю, как это звучит на родном языке текста. На английском!
Мамочка читает. Как красиво и совсем по-другому! Я расстраиваюсь.
– Расстраиваться не надо! – говорит Мама. – Ты читаешь так, как тебя научили, а учили тебя уже почти месяц. Сейчас я тебя быстренько переучу!
И Мамочка показывает мне, как надо правильно произносить – язык, губы, зубы, – всё очень понятно, я пару раз за Мамой повторила и потом снова прочитала весь текст.
– Другое дело! Это уже практически по-английски – теперь надо подправить только “t” и “table”.
Подправляем, я опять читаю.
– Хорошо! – говорит Мама. – А теперь прочитай, пожалуйста, следующий текст.
Читаю. Мамочка кивает головой и говорит:
– Теперь немножко займёмся транскрипцией, ты тогда сможешь сама правильно читать любой текст!
Мама объясняет мне транскрипцию – слова берём из нового текста. Всё так здорово и просто – я читаю новый текст, и всё звучит по-другому.
– Теперь всё хорошо, как надо! – улыбается Мамочка. Приползает Мишенька, он очень смешно ползает – одна нога прямая, второй загребает.
– Кто к нам приполз? – Мама спрашивает так деловито, что я понимаю: надо ответить по-английски.
– Воу! – отвечаю.
Мамочка берёт Мишеньку на руки и добавляет нежно:
– Little boy!
Я смотрю на Мишеньку и удивляюсь: как же мы раньше без него жили?
Вечером, когда все собрались за ужином, я рассказываю про нашу англичанку. Папа тоже спрашивает:
– Неужели ни разу не промахнулась?
– Ни разу! – смеюсь я.
– Эллочка, а кто у вас английский преподаёт? – спрашивает Мама.
– Да эта же ворона! – Ёлка говорит так презрительно, что я даже обижаюсь.
