— А им, чеченам, он тоже ни к чему! И у их сады да хлеба дозревают, — услышал Небольсин спокойный голос Елохина.
— И бис с ними! Этой орде не то что града, а самой что ни есть поганой смерти не жалко!
— Бога гневишь, баба, — сурово оборвал ее Елохин, — и у их, у чеченов да лезгин, малые дети и старухи имеются… Ты вот одних только абреков да злодеев знаешь, а походи по аулам, разные там люди встречаются. Бывают и такие, что дай бог нам, православным, побольше!
Казачка не ответила и озадаченно поглядела на унтера.
— Это верно. Вон в Андрей-Ауле я двух кумыков знаю, так они не в пример лучше да честнее наших, русских, будут, — вмешался в разговор Сеня.
— Дак разве же я всем им худа желаю? Вон наш батяка Левонтий кажет, что и в орде хорошие люди встречаются, — неожиданно согласилась казачка.
Небольсин вернулся к столу. Есть ему уже не хотелось. Занятый своими мыслями, он поковырял вилкой в тарелке.
— Александр Николаевич, не нужен я вам? А то хочу к Савке сбегать, — входя в хату, негромко спросил Сеня. Он выжидающе посмотрел на Небольсина.
— Иди, Сенюшка, переговори обо всем, да будь осторожен!
— Сан дут, не беспокойтесь, Александр Николаевич! Мы с ним дождя не побоимся, к реке али в поле пойдем. Надо сегодня повидаться вам, Александр Николаевич, а то завтра, может, и в путь двинемся!
— Оказия пойдет послезавтра, но увидеться с Нюшей надо сегодня, — сказал Небольсин. — Ну, иди, Сеня, и действуй.
Сеня ушел. Дождь то начинал, то снова стихал, как видно, непогода затягивалась, но настоящей грозы ожидать надо было не скоро.
Небольсин попытался было почитать, но, перелистав несколько страниц, отложил книгу в сторону.
Часам к четырем в хату вошел Гостев. Поручик был свеж, бодр и весел. Он обтер полотенцем мокрое от непрерывно сеявшего дождя лицо, налил стакан чихиря, выпил, крякнул и, погладив усы, добродушно сказал:
— С погодкой тебя, Александр Николаевич! Ох, к ночи и будет же гроза…
— Почему так думаешь, Прокофий Ильич?
— Знаю. Во-первых, плечо ноет. Это я в бою с Бей-Булатом под Гехами памятку получил. Теперь всякий раз, как к большой непогоде, рана эта свербит да ноет. А второе — во-он, гляди над Уч-Дагом, — подходя к окну, указал он, — видишь, вон белое облако курится… Так к ночи оттуда такой ветер да шуга пойдут, такая гроза с громом да молоньей разыграются, что по дорогам ни пройти, ни проехать нельзя будет.
— Вот то, маленькое? — с сомнением спросил Небольсин.
— А ты не гляди, что оно малое, а зла в нем да силы о-ох как много. Я ведь здешний, погоду эту во-о как знаю! — присаживаясь к столу, сказал Гостев.
— А теперь послушай, что я расскажу тебе. Князь со своими холуями ночует на Верхней улице, в хатах атамана Прохора Долгова и Евстигнея Чугунова. Девок его с твоей душенькой перевел к нам в Нижнюю. Они уже с утра перебрались сюда и теперь живут насупротив, у наших соседей, Козырева и Степана Люшина, — довольным голосом закончил он.
— Как удалось тебе это? Ведь их разместили на Верхней улице?
— Очень просто. Я кум атамана станицы. Попросил его перевести девок на Нижнюю поближе ко мне, а он объяснил князю, что в тех хатах, которые квартирьеры отвели девкам, тесно, да и хозяева недавно хворали оспой. Как услышали об этом девки, подняли вой, а тут атаман еще поддал жару и перепужал их до смерти. Князь тоже обеспокоился и велел срочно перевести их куда ни на есть подальше.
— Спасибо тебе, брат.
— А то! — засмеялся Гостев. — Нехай его сиятельство умоется, мы хочь и простые люди, а и не такие еще дела обламывали.
Гостев доел фазанью грудку, выпил чихирю и, наливая стакан Небольсину, сказал:
— Выступаем послезавтра в половине седьмого. Гроза в здешних местах недолга. К утру опять засветит солнце, дорога обсохнет, земля умоется, и нам легче будет идти. В Николаевской ночевка, другая в Червленной. Оттуда до Наура три перехода. Тебе, брат Александр, надо из Червленной ехать к Терентию, чтобы он вовремя приготовил все.
— Я не задержусь. Лишь бы сегодня повидаться с Нюшей, — вздохнул Небольсин.
— Темна ночка да гроза с ливнем прикроют, и сладится все как надо. Сеня парень хваткий. Ну, а хозяюшка моя да мамука Луша кого хошь вокруг пальца обведут. Не впервой им это! За успех дела! — поднял стакан Гостев.
— Алла верды! — ответил Небольсин, чокаясь с поручиком.
Вспышки молний стали чаще, гром, уже не переставая, грохотал в небе. Рассекая темные тучи, все ярче сверкали молнии. Внезапно дождь стих. По листьям пробежала дрожь, кущи деревьев закачались, сад застонал от внезапно налетевшего вихря, и под оглушительные, непрекращающиеся удары грома и ослепительные вспышки молний полил ливень.
— Хорош дождь… Если обойдется без града, поможет урожаю, — любуясь из окна яростно бушевавшим ливнем, сказал Гостев.
Небольсин молча стоял рядом с ним. Через открытое окно летели крупные брызги. Дождь колотил взмокшую землю, барабанил по темной листве. Земля быстро намокала, вырастали большие блестящие лужи.
— Закроем окно, а то нальет и сюда, — сказал Гостев.
В потемневшем саду, в притихшей станице, на дорогах, над землей и лесом бушевала горная кавказская гроза.
— Ох, страсти какие! Гремит да полыхает, аж смотреть страшно! — закрывая ставнями окно, испуганно воскликнула Донька, та самая актерка, которая во Внезапной вместе с рядовым Хрюминым исполняла pas de deux.
— Не дождь, а словно потоп! Ну и сторонка! — покачала головой толстушка.
— А чего хотите, девушки? Сторонка-то бусурманская, живут тут одни нехристи вроде чеченов. Вот и все здесь не как у людей! — ответила одна из девушек.
Сквозь щели закрытых ставен блеснула яркая молния, раздался совсем близко оглушительный удар грома, и хату словно рвануло, заскрипели половицы.
— Ох, батюшки, кабы погибели нашей не было! — закричала одна из теснившихся у дверей девушек.
— Лампу! Лампу задуй! Огонь, говорят, молонью к себе притягивает! — затыкая уши, отчаянным голосом завопила толстушка откуда-то из угла, где она пряталась от резких вспышек молний и ударов грома.
Кто-то быстро задул лампу. В темноте было слышно, как тяжко вздыхали да испуганно перешептывались девушки, крестившиеся и взвизгивавшие при каждом ударе грома.
Нюша, сидевшая ни жива ни мертва в сенцах, в трепетном страхе поглядывала на дверь. Не гроза и не молнии пугали ее. Савка, который с минуты на минуту должен был явиться к ней, опаздывал.
«Господи, помоги! И что это Савки нету?» — с тоской прислушиваясь к шуму ливня, думала она.
— Ты что тут спряталась, Нюша? Думаешь, здесь лучше? — засмеялся Агафон, входя со двора в сенцы. — Ох и дождь, не приведи господь, какой лютый!
Он отряхнулся.
— А где остальные девки?
— Там вон, в хате хоронятся… Испужались страсть как! — ответила Нюша.
— Ничего, нехай спать ложатся. Меня вот Прохор Карпыч прислал для охраны, значит, вашей и порядку. Скажи им, чтоб спать ложились, а я малость посижу здесь, обсушусь да покурю, да и тоже лягу, — закуривая, сказал Бык. — Утречком все в аккурате будет, опять солнышко засветит, птички запоют, а там и в путь.
— Уж скажи ты им сам, дядя Агафон, а я тут пригрелась и, правду сказать, идти прямо неохота. Вот ведь страсти-то какие! — сделанным испугом проговорила она.
Блеснула молния, и еще более оглушительный раскат грома прогромыхал над хатой.
— Видать, близко вдарило, — равнодушно сказал, потягивая махру, Агафон. — Ну ладно, дочка, ты сиди, а я пойду к девкам.
Он докурил, пригасил цигарку и вошел в хату. Из-за двери тотчас же раздались голоса девушек.
— Ну, вы, трусихи, чего перепугались али забыли, как дома, в деревне, гремит? — донесся до Нюши добродушный голос Агафона.
За дверью сквозь шум ливня послышался звук шагов. В сенцы, отряхиваясь от дождя, укрывшись с головой мужским кожухом, вошла хозяйка — мамука Луша. Она быстрым наблюдающим взглядом огляделась по сторонам и кивнула на закрытую в кунацкую дверь: