— Так уж из ЦРУ, — не поверил я.

— Я что, врать буду? Из-за границы, из Швейцарии, руководитель общества нудистов в Москву приехал! Каково?

— Н-да-а-а, — протянул я. — И удачно прошла акция?

— А то как же! Мы всех сетями повыловили, у кого штаны отобрали, кого просто связали — и всех в ментовку сдали. А вы этих нудитов или нудистов, уж не знаю, как их правильней обозвать, всех повыпускали! А потом и разрешение в префектуре дали, что можно им без штанов загорать! И ты хочешь сказать, что можно теперь на нашу милицию надеяться?

— Не хочу сказать. Но на прокуратуру пока можно.

— Эх, Александр Турецкий, лукавствуешь ты, брат, — снова прищурился старик, сокрушенно качая головой. — Мы начали с Серебряного бора, а призваны спасти всю Россию-матушку, весь Союз в конце концов! Потом стекла били в «Макдональдсах»; многим, кого из наших изловили, стали болезни всякие приписывать… Но мы не сдадимся! У нас досье уже на тысячу двести с лишним человек — демократов засранных, наймитов спецслужб, кого там только нет!.. И политики все, ученые, что за рубеж когти рвут, даже балерины две — американские шпионки… Только — тс-с! — я тебе не говорил ничего, понял?

— Понял. Надо об этом как-нибудь пообтекаемей написать, вы это хотите сказать?

— Точно. Покультурней статейка должна быть, без всяких там ужасов. Просто: «собирается информация на врагов отечества…»

— Хорошо. Я вам постараюсь помочь с этой статьей, постараюсь пробить ее в газету, а вы мне помогите, Семен Михайлович. Ответьте всего на несколько вопросов. Кто вам посоветовал подойти ко мне на кладбище? — в упор спросил я.

Левченко опять быстро заморгал и откинулся на спинку кресла:

— Никто…

— Нет, мне кажется, есть кто-то влиятельный, возможно, это кто-то даже более влиятельный в стране, чем сам Президент… Наверняка есть такой, я не сомневаюсь! — Я решил немного сгустить краски и был уверен, что старик попался на удочку. — Этот кто-то хочет направить следствие по ложному пути и он использует вас, как игрушку. Вас — лидера такой солидной организации. — Я хотел поиграть на наполеоновских амбициях старика. Но, похоже, старик был умнее, чем казался на первый взгляд, да и на второй тоже…

— Сашок, что за ахинея? Что ты все про меня вынюхиваешь? — усмехнулся старик.

— Я хочу знать, неужели вы такие бесстрашные, что указ Президента от шестого ноября о ликвидации КПСС вам нипочем?

— А у нас хор. Запамятовал, Сашок. Хе-хе-хе…

— «Славянский банк» — ничего вам не говорит?

По лицу Семена Михайловича пробежала легкая, едва уловимая дрожь, и эта дрожь сказала о многом.

— Впервые слышу, Сашок.

— Гусев был председателем его правления. Может быть, он вас финансировал?

— Может быть. А может, и Комитет, — усмехнулся старик.

— Люди из бывшего КГБ вас послали встретиться со мной на кладбище?

— Можно сказать, что так, — сокрушенно вздохнул Левченко.

— Семен Михайлович, теперь вы явную ахинею несете, мне даже стыдно за вас. И вы хотите, чтобы я поверил, что вы своих же товарищей по Комитету подставляете, хотите, чтобы я поверил, что взрыв устроили комитетчики?

— А ты следователь, ты и обязан никому не верить, хи-хи-хи, — задребезжал мелким смешком Левченко. — Ну все, дорогой товарищ. Наш ты или не наш — я не знаю. Ну да поживем — увидим, — сказал он, поднимаясь из кресла. — Сейчас не до тебя. Сейчас начнется тайное голосование — по регламенту, о выборах в координационный комитет. Стало быть, поболтали мы с тобой, и достаточно, — жестко и категорично сказал он. — А следы от «мерседеса» ведут на Лубянку, можешь так и записать в свой блокнот!

— Ладно. Проверим. Некто Марио, выдающий себя за итальянца, это имя вам ничего не говорит?

— Я не якшаюсь с иностранцами, — отрезал старик, поднимаясь.

Из актового зала уже звучал по радиотрансляции духовой оркестр, наяривающий бодрый марш. Старик, не прощаясь, быстро пошел к дверям актового зала.

Я остался сидеть в кресле, погруженный в невеселые размышления. Старику поручили навести тень на Лубянку? Если так, то он вполне справился со своим немудреным заданием. И его мало беспокоит, поверил я ему или нет.

Я поднялся и направился к выходу. И только сделал несколько шагов, как услышал, что позади кто-то бежит по ковровой дорожке. Я хотел обернуться, подумав, это старик меня решил вернуть, но не успел. Я услышал хриплый шепелявый голос и тут же ощутил, как что-то очень похожее на ствол пистолета больно ткнулось в спину.

— Не двигаться. Без глупофтей, приятель, слыфыф! Ручонки вверх! Медленно и за голову! Одно резкое двишение — и ты покойник!

Я решил не делать резких движений. По спине у меня поползли холодные липкие слизняки. Но не от страха. Мне почему-то мгновенно подумалось, что это воскрес безумный Марио и решил доконать меня, тыкая в спину ручкой серпа. А с придурками, честно говоря, я начинаю теряться и не знаю как действовать. С одной стороны — человек больной, с другой — что у психа в голове, это одному ему известно.

Я заложил руки за затылок и пошел вперед.

— Не оглядыватьша! — услышал я, и опять тычок в спину. Я хотел краем глаза увидеть, кто за моей спиной.

Может быть, это кто-то из окружения старика? Кто-то, в отличие от Семена Михайловича, с уже окончательно съехавшей крышей?

Мы шли по длинному коридору, приближаясь к тому месту, где сидела дежурная. Увидев меня с поднятыми руками, эта женщина оторвалась от своего романа и, открыв рот, стала медленно подниматься. Я глазами показал ей, что, мол, сзади меня не все в порядке.

Дежурная попятилась назад, не зная, что ей делать. А я решил задержаться, остановился и спросил, не оборачиваясь:

— Куда идем? Прямо или направо по коридору?

— Ступай вперед. В березовую рощу идем, — послышалось сзади.

Но я стоял как вкопанный, показывая глазами дежурной на телефон. Она поняла, чего я от нее хотел, и бросилась к телефону.

— Назад! Убью, фука! — заорал голос.

Дежурная застыла на месте и тоже потянула руки вверх, дрожа всем телом.

— Зачем в березовую рощу? — спросил я, собираясь обернуться, но новый толчок дулом охладил это желание.

— Приведу приговор в ишполнение… Я тебя ведь предупрефдал, что умреф!

— А кто меня приговорил?! Что за самосуд! — заорал я. — Я требую адвоката! — гнал я волну, совершенно не собираясь покидать Дом ветеранов. Надо было выбрать удобный момент, когда внимание моего палача будет отвлечено. Кажется, тот, кто был позади, смутился. И тут до меня дошло. Я понял, кто стоит сзади! Это тот самый псих, что орал мне во дворе Первого Медицинского института: «Ты умрешь!» Чтобы лишний раз убедиться в этом, я сделал несколько шагов вперед, — псих, не отставая, шел за мной — и, поравнявшись с зеркалом, висящим на стене за стулом дежурной, я глянул в него.

Я увидел в зеркале того, кого и предполагал увидеть. Это был тот самый псих, теперь, правда, не в смирительной рубашке, а в добротной кожаной куртке. В спину мне упирался «Макаров».

Лицо этого ненормального выражало напряженную умственную работу.

— Про адвоката мне не говорили. Я должен тебя одного прикончить, но прежде ты мне отдашь что взял…

Я только хотел возразить, что ничего не брал, как услышал неподалеку голос старика:

— Турецкий, погоди!..

Семен Михайлович осекся, увидев пистолет, приставленный к моей спине.

— Не мефай, профалифай, пока цел, — сказал старику псих и снова толкнул меня в спину.

Я решил не дразнить гусей и пошел вперед, как он приказывал.

Не прошли мы и десяти шагов, как позади раздался удар и звон. Я мгновенно обернулся, отскочив в сторону. Выстрела не последовало. Беззубый рот психа был широко раскрыт, глаза удивленно выпучены. Он покачивался из стороны в сторону, на голове и на плечах у него лежали осколки напольной фаянсовой вазы, которую обрушил на его голову старик Левченко.

Дальше я действовал автоматически. Мгновенно выхватил свой пистолет и направил дуло в лоб ненормального.