Я долго стоял и смотрел, мыслей не было, в груди остались лишь тоска и боль. Я давно чувствовал, что за моей спиной кто-то стоит, видимо, не решаясь меня побеспокоить, но не поворачивался. Наконец этот кто-то тронул меня за локоть. Я обернулся — Саша Гряжский, бывший муж Татьяны Холод.

Гряжский, в прошлом хороший спортивный журналист, последние четыре года упорно перековывался в политического обозревателя. Собственно, из-за желания подражать своей супруге он в свое время и покинул спортивную журналистику, в которой чувствовал себя как рыба в воде, а избрал политический репортаж, в котором, мягко говоря, явно был несилен.

Гряжскому стоило только вернуться к спорту, как все тут же стало бы на свои места, но он заупрямился, и это потом стало основной причиной развода с Холод. Такое тоже бывает, хотя я во всякие такие идейные разногласия не верю.

Гряжский вытер влажные глаза, шумно высморкался в большой клетчатый платок и, глубоко вздохнув, сказал:

— Вот беда-то, а?

Я сочувственно кивнул:

— Да.

— Слушай, Боря, — хотя Гряжский знал мое подлинное имя, но называл меня по псевдониму, — слушай, у тебя курить есть что-нибудь?

Я достал пачку «Явы» и протянул Гряжскому.

— Слушай, пойдем куда-нибудь в сторонку покурим… — Он снова вытер покрасневший нос. — Мы с Танькой хоть и в разводе, а все равно… Все-таки семь лет прожили вместе.

Мы вышли на лестничный пролет, где стояло несколько незнакомых мужиков. Один из них что-то рассказывал, а двое негромко смеялись.

Гряжский недовольно и с явным осуждением посмотрел на ребят.

— Вот кому все по барабану. Такие и на гробе матери спляшут… — сказал он, обращаясь ко мне, но нарочито громко, чтобы было слышно ребятам.

Ребята ничего не сказали в ответ, но быстро затушили бычки и ушли.

— «Ява» — это хорошо, — переключился Гряжский на сигареты. — Мне вот сейчас для представительства приходится импортные курить — горят как солома, не успеваешь покупать. На день пачки не хватает, веришь? — Он оглянулся. — Ушли…

Я молча слушал Сашкины излияния и ждал. Я чувствовал, Гряжскому, как бывшему мужу, есть что рассказать мне, и именно поэтому он вызвал меня покурить, а не потому, что у него нет сигарет. Вон у него боковой карман пиджака оттопырен.

— Боря, я тебе вот что хотел сказать… — Он замолчал, то ли подыскивая слова, то ли просто стараясь придать значимость тому, что сейчас скажет. — Я совершенно точно знаю, что убили именно Татьяну. И у меня есть железное доказательство этому, — он постучал себя по нагрудному карману.

Ну что ж, с «железными» доказательствами Гряжского я был знаком по его знаменитым судебным очеркам и статьям рубрики «Из зала суда». Его очерки и статьи больше напоминали фантазии, навеянные чтением политических детективов, чем что-то основанное на фактах. И тем не менее мне ничего не оставалось, кроме как выслушать «политического обозревателя Гряжского», как он себя называл.

— Как ты догадываешься, наверное, — начал он, — мы с Танькой развелись не просто так. Все началось еще с того времени, как она съездила в Германию. Помнишь?

Конечно, я помнил. Это было год назад, когда в Москве было подписано соглашение, по которому Восточная Германия получила «вольную» и немцы решили объединиться, разрушив Берлинскую стену. Татьяна находилась тогда в командировке как специальный корреспондент одной из газет. Гряжскому, по-видимому, было неприятно вспоминать об этом событии, потому что фактически после этого их с Татьяной семейная жизнь и пошла наперекос. Его мужское самолюбие страдало.

— Когда она вернулась, я понял, что у нее кто-то там появился. Она ничего не говорила, но я догадался сам и потребовал объяснений. Она и сказала тогда, что встретила человека, которого полюбила, и решила связать с ним свою жизнь. Я был просто взбешен и даже… — Гряжский обиженно всхлипнул и снова достал носовой платок. — Ну, в общем, я был не прав… После этого мы и разъехались. А вчера, смотри, что я нашел у нее… — Он полез в карман, а я невольно напрягся, предвкушая необыкновенную удачу. Но Гряжский достал пачку телефонных счетов.

— Телефонные счета, — сказал он как-то чересчур значительно. — Это счета за Татьянины международные телефонные разговоры.

Я с подчеркнутым интересом просмотрел счета: да, действительно, разговоры с Германией. Вот оно: «услуга — 92, код — 1049». Как всякий влюбленный человек, Татьяна довольно часто звонила своему «немцу».

— Это же я ей подсказал тему про махинации в Западной группе войск! Даже название придумал: «Армейская Панама»!

Я не сообразил сразу и потому представил себе почему-то солдата в армейской панаме, в каких служат на южных, а не на западных рубежах.

— А при чем здесь панама?

— Ну как? — почти обиделся Саша Гряжский. — Панама! Махинация!..

Тут меня осенило, что имеется в виду не головной убор для курортной местности, а крупная афера, какой, например, было строительство Панамского канала.

Помнится, для поддержки строительства были выпущены акции, которые обещали колоссальные дивиденды владельцам. Панамский канал должен был стать неиссякаемой золотой жилой, каковой он и стал, но позднее, когда выяснилось, что деньги все украдены, в махинациях замешаны коррумпированные члены всех европейских правительств, а строительство практически прекращено.

— Я рассказал ей, что в военторгах ЗГВ толкают сигареты, которые вывозят из Союза. Покупают здесь иностранные сигареты по оптовым ценам, понимаешь, и обратно на Запад. Я ей это рассказал, и она загорелась: это, говорит, потрясающий материал!

Тут на площадке возле туалета показалась какая-то девица, которая громко закричала Гряжскому:

— Саша, там уже в автобус все садятся. За тобой послали!

Гряжский протянул мне счета:

— В общем, смотри сам… Проверь. Мне кажется, здесь что-то есть…

Я машинально взял бумажки, сунул их в карман пиджака, а Гряжский ринулся в гардероб за пальто. Я тоже направился к выходу, и настроение у меня было отвратительное. По закону нужно было оформить протокол добровольной выдачи документов, но я махнул рукой — решил через пару дней вызвать Гряжского в прокуратуру.

— Боря! — раздался вдруг крик Гряжского. — А насчет Танюхиного полковника ты у Семеновой выспроси. Она тебе многое может порассказать про их отношения: все ж подруга!..

Наташа Семенова не могла не прийти сегодня в Дом журналистов. Видимо, она приходила, но я стоял задумавшись и не видел ее, как не заметил Гряжского…

На всякий случай я решил поискать ее в зале, не слишком-то надеясь, что повезет.

Но мне повезло. Я отыскал Наталью Алексеевну Семенову в баре, где она сидела с молодым человеком и ждала свой кофе.

— Наталья Алексеевна? — подойдя, строго спросил я.

— Ой, Турецкий? Кажется, это ты? Чего же ты ко мне по имени-отчеству обращаешься? Я просто Наташа. Вот как получается, Турецкий. Где встречаемся, — вздохнула она. — Хочешь кофе?

— Нет, если ты не слишком занята, я предлагаю пойти в пиццерию. Здесь, кажется, недалеко. Это важно для меня, Наташа… Извини, — сказал я Наташиному спутнику. — Я забираю ее на полчаса, не больше.

— Пожалуйста, я подожду, — вздохнул молодой человек.

«Пиццерия» оказалась небольшим баром, в котором к кофе предлагали пиццу. Я заказал кофе по-турецки, коньяк и пиццу. Несколько минут пришлось ждать, пока все готовилось.

— Все это так ужасно, так ужасно… Представляешь, я виделась с Танечкой перед ее командировкой. Договорились встретиться вечером, и в тот же день ее не стало.

Наташа подняла свою рюмку:

— Давай за упокой души ее выпьем.

Я молча поднял рюмку. Не чокаясь, по обычаю, мы выпили терпкий коньяк.

— Ты хотел узнать у меня, кто был тот полковник, которого любила Таня? — опередила меня Наташа.

— Да, — сказал я, подливая в рюмки коньяк.

— То есть тебя как сыщика интересует: не мог ли Танин любовник убить ее из ревности?