— Вы же понимаете, не обо всем можно написать. — Петр смотрел в сторону.

На самом деле его служба была тосклива. В советские годы он писал справки о том, что думают офицеры о политике партии и правительства. В российские — выяснял, как относятся к задержкам зарплаты.

Поэтому каждый сюжет Петр буквально высасывал из пальца. Но утешал себя тем, что публике нужна клубничка, а не горькая правда жизни.

— У книги больше шансов стать бестселлером, если она про какое-нибудь реальное событие, участником которого вы были, — произнес Яцек. — А если это какое-нибудь громкое преступление, то публика будет лежать у ваших ног.

— Со многих моих дел еще не снят гриф секретности, — многозначительно ответил Самойлов.

— Но вы же теперь гражданский человек. К тому же многое можно рассказать завуалированно. Например… — Яцек задумчиво почесал подбородок. — Нет, не то…

Он делал вид, словно что-то вспоминал.

— Это тоже не пойдет… А вот хотя бы дело Белугина… Что скажете? — Яцек внимательно посмотрел на собеседника.

— К сожалению, я не имею к нему никакого отношения… — Петр развел руками.

— Это неважно.

— Как так?

— Вы служили в военной контрразведке в то время, когда был убит Белугин, и следствие активно разрабатывало десантников. Этого достаточно. Теоретически вы могли что-то знать, тем более что выйти на десантников без помощи военной контрразведки было бы невозможно.

— Да, — без энтузиазма ответил Петр.

— Здесь же можно придумать массу интересных вещей, которые будут основаны на совершенно реальных фактах. И читатель нам поверит!

— Что, например?

— Постараюсь придумать с ходу… Вот! Вы знаете, что первым по делу был арестован некий полковник Вощевоз? На него хотели повесить убийство.

— Да.

— Отлично. Можно сделать его судьбу ключевой. Он продавал взрывчатку чеченским боевикам. Вы слышали об этом?

— Да. — Петр даже напрягся. В груди он почувствовал легкий зуд, который пока непонятно что означал: то ли порыв к творчеству, то ли желание оборвать собеседника.

— Вариантов развития сюжета море. — Яцек раскинул руки, словно стараясь охватить это море. — Что толкнуло его на преступление? Можно повернуть как угодно: он сам был подлец. Или можно написать, что его подставили. Я соберу все, что знаю про это дело, найду вырезки из газет. Принесу вам. Вместе подумаем над сюжетом.

— Не надо, я лично знал Вощевоза, — сухо произнес Петр.

— Да?! — Яцек изобразил неподдельное удивление.

— Я владею ситуацией. Он приходил лично ко мне просить защиты.

Самойлов вкратце пересказал историю с Вощевозом, думая, что открывает для Михальского Америку. Тот в свою очередь старательно делал круглые глаза.

— Превосходно, — воскликнул Яцек, когда Петр закончил. — У вас есть все, что нужно. Так что ж вы сидите? Эта книга станет бестселлером!

«А ведь и верно!» В груди Самойлова вспыхнула искра. Она слегка обожгла сердце и тут же воспламенила кровь. И понеслась расплавленная лава по всему телу, разжигая жажду творить.

— Давайте вкратце набросаем сюжет, — предложил Яцек. — Пока у нас с вами пыл не угас. Итак, некая преступная группа выходит на офицера ГРУ, в целом героя положительного. Вощевоз будет положительным героем, да?

Писатель кивнул, мысленно уже набрасывая сюжетные ходы.

— Он обращается в особый отдел, но там ничем не могут помочь, — продолжил Михальский. — Тем не менее подспудно должна проявляться рука ФСК. Сейчас модно, когда появляются плохие герои из спецслужб. Правда, их обязательно должны разоблачить хорошие коллеги.

— Это голливудская зараза, — недовольно произнес Петр.

— Пусть голливудская. Тем не менее у нас есть реальный факт.

— Какой?

— В одном из бандитов, который заставлял работать полковника и в принципе руководил процессом, Вощевоз потом опознал высокопоставленного сотрудника военной контрразведки.

— Кого? — насторожился Самойлов.

Михальский замялся.

— Говорите, — потребовал Петр. — Мы же книгу обсуждаем.

— Анатолий Ермаков, — приглушенным тоном произнес Яцек.

— Кто? Анатолий Борисович? — Самойлов откинулся назад на спинку хлипкого стула и рассмеялся. — Только не он.

— Почему?

— Сейчас я вам кое-что покажу. — Петр ушел в кладовку, которая была в прихожей. Несколько минут он шуровал там. Яцек молча переглядывался с Ксенией.

Романист вернулся с папкой в руках. На ней черным шрифтом написано: «Комитет государственной безопасности СССР».

— Я как чувствовал, что документы могут пригодиться, — произнес Петр. — Когда эта история случилась, я кое-что принес домой. Я часто приносил, чтобы поработать или вообще. Может, предвидел, что стану писателем.

В папке лежали пожелтевшие листы с отпечатанными на машинке текстами.

— В те годы, вы же помните, был полный бардак. У госбезопасности были связаны руки. Но мы понимали, что случай с Вощевозом — ЧП российского масштаба. Ермаков лично приезжал в институт, чтобы разобраться. Мы действительно никак не могли помочь Вощевозу, когда на него стал давить Федотыч. И тогда на совещании мелькнула идея: неплохо бы взять тех бандитов в оперативную разработку. Внедрить туда своего человека. Конечно, это было дело «театралов» или ментов. Но в стране никто не хотел работать. Тогда Анатолий Борисович сказал, что подумает, и затребовал дело Вощевоза к себе. Потом он несколько раз вызывал Федотыча. Потом к Федотычу приезжали люди с Пречистенки.

— Это еще ни о чем не говорит, — заметил Михальский.

— Вот доказательства. — Самойлов извлек из папки сложенный вчетверо лист.

— Что это?

— Когда арестовали Вощевоза, нам пришло следственное поручение из Генпрокуратуры: установить лиц, которым он продавал взрывчатку. Мы переадресовали на Пречистенку, так как Анатолий Борисович забрал дело себе. Оттуда пришел ответ. Читаю:

— Почему вы не передали этот ответ следователю?

— Я созвонился с ним. Сказал: так и так. Он ответил: высылать это не надо. Лучше написать: «В ходе оперативно-розыскных мероприятий выяснить не представляется возможным». Что я и сделал.

— Я не понимаю, почему Ермаков лично внедрялся в банду?

— Времени на подготовку операции было немного. А у Ермакова оказалась готовая легенда и кое-какие связи. Я потом случайно узнал, что после курсов в Новосибирске он, выполняя спецзадание, был внедрен в тюрьму под видом осужденного. Так что у него почти все было готово. Конечно, это большой риск, но Анатолий Борисович не самый трусливый человек. Дело-то важное.

— Почему же тогда посадили Вощевоза? Почему Ермаков позволил?

— Не знаю. — Петр развел руками. — Здесь какая-то тайна. У меня есть догадка, почему Анатолий Борисыч не защитил Александра. Вот любопытная заметка попала мне на глаза…

Он достал из палки почти истлевшую газетную вырезку. На полях было написано: «Доводы и факты», 27 октября 1994 года.