Адъютант поспешил доложить о запросе шефу. Обычный прогиб. Генерал блеснет где-нибудь осведомленностью, да и помянет добрым словом порученца. «Хотя от шишек разве благодарности дождешься?» — с грустью подумал офицер, выходя из кабинета босса.

Генерал действительно заинтересовался запросом. И решил навести справки.

Милицейский генерал, — а это был Полонский — вежливо объяснил, что недавно сотрудник бюро летал в Прагу, где по линии сотрудничества Международной организации уголовной полиции получил информацию, касающуюся противоправной деятельности российских граждан за рубежом. Сейчас проводится проверка, в частности устанавливаются личности. Дело на контроле в правительстве. Фамилия Полуяхтова была в материалах, предоставленных полицией Чехии. Проверяем установочные данные, тот ли человек. Вполне может быть, что и не тот. Пока ничего конкретного сказать нельзя. А в чем, собственно, проблема? Конечно, вы можете ознакомиться с материалами проверки, когда она будет завершена. Ах, Полуяхтов служит в СВР? Это в корне меняет дело. Спасибо. До свидания…

«Скользкий мудак», — подумал Брайчук, положив трубку. Генералы МВД были для него генералами второго сорта. Все-таки госбезопасность против милиции как гвардия против пехоты. И потому было неприятно, что Полонский не растекся перед ним, а тактично отшил.

Ему нужны были подробности, а не общая информация о рутинных проверках. Почему именно Полуяхтов? Начальник НЦБ Интерпола лишь вскользь сказал об этом, уйдя от многих прямых вопросов. Брайчука это не устраивало, и он приказал разыскать человека, приносившего письмо.

До Лубянки Гольцов доехал на метро. В этот час ехать на машине в центр Москвы — давать себя на съедение пробке, заглотнувшей целые стада авто.

Да и припарковаться негде.

«Интересно, что ему надо?» — думал Георгий, подходя к первому подъезду знаменитого здания песочно-желтого цвета на Лубянке, где теперь находилась общественная приемная ФСБ. Накануне он получил крепкий нагоняй от Полонского за самодеятельность. «В следующий раз за такое вылетишь с работы!» — предупредил генерал. Кроме того, он строго-настрого приказал забыть о Полуяхтове.

При всем уважении к начальству выполнять этот приказ Гольцов пока не собирался. Но действовать надо было мягко и тихо.

Борис Брайчук разошелся с Полуяхтовым после того, как уволили Корсакова. Не верил Борис, что его знакомый выплывет. А водиться с неудачниками себе дороже.

Поэтому, когда Иннокентий все-таки выплыл (чему Борис, как человек не злорадный и не завистливый, был даже рад), оказалось, что теперь у каждого были свои интересы. Брайчук получил высокую должность в Департаменте экономической безопасности и отныне курировал оборонную промышленность. А Полуяхтов вновь тянулся к торговле оружием.

Они пересеклись, когда шла борьба двух заводов за контракт на поставку танков в Индию. Брайчук, по просьбе близкого товарища, по совместительству директора оборонного предприятия, нажимал на все доступные рычаги, чтобы заказ отдали тому, а Полуяхтов лоббировал совсем другой завод. В итоге выиграл. С тех пор они разбежались по разным лагерям.

К сожалению, Ермаков тоже переметнулся в стан врагов. «Такова цена дружбы», — вздохнул Борис. Информация о том, что Интерпол наводит справки о Полуяхтове, показалась Брайчуку полезной. Если ее выгодно подать… Можно отдать «должок» за проигранный контракт и другие последующие гадости…

Перед встречей с Гольцовым он решил написать план предстоящего разговора. Как в старые добрые времена… Это правило в госбезопасности соблюдает каждый оперативник: перед важной беседой напиши план, после — отчет. План помогает сосредоточиться и вытянуть из собеседника все нужное, отчет — показать, что усилия не пропали даром.

Генерал положил перед собой лист бумаги. Взял ручку. Вывел аккуратно заголовок: план беседы… И тут же рука заныла. Он давно только расписывался и писал замечания и резолюции. Это, конечно, тоже большая писанина. Но вот длинные тексты писать отвык.

«Наберу на компьютере», — подумал он и включил процессор. Когда «Виндовс» загрузился, Борис осознал, что набрать текст будет так же сложно, как и написать от руки. Компьютер он использовал в основном для интеллектуальных игр, например шахматы. Но чтобы самому набрать текст… Для этого существовали машинистки и адъютанты.

«Черт с ним, придумаю и запомню, — решил Борис. — Так даже лучше — никаких следов на бумаге. Сначала поговорим о погоде. Спрошу, как дела. Он ответит… Что? Да какую-то чепуху… Я… А что же я?»

Беспомощность заползла ему под кожу, как маленький, холодный червяк, и поползла по рукам к шее, голове. Он почувствовал, что слишком давно не писал планы бесед. Если просил, ему составляли.

«Так, соберись… Я скажу… Он ответит… А я… А он… Хрен с ним. Так поговорю. — Борис внезапно разозлился на Гольцова: — Неужели я, выпускник высшей школы КГБ, не разговорю пацана мента? Да легко. Котлету из него сделаю».

Когда-то он действительно был не просто классным опером, а опером хитрым, ловким, удачливым. Чуял информацию, как добычу, за версту. Как гончий пес шел по следу, и ничто не могло его остановить. Настигал, впивался зубами в тело жертвы и держал, пока та не переставала трепыхаться.

Теперь же все в прошлом. Он чувствовал, что достиг вершины своей карьеры в недрах госбезопасности. Но, словно в оплату за роскошный кабинет и власть, потяжелел телом и мозгами. Мысли стали неповоротливыми. Удача привыкла способствовать в подковерных схватках, а вот опыт свободной охоты подрастерялся.

Но ничего… ничего… В конце концов, не кто-то другой, а он, именно он провел сотни блестящих операций. Бесценный опыт и сноровка никуда не делись, убеждал себя Борис, они только задремали. Он не верил, отказывался верить, что его мастерство окончательно кануло в лету. Оно просто чуток задремало. Ничего, проснется как миленькое. И он переиграет этого — как его? — Гольцова. Задавит опытом, интеллектом и служебным положением.

Георгия провели в кинозал. Генерал пришел через пять минут. Он специально не воспользовался кабинетом в приемной, существовавшим для подобных встреч. Решил, что в кинотеатре обстановка будет более демократичной, а потому располагающей к задушевной беседе.

— Здравствуйте, Георгий. — Борис улыбнулся. — Как вас по отчеству?

— Можно просто Георгий.

— Вы давно работаете в Интерполе?

— Четвертый год. Если можно, по делу… — Гольцов и Брайчук встретились взглядами. «Нахальный тип», — с неудовольствием подумал генерал. Но вслух сказал более вежливо:

— У меня очень деликатный вопрос. Вы не могли бы ознакомить меня с документами, на основе которых написали запрос в ФСБ?

— Это рутинная проверка. Боюсь, она не представляет никакого интереса…

— Я хотел бы знать, что именно рассказали вам в Чехии. — Голос генерала был мягким и вкрадчивым, а взгляд — металлическим и безжизненным. Как надраенная до блеска палуба парохода. Упадешь, разобьешь об нее голову, — а ей хоть бы что. Только кровь шлангом смоют…

— Да ничего особенного… — Гольцов пожал плечами.

Брайчук положил руку на спинку кресла и повернулся всем корпусом в сторону милиционера, стараясь выразить радушие и доброжелательность. Генерал был без пиджака. В белоснежной рубашке на фоне мрачно-зеленых кресел он был как большое светлое пятно в тускло освещенном кинозале. Лишь темно-синий галстук тенью бежал от шеи до живота.

— И все-таки? — спросил Борис. — Поверьте, это очень важно.

— Могу я узнать — зачем? Вы проводите проверку? Могу я в свою очередь ознакомиться с вашими данными? Координатором в этом деле выступает Интерпол.

— Безусловно можете. — Брайчук улыбнулся, хотя в душе у него все бурлило от нахальства и неподатливости собеседника. — Нам необходимо работать сообща.

Голос генерала, как показалось Гольцову, напоминал движения змеи: плавный и быстрый, подбирающийся к тебе с какой-то змеиной грацией. Пока вроде бы все симпатично, но чувствуешь и знаешь: оно может броситься на тебя в любой момент.