— Цепкий парень, — задумчиво произнес Полуяхтов.

Они с Ермаковым могли встретиться на любой конспиративной квартире. Но близких друзей генерал предпочитал приглашать домой. Он устал от казенной серости тайных явок.

Зато с наслаждением приезжал к себе в рабочее время. Был своеобразный кайф оказаться в тихой квартире, когда другие томятся в служебных кабинетах, тянущих соки из человека.

На работе Полуяхтов любил бывать в выходные. Когда пустые коридоры, казалось, хранили вчерашнюю энергию. Но теперь лишь в некоторых кабинетах сидели скучающие дежурные или беспризорные трудоголики, у которых не сложилась личная жизнь.

Хорошо!

Полуяхтов вообще любил двигаться наперекор общему течению, жить сам по себе.

— Надо бы к нему присмотреться, — сказал генерал. — Может, окажется полезным в нашем деле.

— Я думал над этим. Но вряд ли он подойдет. Он не умеет выполнять поставленные задачи в строго определенных рамках, не задавая лишних вопросов и не пытаясь выйти за пределы своей компетенции.

— Именно из таких людей получаются отличные работники, — парировал Полуяхтов. — Просто с ними надо уметь обращаться. Их надо держать в пределах «вольера». Но в любом случае таких людей лучше иметь в своей команде.

— Я подумаю, — из вежливости согласился Ермаков. Положа руку на сердце, он чуточку побаивался Полуяхтова.

Однажды совершенно случайно особист узнал, что в свое время этот добрый и тихий Иннокентий Тимофеевич курировал в КГБ группу киллеров экстра-класса. Они специализировались на тайных убийствах вроде «случайных» автокатастроф или сердечных приступов. Но на «всякий случай» в группе были и взрывники, умевшие делать взрывчатку из всего, что под рукой, и снайперы, попадавшие в копейку чуть ли не за километр. Но эти свои таланты те люди использовали крайне редко.

Что стало с той группой: развалилась ли она или существовала поныне, — Ермаков не знал. Но надеялся, что Полуяхтов не повернет оружие против него. Они же одна команда!

Анатолий Ермаков вышел на улицу в хорошем настроении. Ярко светило солнце, и на душе было светло. На сугробах во дворе блестели льдинки, отчего казались усыпанными бриллиантами. Адмирал заметил, что давно не видел чистого белого снега. В Москве он быстро превращался в грязь и слякоть.

Удивительно, но и пробок в этот час практически не было. Так что адмиралу не пришлось включать «синяк» — проблесковый маячок на новеньком «БМВ». Доехал до Пречистенки демократично, никого не обгоняя.

Когда он вошел в свой кабинет, дежурный доложил об очень странном звонке и положил на стол распечатку разговора:

Ермаков удивленно прочел запись разговора. «Что за чертовщина?» Он даже перевернул лист бумаги, словно на обратной стороне могла быть написана разгадка.

Но разгадки и там не оказалось.

В кабинет осторожно вплыл блондин Костя, самый доверенный помощник Ермакова. Он двигался плавно и бесшумно, как питон. А внешне больше походил на белого лемура, завернутого в зеленый лист. Это из-за того, что постоянно носил светло-зеленый костюм.

— Что скажешь? — спросил адмирал, показывая распечатку.

— Мы проверили: звонок был из автомата на углу Покровки и Девяткиного. Выехали, но никого не обнаружили.

Это не удивило Ермакова. Он знал это место: узкая Маросейка, по которой ползут в пробке машины, изгибается и плавно перетекает в Покровку. По сторонам — стеклянные кафешки, магазины, офисы. Между низкими домами, помнившими еще дворян, виляют переулочки, как протоки от улиц. Спрятаться там легче, чем в тайге.

Это в лесной чаще человек выделяется. А на московских улочках, в толпе себе подобных, он незаметен. Подойди к телефону-автомату, позвони. Потом исчезни. Десятки, если не сотни, свидетелей увидят тебя. Но сразу же забудут: им нет никакого дела до того, что кто-то умеет пользоваться таксофоном. Им вообще нет никакого дела до всего, кроме собственных проблем.

— Когда вы искали звонившего, за вами могли наблюдать? — спросил Ермаков.

Костя помолчал, подумал и твердо ответил:

— Да.

За это Ермаков и ценил своего помощника. Любой другой ни за что бы не признался. Да и сам адмирал в подобной ситуации тоже сказал бы «нет». Но Костя знал, когда можно пускать пыль в глаза, а когда надо сказать, как оно на самом деле.

«Это проверка, какая-то проверка, — думал Ермаков, откинувшись назад в кресле. — Может, конечно, какой-нибудь идиот. Но это вряд ли. Чего хотят добиться? Денег? Глупости, надо быть полным идиотом, чтобы так вот требовать. Хотят что-то проверить. Что? Мою реакцию? Зачем? И кому это надо? Черт… Гольцов и Михальский, признайтесь, ваши шуточки?»

Ермаков был прав.

Это была проверка. И задумали ее действительно Гольцов и Михальский.

Сразу после беседы с генералом Георгий позвонил Яцеку и рассказал про пистолеты ГШ-188. Потом предложил:

— Ход конем делаем сегодня. Зачем тянуть?

Они решили потревожить контр-адмирала, чтобы вынудить Ермакова на активные действия. Тогда можно будет поймать его на противоходе.

Звонил Гольцов.

Положив трубку, он перешел дорогу наискосок, туда, где уже стоял Михальский с бутылкой пива.

Минут через десять примчались две черных «Волги», обогнавшие общий поток и чуть ли не заехавшие на тротуар. Машины остановились возле телефона-автомата, аккурат у знака «Стоянка запрещена». Мужчины в штатском со строгими, сосредоточенными лицами огляделись вокруг, осмотрели телефонный аппарат. Несколько человек зашли в кафе, окна которого были рядом с будкой. Командовал ими блондин в зеленом костюме.

Михальский и Гольцов сфотографировали молодцов мини-камерой и спокойно пошли в другую сторону. Там, в одном из переулков-ручейков, ближе к знаменитой Лубянке, стоял джип Яцека.

— А я этого типа где-то видел, — произнес Георгий, рассматривая свежие фотографии.

— И этот где-то мелькал, — в свою очередь заявил Яцек. — Очень интересно.

— Откуда мы можем их знать?

— Одно из двух: либо у нас началась паранойя, либо…

— Либо — что?

— Либо это они за нами следили.

Специалисты говорят, что обнаружить профессиональную наружку практически невозможно. Ее можно только почувствовать. Хотя проколы, конечно, бывают у всех.

— Очень интересно, — произнес Яцек. — Что это значит?

— Наше расследование не является тайной. — Гольцов повертел в руках фотографии чекистов.

— Или кто-то подозревает, что ты берешь взятки с международных террористов, и потому следит за тобой. А про дело Белугина все давно забыли. Как тебе такая версия?

— Не смешно.

— Интересно, эти парни заметили нас на улице? Думаю, нет. Хотя какая теперь разница. Они все равно догадаются, кто звонил.

Позади кресла Михальского стояло древко с триколором. Над ним расправил крылья двуглавый орел. И табличка: «Кондор». Хотя посетители, как правило, и так знали, какую фирму возглавляет хозяин кабинета.