После убийства Димы Ольга вдруг поняла, что не может жить с мужем. Каждый раз, ложась с ним в постель, она будто предавала любовь к Диме. И память о нем.
Единственное, что связывало ее с мужем, — дети. Это крепкий цемент, который иногда держит здание, даже если фундамент треснул. Но семью Данилиных он не спас.
Муж помогал ей после развода. Со временем сын и дочь выросли, обзавелись собственными семьями, стали жить отдельно.
Трехкомнатная квартира опустела.
Только Ольга и Лада — трехлетняя немецкая овчарка.
Хозяйка провела гостя в комнату с натертым до блеска паркетом. На стенах, драпированных шелкографией, висели гравюры. И фотография ребенка — белобрысый мальчишка лет трех-четырех. «Наверное, любимый внук», — отметил Гольцов.
— У вас очень уютно, — отметил Гольцов. — И очень… очень…
Он покачал руками, будто держал что-то тяжелое на весу.
— Вы хотите сказать, богато? Необычно для врача «скорой помощи»? — Ольга улыбнулась. — Бывший муж помогает. Мы, несмотря ни на что, остались добрыми друзьями. Он любил и, думаю, любит эту квартиру.
Гольцов счел, что Ольга красива зрелостью следящей за собой женщины между тридцатью и сорока.
Платье облегало спортивную фигуру, подчеркивая, как прекрасно то, чего не видно. Короткая прическа — классическое каре. Ровные волосы цвета воронова крыла.
«У Белугина был хороший вкус», — подумал он, глядя в колдовские темные глаза.
— Так чем я могу помочь вам? — Когда она говорила, ямочки возле губ играли. Будто шелк трепетал.
— Расскажите все.
— Боюсь, не хватит времени. — Она рассмеялась, но как-то грустно. — Целой жизни мало, чтобы рассказать все.
— Над чем он работал последнее время? — Гольцов постепенно начал задавать вопросы.
— У него было много тем. Он горел ими. Хотел вывести на чистую воду жуликов из Западной группы войск. Наивный. Говорил: «Оленька, мы все-таки снимем министра обороны». Я отвечала: пустая затея.
— Почему вы так считали?
— Не та у нас страна. Журналисты не имеют никакой власти.
— Разве?
— Хозяева газет, может, имеют влияние. Но у нас не принято уходить с большого поста по собственному желанию из-за скандальных разоблачений. Должны указать сверху. Мораль для нашей страны — пустой звук.
— Вы пессимистичны.
— То же самое говорил и Дима. У него была эйфория. Он верил, что вырвался из провинции на самый верх.
— Из провинции? — переспросил Гольцов.
— Вы живете в Москве?
— Да.
— Вам трудно это понять. От столицы до нас полтора часа электрички. Но люди здесь живут с ощущением, что мы далекая глубинка.
— У вас прекрасный город.
— Особенно он нравится туристам. Но молодежь мечтает вырваться в столицу, найти работу с высокой зарплатой. Диме удалось. Когда его взяли в штат «Столичной молодежи», он радовался, как ребенок.
— Как у него складывалось на работе?
— Тяжело. Он говорил, что все отлично. Но по обрывкам фраз можно было понять, что газетчики — это пауки в банке. Его часто подставляли. Если другая газета публиковала какую-нибудь армейскую новость раньше, то Диму даже штрафовали. Но он терпел, мечтал, что станет знаменитым. И… Он действительно стал знаменитым.
Последний раз Ольга видела Диму за сутки до его гибели. Было воскресенье. Она сказала мужу, что подружка попросила подменить на дежурстве. А сама побежала на свидание, волнуясь, как старшеклассница.
У нее отчего-то щемило сердце. «Может, муж догадывается?» — думала она.
А Дима светился счастьем. И признался Ольге, что завтра может стать переломным днем. Во всяком случае, ему обещали.
Через пятнадцать часов после расставания с любимой Дима поехал в служебной машине на Казанский вокзал.
Дима вышел из камеры хранения на площадь трех вокзалов. В руке у него был черный кейс. «Метро или такси?» — подумал журналист. Брать машину у вокзалов значило переплатить как минимум втрое. Но с другой стороны, ездить в метро Дима не любил: ему оно напоминало трубу, засасывающую людей.
Он отошел от площади подальше и проголосовал. Остановилась старенькая «копейка».
— Куда? — спросил мужчина в рваном пуховике.
— В редакцию «Столичной молодежи».
Казалось, что машина развалится на ходу. Кресло пассажира шаталось, обивка дверей оторвана, панель приборов разбита. Корпус угрожающе дребезжал.
— Деловые все стали, — ворчал водитель. — Ездят все. С «дипломатами». Я вчера по телевизору видел. Два негра здоровых. У обоих чемоданы, как у тебя. В одном деньги. В другом наркотики. А у тебя что?
— Бомба. — Дима улыбнулся.
Водитель с опаской покосился на пассажира и его кейс.
— Скоро она рванет, обещаю, — произнес Дима.
— А сейчас она не взорвется? — испуганно спросил водитель. — Ты того, поосторожней…
— Это информационная бомба, — объяснил Белугин. — Если она и убивает, то морально. Вот здесь лучше повернуть, удобней к редакции подъехать.
Он не заметил, как поднялся в лифте на этаж, прошел десять метров до своего кабинета. И еще пять последних в жизни шагов — до рабочего стола.
Зазвонил телефон. Дима поднял трубку, неизвестный голос сообщил код.
— Запомнил? — поинтересовался таинственный доброжелатель.
— Чего уж проще, — ответил Белугин.
Пять, четыре, три, два, один — набрал он код на гранях с выпуклыми цифрами колесиков замка. Внутри что-то щелкнуло. «Пуск», — улыбнулся Дима, осторожно открывая кейс.
Раздался грохот. Смерч подхватил человеческое тело как игрушку, покрутил в страшном водовороте и швырнул на пол. Всего-то доли секунды, но именно они провели черту, разделяющую жизнь и смерть.
— Кто должен был передать этот «дипломат»? — спросил Гольцов у Ольги.
— Анатолий или Андрей, кажется. Где-то даже была его фотография. Дима дружил с ним.
Она достала с полки шкафа фотоальбом. Быстро перелистала страницы.
— Вот. — Ольга подала альбом гостю.
Со снимка на Георгия смотрел обнявший Диму моложавый мужчина со стрижкой бобриком и сходившимися на переносице бровями.
— Ну как? — спросил Яцек, когда Георгий пришел к нему в кабинет. — Разговорил?
— Да. — Георгий бросил на стол перед ним старенькую дорожную сумку с потертой надписью «Адидас».
— Что это?
— Архив Белугина. Здесь есть материалы, которые он не успел опубликовать.
— Поздравляю. — Яцек демонстративно похлопал в ладоши. — Как тебе это удалось?
Гольцов рассказал о встрече с Ольгой.
За несколько месяцев до смерти Дима попросил любимую спрятать часть архива. В этом поступке было что-то наивное. Он полагал, что припрятанный компромат может его спасти. Как в голливудских фильмах, плохие парни не убивают хорошего, пока не узнают, где спрятаны «убийственные» документы.
У себя дома хранить документы Белугин опасался. Опять же рассуждая как в фильмах: плохие парни могут забраться в квартиру и обыскать ее. Поэтому отнес сумку туда, где никто не стал бы ее искать.
Ольга передала сумку на хранение своей сестре, которая работала в библиотеке. Та положила «компромат» в одно из хранилищ в подвале. Где та благополучно пылилась несколько лет.
— Но и это еще не все, — сказал Гольцов, доставая из кармана фотографию. — Я нашел человека, передавшего Диме «дипломат».
Яцек посмотрел на снимок и улыбнулся.
— Постой, — произнес он. — Попробую угадать, как его зовут.
Он шутливо наморщил лоб и провел руками над фотографией, имитируя колдунов и всяких ясновидящих.
— Имя этому человеку Анатолий, — глубоким голосом сказал Яцек. — Вижу фамилию. Ере… Ери… Ермаков.
Гольцов присвистнул.
— И ты на него вышел? — задумчиво произнес он. — Яцек, тебе не кажется, что мы почти раскрыли это дело?
— Не знаю… По-моему, слишком все просто. Это и настораживает.
В тот момент, когда Михальский с Гольцовым изучали документы Белугина, в разных концах Москвы произошли два вроде бы ничем не связанных между собой события.
