– Ты как себя чувствуешь, сынок? Как тебя зовут-то?
– Тур… к-ха… Туровцев Виктор. Хреново я себя чувствую, сказать по правде. А ты, дед, кто?
– Я-то? Я санитар здешний, меня все Пахомычем кличут.
– Ну, и я так тебя буду кликать, Пахомыч. Долго я тут валяюсь?
– А второй день пошел. Повезло тебе, сынок. Наш водитель, ну, с санитарки который, прям сюда тебя и привез. Рассказывал – страсть! Он все сам видел. Видел, как гонялись за тобой два немца, как ты одного сбил. А второй тебя, стало быть, и зажег. Ну и ты, видать, парень не промах. Раз – и выпрыгнул. А парашют-то твой ветром через Волгу и отнесло. И прям в аккурат – к переправе на нашей уже стороне. А там наша санитарная машина и стояла. Ну, тебя на руки и в машину. А уж потом и в госпиталь, к нам, стало быть. А тут дело известно какое – раздели и на стол. Ранен ты был, левая рука и бок аж синие от ушиба, все левое бедро посечено осколками такими меленькими. Кровищщи вышло! Прямо ужас. Но ничего – обработали, перебинтовали, кровь перелили, и стал, как огурчик.
– Ага, зеленый и весь в прыщах…
– Хе-хе… да уж, не красавец. Краше в гроб кладут, прости, господи, за дурное слово! А ведь я к тебе, Виктор, по делу. Летуны тут твои приехали. Один в больших чинах, видать, в кожаном пальто…
– В реглане… Комиссар полка, должно быть. Ну, что же ты встал, Пахомыч. Зови. Негоже гостей на дворе держать.
– Ага, ага… Уже бегу. Я посмотреть – ты как, живой еще?
– Живой я, живой. Теперь не дождетесь. Зови давай!
Через пару минут в палату на цыпочках, в наброшенных поверх формы потерявших свою белизну халатах вошли двое. Точно, комиссар! И инженер эскадрильи с ним.
– Ну, как ты, герой ощипанный? Живой, что ли? – стараясь сдерживать свой басок, пророкотал комиссар. – А мы уж, честно говоря, и не чаяли… Что ж ты, Виктор, оторвался от строя? Погнался за подставой и попал, как кур во щи? Сбить захотелось? Героем стать? Эх ты, куренок! Говоришь вам, говоришь, а все – как об стенку горох. В бою думать надо! И один в поле не воин! Кулаком надо бить, кулаком. А не поодиночке за «мессерами» гоняться. Таких они бьют, и бьют безжалостно. Ты вот – яркий этому пример. Самолет потерял, сам ранен, воевать еще долго не сможешь.
Я лежал и только глазами хлопал. Вот так отповедь, вот так привечают героя-летчика! Так сбил я этого немца или не сбил?
– А этого немца ты все же сбил! Молодец! Он перед тобой в Волгу упал, недалеко от переправы. Ну, его комендачи и взяли на кукан. Капитаном оказался, сорок девять сбитых у него, еще с Польши. Фон Лей… нет, фон Леевитц, тьфу, не выговоришь! Вот, комендатура просила тебе передать. На память…
Комиссар протянул мне кобуру непривычного светло-желтого цвета. Я потянул из нее пистолет. «Вальтер», похоже… Ну, сувенир так сувенир, пустячок, как говорится, а ничего, приятно…
– Да, еще что получилось… Бой твой видел лично генерал-майор Тимофей Тимофеевич Хрюкин. Ну, командующий нашей воздушной армией. Он нашему командиру полка потом и говорит: «Не знаю, говорит, что с этим пацаном сделать? Наказать или наградить? Но бой вел геройски и немца все-таки сбил, а это сейчас главное. А мастерство и мозги в башке появятся. Вот еще пару раз собьют – и появятся. А пока – передайте ему от меня».
И комиссар, улыбаясь, протянул мне красную коробочку и какие-то документы. Я раскрыл коробочку внезапно задрожавшими руками. В ней, отсвечивая рубиновым багрянцем, лежал орден Красной Звезды.
Значит, еще повоюем, младший лейтенант Виктор Туровцев…
Все у нас впереди!
Итак, повесть завершена. Принято выражать благодарность. И я благодарю своих домашних, которые с иронической улыбкой терпели мои чудачества. Благодарю своего друга, читателя, критика и погонялу Станислава Вострикова. Особая благодарность моей читательнице ilagri,вы очень помогли мне написать эту книгу.
