— Ваши, ваши. Но веди себя спокойненько. Сколько человек на буксире? — Замполит перевел взгляд на боцмана: — А ты молчи.

— Семь.

— Ого! — Старший лейтенант повернулся к боцману: — Ты же говорил, что девять.

— С нами девять, — разъяснил боцман. — Там пятеро и два немца из СС. У капитана сидят.

— Вот это уже вернее.

— Дядя сказал правду. Я нас не считал, мы же не на буксире.

— Не врем, поверьте, — хрипло произнес боцман. — Капитан, два немца, трое в машине и один рулевой.

— Что за человек капитан?

— Сволочь, каких мало. Прихвостень гитлеровский из прибалтийских немцев, но жил здесь еще до войны. При Советской власти в мореходку поступил. Когда пришли фашисты, в первый же день нацепил свастику, негодяй.

— А остальные? Такие же?

— Как вам сказать? Рулевой малый порядочный, за него ручаюсь. Механик — дрянь, под стать шкиперу, если не хлеще, брат его в полиции начальником. Да и сам он мразь. А машинистов прислали два дня назад из комендатуры — мы их совсем не знаем, они не местные.

— Добро. — Долматов высунулся в дверь и огляделся.

Вокруг тихо. Казалось, стало светлее, но, скорее всего, от того, что прекратился дождь.

— Ну-ка, ребята, племянника свяжите. Дядя пойдет с нами. Смотри, боцман, мы люди серьезные. Предашь — не заржавеет. Одного оставляем здесь, остальные со мной. Сначала к рулевому, затем к капитану. Все понятно?

— Рулевой, вероятно, в кубрик спустился. Что ему в рубке делать? Стоять-то должны до утра, а то и дольше. Лучше сперва пойдем к шкиперу.

— Ладно, веди к нему.

Впереди с двумя моряками по сторонам шел боцман, за ними замполит и штурман, замыкали два автоматчика. Перемахнув через леера, соскочили на палубу буксира.

— Теперь направо. — Боцман указал на овальную дверь в надстройке. — Там тамбур и за ним каюта шкипера. Против двери стол и диван. Дверь открывается на себя. Немцы сильно вооружены.

Долматов и штурман, держа пистолеты наготове, протиснулись в узкий коридорчик, еле-еле освещенный синей лампочкой. Остановились у небольшой двери, из-за которой доносились голоса. Говорили по-немецки. Кто-то громко смеялся.

Старший лейтенант взялся за ручку и резко распахнул дверь.

— Хенде хох! — крикнул он и прыгнул вперед, давая возможность войти остальным.

В просторной каюте, залитой льющимся из матового плафона на подволоке светом, за уставленным тарелками с закусками столом сидели трое: два солдата-эсэсовца в распахнутых мундирах и человек в белой рубашке и черном галстуке. В воздухе слоями плавал синий табачный дым. Справа на низком столике лежали два «шмайсера» и стальные каски с белыми «молниями» сбоку.

Долматов, не спуская глаз с оцепеневших от неожиданности врагов, загородил собой немецкие автоматы. Слева встал штурман. Следом ввалились матросы и боцман.

— Связать их, да покрепче, и пусть боцман покажет какой-нибудь закуток, где этих гадов можно запереть. А вы, штурман, вызывайте лодку наверх. — Замполит вплотную подошел к капитану и стволом ТТ снизу под подбородок поднял его голову. — Ты, мразь продажная, мне в глаза посмотри да вспомни перед смертью, сколько из-за тебя людей наших замучено да расстреляно. Шлепнул бы прямо сейчас, ну да твое от тебя не уйдет.

— Я не виноват… Меня заставляли, — заскулил капитан.

— Убрать их.

Механика взяли легко, а вот машинисты оказались крепкими парнями. Дрались они умело и с остервенением. Пока не проломили им черепа и не оглушили, никак не давались. Когда свалили их, связанных, в угол крошечного кубрика, Долматов, утирая кровь с разбитого носа, зло фыркнул:

— Машинисты… Черта с два! Это настоящие диверсанты… Смотри, как драться-то насобачились.

Позднее капитан буксира, выторговывая себе жизнь, сообщил, что машинисты — люди начальника кайспилского гестапо оберштурмфюрера Вайса.

Когда «щука» всплыла, все офицеры собрались в каюте капитана буксира. Неожиданно с берега донесся какой-то грохот, раздалось несколько взрывов, беспорядочно затявкали зенитки, в небе стали лопаться разрывы.

— Что там происходит? — спросил командир у стоящего в дверях боцмана.

— Воздушный налет. Почти каждую ночь прилетают наши и бомбят вокзал, склады, казармы и порт. Иногда это длится до утра, но чаще часа два-три.

Офицеры вышли на мостик. В порту разгоралось малиновое зарево пожаров. Разноцветные трассы прочерчивали небо. В вышине висело несколько осветительных бомб — «люстр».

— Взгляните чуть-чуть левее. — Боцман поднял руку. — У немцев там большое нефтехранилище на самом краю левого пирса. Баки хорошо замаскированы, они в стороне от причалов, и бомбы туда не падают. Четыре дня назад разгрузились два танкера — цистерны полны под завязку.

Командир посмотрел туда, куда указывал боцман, и задумался: «А что, если?.. Может получиться очень лихо. Лодка развернута носом к берегу. Большинство команды пересадить на буксир, оставив на «Щ-17» лишь тех, кто необходим. Затем ударить из торпедных аппаратов по нефтескладу на пирсе. Он у самого уреза воды — достать труда не представляет. Взрывы торпед среди общего переполоха примут за удары авиабомб. После чего «щуку» затопить, а на буксире уйти подальше, высадиться на берег и прорываться к своим. Другой такой случай вряд ли представится».

— Ну-ка, друзья-офицеры, прошу быстренько в каюту. Есть идея.

Командир коротко изложил свой план. Действовать решили немедленно. Уточнив детали, разошлись готовиться.

На лодку перевели связанных немцев, шкипера, механика и машинистов. Подводники тем временем вытащили и разбили находящиеся на транспорте ящики с автоматами, гранатами и боезапасом. Перенесли их и продовольствие на буксир. Забрали с лодки документы, все необходимое. Наконец все было готово. Еще раз уточнив место нефтескладов, командир с помощью буксира навел нос лодки на них и дал команду. Две торпеды разом выскользнули из аппаратов и понеслись к берегу. У берега вскинулись в небо огромные сполохи взрывов, взметнулись языки пламени, которые слились в сплошное оранжевое зарево. Стало так светло, что можно было различить отдельные строения в порту.

Моряки, производившие залп, открыли клапана вентиляции цистерн главного балласта и покинули лодку. Через несколько минут она исчезла под водой — на поверхности забурлили воздушные пузыри.

Весь экипаж выстроился у борта и замер, прощаясь со своим боевым другом — кораблем. Начиналась полоса новых испытаний. Как она завершится, никому не известно. Кто из стоящих сейчас в горестном молчании вернется сюда снова и будет свидетелем подъема «щуки», ее второго рождения? Тоже неизвестно. Но что это произойдет, сомнений ни у кого не было. Об остальном же не хотелось думать.

Буксир, посапывая паром, отошел от транспорта. Удалившись мили на три в море, повернули и направились вдоль берега на восток.

Ольштынский стоял в ходовой рубке буксира, пристально вглядываясь туда, где в реденьком туманчике пока еще расплывчатой полоской начинал проступать берег. Кроме командира, здесь были рулевой, штурман, боцман Ян, а у самой двери, прислонившись спиной к настенному шкафчику, на ящике с консервами, закрыв глаза, сидел Долматов.

Светало. Низкие облака до самого горизонта раскинули свой грязноватый полог. Море было спокойно. Еле тянущий с суши ветерок не поднимал даже мелкой ряби.

— Скоро хватятся немцы буксира. Могут самолеты послать на поиск. Тогда нам хана. Так что пора рулить к берегу. — Ольштынский легонько тронул матроса у руля за локоть: — Десять градусов право по компасу. И так держи.

— Рановато, командир. Здесь сплошные косы и мели. Если еще пройдем мили две-три, откроется небольшой, но глубокий залив. — Боцман кивнул головой за окно. — Лес подходит к самому морю. Когда-то вместе с отцом мы в этих местах собирали янтарь и рыбачили. За лесом сплошные болота и озера. Я долго жил здесь, знаю каждое дерево и тропинку. Глухомань. Лучшего места для высадки не сыскать на всем побережье. Сюда обычно немцы не суются, тем более и дорог путных нет. Да и хуторов поблизости раз-два и обчелся.