Учитель щурил единственный глаз, сообщал, что удовлетворен действиями учеников, но предупреждал их, чтобы они не увлекались особенно своими успехами — дескать, угадать слово, заданное ритмом и смыслом песни, да еще и в момент, когда о том же думает еще несколько человек, — проще простого. Он так часто повторял это, что начал верить даже Тим. Ему уже начало казаться, что и он почти слышит эти слова до того, как их споет хор, но тут урок кончился. Учитель объявил классу, что урок прошел удовлетворительно, все справились с заданием, предупредил, что в следующий раз будет сложнее, и смылся. На Тима он за весь урок даже не взглянул ни разу. Тим, озадаченный и немного расстроенный, брел в толпе учеников на следующий урок, весь поглощенный своими мыслями, поэтому не заметил, как что-то изменилось. Точнее, заметил, но поздно — только он спохватился, что негромкие разговоры вокруг затихли совсем, а шаги ускорились, как причина нервного поведения учеников оказалась у него прямо перед носом.
— А… — сказал Тим и замер, выпучив глаза на самое странное существо, которое приходилось ему видеть в своей жизни. Оно было двуного, и оно было красного цвета. Еще у него был хвост. И оно было большим — черт побери, оно было просто громадным! — и, на почтительном расстоянии обтекаемое притихшими учениками, возвышалось посреди немаленького коридора, как скалистый утес посреди реки. Насчет остальных частей тела и конечностей Тим затруднился бы сказать что-либо определенное. Верхняя часть тела существа была покрыта какими-то складками и буграми, в которых вполне могли таиться как пара когтистых лап, так и десяток-другой щупалец. Чудовище стояло спокойно, только время от времени резким движением поворачивало из стороны в сторону нечто принятое Тимом за голову — наклоненный вперед, длинный складчатый конус на вершине тела. Ничего похожего на глаза или рот там не было, поэтому Тим решил, что это именно голова, просто по ее местонахождению. Чудище было, судя по всему, неопасным, но Тиму оно очень не понравилось. Еще бы. Такого в фильм ужасов можно без грима брать, если операторы от страха не разбегутся. Тим попятился, стараясь скрыться в толпе учеников и поскорее обойти чудище по максимально широкой дуге. Но у него не получилось — неуловимо быстрым движением чудовище вдруг опустило голову, приблизив трепещущее окончание конуса прямо к лицу Тима, и спросило трубным голосом:
— Как твое имя?
Тим икнул и сделал еще пару шагов назад, но вокруг него уже образовалось пустое пространство. А чудище чуть наклонилось вперед, сразу вернув выигранное Тимом расстояние, и поинтересовалось:
— Ты меня не понимаешь?
— По… кх-х… — Тим прокашлялся, — понимаю.
— Тогда дай мне задание.
Тим только глазами захлопал. Какое задание? Это что, прикол местный? Очень это было похоже на школьный подвох, типа как с пуговицей: ловит скучающий старшеклассник какого-нибудь третьеклашку, хватает его за пуговицу и спрашивает: «Твоя пуговица?» Скажешь: «Да» — оторвет и вручит: «На, забери». Скажешь: «Нет», оторвет: «А чё тогда носишь?» — и выкинет. Короче, как ни отвечай, все равно в пролете. Вот только чувствовал Тим, что в результате здешнего подвоха можно лишиться чего-нибудь более стоящего, чем пуговицы. Головы, например. Поэтому он не стал говорить ничего напрашивающегося, типа: «Вот тебе задание: уйди отсюда» или «Верни меня домой», а выждал немного и осторожно спросил:
— Какое задание?
Чудище дернулось и издало шипящий звук.
— Не любое. Желательно, чтобы результат его был значим некоторое время. Как книга, например.
Тим почесал затылок. На розыгрыш это уже было мало похоже.
— Ну и написал бы книгу. Или ты писать не умеешь, да?
Чудище замерло и вроде как призадумалось. Тим уже сделал маленький шажок в сторону, надеясь, что озадаченная страхолюдина не обратит внимания на его уход, но тут она вышла из ступора.
— Я умею писать. Я не знаю, что писать. Скажи мне что.
Тим быстрым взглядом проводил последних скрывающихся за углом коридора учеников и сказал нетерпеливо:
— Да что угодно. Вот, заведи дневник. Просто пиши обо всем, что видишь и думаешь.
— Это невыполнимое задание, — глухо сказало чудище. — Записывая свои мысли, я буду порождать другие мысли, и так бесконечно.
— Ну не все, конечно, — «Ну и тупица!», — только самое важное. То, что тебе кажется важным, — добавил Тим быстро, во избежание очередного вопроса.
Чудовище постояло пару секунд в задумчивости, потом издало влажный хлюпающий звук, плавно развернулось, едва не зацепив отшатнувшегося подростка хвостом, и быстро ушагало вдаль по коридору. Тим проводил его взглядом, потом бросился вслед. Не догонять чудище, разумеется — больно оно ему сдалось, — а искать свой класс.
К счастью, ему удалось не опоздать. Ученики еще только рассаживались за стоящие рядами длинные столы, когда Тим неслышной тенью проскользнул в комнату и поспешил скрыться в глубине класса. «Хорошо все-таки, — подумал он, — что дверей тут не придумали. Пускай пока и не придумывают. А то б стучаться пришлось, тогда бы точно десяток ударов схлопотал. А так вроде прокатило».
На столах лежали пачки желтоватых листов какого-то материала и короткие деревянные палочки с обожженными концами — несомненно, писчие принадлежности. Тим сел на свободное место, устроился поудобнее и взял в руку «карандаш». Покрутил в руке, разглядывая, хмыкнул тихонько. «Дикари все-таки, — подумал снисходительно. — Эх, что ж я сумку-то уронил? Ща я все свои фломастеры загнал бы втридорога, даром что китайские. — И вздохнул. — Или плетей бы получил, что тоже вполне вероятно».
В это время к стене вышел высокий лысый мужик и молча принялся что-то на ней чертить. В руке у мужика был маленький предмет вроде угля, оставлявший на белой стене отчетливые черные полосы. Тим не сдержался и фыркнул, соседи неодобрительно на него поглядели, но сам учитель, к счастью, ничего не услышал. Или не обратил внимания.
Поначалу Тим решил, что учитель рисует на стене какой-то сложный узор — больше всего это было похоже на то, что получится, если взять пару десятков рыболовных крючков и высыпать их на ровную поверхность. Тим, глядя на эти художества, даже взгрустнул немного — рыбачить он любил и в крючках (равно как и в прочих рыболовных принадлежностях) разбирался очень хорошо. Там, в Питере, скоро бы каникулы были, а с ними — походы на озера и рыбалка каждые выходные. А здесь — неизвестно, когда еще удастся какой-нибудь водоем увидеть, не то что удочку в него забросить. Но тут учитель пририсовал снизу получившегося рисунка два узорчатых кружочка, и Тим вдруг понял, что в этих кружочках содержится вполне определенный смысл — это были иероглифы, и означали они «Зеленый Холм». Еще через мгновение Тим понял, что это — имя, и, скорее всего, имя самого учителя. Сай Ашан, стало быть. Только после этого до него дошло, что рисунок, расположенный выше, — тоже текст. Просто Тим до этого еще не встречал образчиков местной письменности, поэтому не сразу понял смысл учительских художеств. А написано там было следующее: «Внушение как подавление своей волей воли противника и защита от оного». Тим два раза перечитал текст, убедившись, что понял написанное правильно, потом вздохнул. Если здесь есть предмет «правописание», то Тиму стать в нем отличником совсем не светит — удобством и простотой местная письменность не грешила ни в малейшей степени.
Сай Ашан повернулся к классу, смерил его мрачным взглядом, потом снова повернулся к стене. Поднял руку с углем, и (Тим даже вздрогнул) стена вдруг совершенно очистилась — учитель не тер ее рукой или тряпкой, не стучал по ней и не нажимал никаких кнопок. Просто только что на стене был отчетливый узор, и раз — чистая стена без малейших следов черного. Сай Ашан выждал секунду и принялся рисовать очередной набор крючков. Тим вздохнул и признал, что кое в чем местные технологии совершеннее. «Возьмите стило в руку и приложите к бумаге», — прочитал Тим. Нахмурился, осмысливая прочитанное. «Стилом», очевидно, являлся карандаш — правда, было не совсем понятно, почему его переводчик перевел это слово именно так. Тим взял из пачки один из листов, осмотрел. Бумагой материал листа явно не был, скорее, это была какая-то материя с пропиткой, что-то вроде стеклоткани. Края листа были неровными, грязными и обгрызенными. Тим скептически разглядывал «бумагу», пока не ощутил на себе чье-то пристальное внимание. Поднял голову, встретился с пронзительным взглядом учителя, вздрогнул, опустил голову и, быстро положив лист перед собой, приложил к нему обожженную часть «стила». Ощущение тяжелого взгляда прошло, зато рука (его, Тима, собственная рука) вдруг самостоятельно пришла в движение и принялась рисовать на листе загогулины и линии какого-то замысловатого узора. Пару секунд Тим, отвесив челюсть, пялился на это чудо, потом возмутился. «Какого хрена?» — пробормотал он вслух и оторвал, правда с некоторым усилием, стило от бумаги. Рука дергалась и рвалась продолжить рисовать, поэтому Тим отложил стило в сторону и сунул руку под собственное седалище. Рука все равно продолжала вздрагивать, но так ее порывы сдерживать было проще.
